Для определения русских потерь надо сперва постараться установить потери противников России в борьбе с ее армией. Германия потеряла на Восточном фронте убитыми 317 тысяч человек, Австро-Венгрия – 450 тысяч, а Турция – 150 тысяч. Известно, что на Западном фронте потери англичан и французов убитыми почти в полтора раза превышали немецкие. По уровню вооружения и боевой подготовки русская армия, не имевшая в первые полтора года войны даже достаточного количества снарядов и винтовок, уступала как германской, так и английской и французской. К тому же она имела более значительное, в полтора-два раза, численное превосходство над противником, чем западные союзники. Поэтому можно предположить, что в борьбе с германскими дивизиями русские потери были относительно большими, чем на Западном фронте, и превышали немецкие вдвое. В борьбе же с австровенгерской и турецкой армиями они могли быть примерно равны потерям противника. Тогда общее число убитых в русской армии следует оценить в 1 234 тысячи плюс от ран и болезней умерло 306 тысяч человек, то есть немногим больше 1,5 млн человек, а Нелидович уверяет, что чуть больше положил один Брусилов!
Почему так плывут цифры особенно прямых потерь? – необъяснимо, но характерно для отечественной истории, особенно для ядовитых летописцев. Вроде бы целые институты и госархивы работают, а стал, например, писать книгу о Московской битве – запутался в потерях! Вот данные Института военной истории: общие потери советских войск составили 1 805 923 человека, из них безвозвратные – 926 244 человека. Из строя выбыли 7 командующих армиями, из них четверо погибли, трое оказались в плену. Но это если считать с начала операции «Тайфун». Безвозвратные потери Красной армии только в одной Московской битве на 500 тыс. человек превышают аналогичные потери вооруженных сил США, Великобритании и Франции, вместе взятых, понесенные ими за всю Вторую мировую войну.
По другим подсчётам продолжительность Московской битвы составила 67 суток – непосредственное наступление на Москву. Ширина фронта боевых действий – 700-1110 км. Общие потери – 1 021700 чел. Как видим, сама ширина фронта менялась и, естественно, по-разному учитывались действия и жертвы фронтов, соседних с главным – Западным, который возглавлял Жуков. А ведь это сражение было куда ближе по времени и по расстоянию к главным научным и прочим столичным институтам. Кроме того, даже при оперировании источниками крайне важна позиция исследователя или автора.
Например, Валентин Пикуль, как вспоминает в биографии его вдова, в последний год работал над романом о нефти, где, меняя название, хотел сохранить два определения – «грязная и жирная», и одновременно – над книгой о Сталинграде. «Я ждала, что вот-вот он сядет за свой рабочий стол, чтобы выплеснуть на бумагу еще несколько глав. Но результат его раздумий был, как это часто бывало, почти парадоксален. «Прокрутив» в своей голове Первую мировую войну, Валентин Саввич написал всего одну страничку. Не для романа, а скорее всего для себя. Я ни о чем не спрашивала Валентина, боясь отвлечь, сбить с мысли, которая и так металась, как птица в клетке. Собственно говоря, спрашивать ничего и не надо. Текст странички, написанной Пикулем, по крайней мере мне, говорил о многом, если не обо всем.
Познакомьтесь с его содержанием:
«Война 1914–1917… это была великая война великого народа с великой опасностью, и русский солдат выиграл эту войну, а не проиграл. Судите сами: ни единой пяди Русской Земли мы врагу не уступили. Кайзер сумел ценою неслыханных жертв отодвинуть наш фронт только в Царстве Польском, только в Курляндии – тогда как на юге армии Брусилова захватили обширные земли Австро-Венгерской монархии… Так стоит ли повторять всякую ерунду, будто царизм потерпел позорное поражение в Первой мировой войне? «Позорное поражение» потерпел советский строй в 1941 году, когда Сталин и его прихлебатели – ценою жизни миллионов – не смогли отстоять от Гитлера колоссальные западные земли и допустили немцев до Москвы, и даже до Волги. Сами же немцы, участники Первой мировой войны, говорили, что русский солдат в войне 1914–1917 годов был куда как более стойким!!!
Это еще надо выяснить – что такое «свободная мысль»? Сейчас, как говорят, наступило время свободы, а потому позвольте мне самому решать, какая мысль свободная, а какая нет, и какую мысль я разрешаю высказывать, а какую – следует запретить. Мы все-таки живем в мире демократии, а посему требую всеобщего послушания, иначе свободы вам не видать!»… Такая вот страничка, после которой Пикуль переключился на «Барбароссу». А роман о нефти так и остался незаконченным».
