В доме также есть комнаты герцога Веллигтонского, поскольку он гостил в Чатсуорт-Хаус. На стене одной из них висит портрет его заклятого недруга — Наполеона, кисти Бенджамина Роберта Хэйдона. Мы видим Наполеона со спины, смотрящим вдаль на море. Неудивительно, что он расстроен, — он только что потерял империю. Увы, даже интерьер дома на острове Святой Елены не способствовал поднятию настроения, скорее наоборот, зеленые обои в спальне Наполеона, можно сказать, свели его в могилу.
В 1821 году Наполеон умер в возрасте сорока одного года, а через пару лет на продажу выставили прядь волос, якобы принадлежавших полководцу. Правда, настоящая сенсация грянула через сто сорок лет после этого, когда прядь волос в очередной раз попала на аукцион и новый владелец провел химический анализ, в результате которого возник вопрос — действительно ли Наполеон умер от рака, как утверждали его личные врачи, или же за те шесть лет, что он провел в изгнании, случилось что-то еще? Дело в том, что в волосах были найдены следы мышьяка, что указывает на отравление.
В своих дневниках Наполеон постоянно жалуется на влажный климат и на нового губернатора сэра Гудзона Лоу, которого недавно назначили на этот пост. Как писал один из биографов Наполеона: «Вся трагедия ситуации заключалась в том, что тот, кто умел лишь командовать, стал узником того, кто умел лишь подчиняться приказам». Лоу отлично понимал это и тоже ненавидел Наполеона всем сердцем, но вот мог ли он убить его?
Есть еще одно возможное объяснение того, откуда в волосах полководца оказался мышьяк, и оно связано с краской. В конце XVIII века шведский химик Карл Вильгельм Шееле выделил чистый хлор и изобрел ярко-желтую краску, которая впоследствии получила название «желтый Тёрнера», поскольку британский промышленник украл рецепт, а затем, почти случайно, экспериментируя с мышьяком, получил зеленую краску потрясающего оттенка. В этот раз Шееле не повторил прошлых ошибок, запатентовал изобретение и сам стал производить новую краску. Правда, кое-что беспокоило химика. Об этом известно из его написанного в 1777 году письма к другу: Шееле считал, что покупателей стоит предупреждать о потенциальной опасности, поскольку краска эта крайне ядовита. Но в итоге жажда славы и денег пересилила муки совести, и вскоре новый краситель уже вовсю использовали для производства краски и обоев, а пребывавшие в неведении люди радостно наклеивали ядовитые обои на стены. Возможно, здесь и крылось объяснение загадки, отчего погиб узник острова Святой Елены