Запись, конечно, поспешная и не совсем корректная. Но каков разброс оценок в отношении Первой мировой! Вот лежит передо мной книжка того же Нелиповича С.Г. «Брусиловский прорыв. Кампания 1916» и там совершенно противоположные оценки плачевных итогов превознесённой Пикулем войны. Причём упреков и гадостей перечислено в адрес Брусилова да и Алексеева столько, что невольно думаешь: если лучшие командиры таковы, то что же о других-то говорить?
«До конца года, – пишет автор, имея в виду 1916 год, – по данным штаба фронта, направляемым ежедневно в Ставку, потери в результате наступления А. А. Брусилова составили: убитыми – 2 930 офицеров и 199 836 солдат, ранеными – 14 932 офицера и 1 075 959 солдат, пропавшими без вести– 928 офицеров и 151 749 солдат, всего 18 006 офицеров и 1 436 134 солдата. Австро-венгерский Северный фронт с мая по декабрь (включая действия под Барановичами и в Румынии) потерял 1 294 офицера и 43 764 солдата убитыми, 4 769 офицеров и 211 705 солдат ранеными и 5981 офицера и 371 818 солдат пропавшими без вести. Германские войска потеряли в полосе наступления Брусилова 140 тыс. убитыми, ранеными и пропавшими без вести.
Таким образом, соотношение потерь русских войск к потерям противника составило 2:1. Правда, русские войска захватили большое количество пленных и трофеев – 417 тыс. пленных, 1 745 пулеметов, 448 минометов и бомбометов, 581 орудие и другое военное имущество. Но людские потери были гораздо тяжелее – в 5 раз выше, чем у противника. Если учесть, что из миллиона раненых в мае-октябре 1916 г. в строй вернулось только 204 тыс. человек, то следует отметить, что русская армия была совершенно обескровлена».
Ну и развенчивающие выводы делаются соответственные: «Результаты кампании безусловно повлияли на обострение политического кризиса осенью 1916 г. Но были ли эти результаты итогом чьей-либо злой воли? Уже в то время во всем обвиняли Ставку, оказавшуюся неспособной координировать действия главнокомандующих на фронтах. Руководство армиями Юго-Западного фронта со стороны А.А. Брусилова тоже было не на высоте: он не владел обстановкой (это сказалось и летом 1917 г., когда он стал Верховным главнокомандующим), не мог объединить действия своих армий, не желал видеть просчетов в подготовке операции, был пристрастен к подчиненным, самоуверен в действиях. Но все эти факторы, наряду с реальными возможностями войск, боровшихся с врагом в условиях его технического превосходства, кажутся подчиненными в сравнении с основной чертой действий и М.В. Алексеева, и А.А. Брусилова. Операция не имела четко поставленной цели. Наступление развивалось ради самого наступления, в котором априори предполагалось, что противник понесет большие потери и задействует больше войск, нежели русская сторона. На той же основе были запланированы операции германцев у Вердена и у союзников на Сомме. Они также стали яркими примерами стратегии истощения, на деле обернувшейся самоистощением. Но если кровь германских, французских и английских солдат была возмещена хотя бы снятием с постов творцов этой стратегии – Э. фон Фалькенхайна, Ж. Жоффра, Р.Ж. Нивеля, – то А.А. Брусилов резко «пошел в гору». И лишь после провала июньского наступления 1917 г., которое велось по тем же канонам, что и в 1916 г., после разгрома под Тарнополем он был отправлен в фактическую отставку».
Все выводы делаются как в игре в солдатики: существуют лишь те воска и движения, что на полу, в стройных и опрокинутых рядах. А что творилось в тылах, кто вставал в строй, ради каких целей велась война и кто грел на ней руки? Разве прапорщики Гумилёв и автор писем из Коврова, фельдфебели Чапаев и Василевский не доказали, что солдаты бились мужественно и умело, что они разделяли наступательный пыл Брусилова? А вот автор развенчивающего труда убеждён, что наступление Брусилова привело к развалу русской армии ввиду: 1. плохого руководства операцией, 2. неудачного использования резервов. Битва превратилась в борьбу на истощение наподобие верденской и вызвала огромные потери (1,5 млн. против 0,8 млн. у австро-германцев), причем соизмеримых с затраченными усилиями стратегических результатов достигнуть так и не удалось. Итогом были деморализация армии и неспособность Российской империи как следует подготовиться к кампании 1917 г. (об этом читал также у Головина в книге «Россия в Первой мировой вой-не»). То есть начальный этап операции прошел успешно и по плану (Луцкий прорыв), а продолжение превратилось в очень неудачную и дорогостоящую импровизацию, которой лучше бы не было».
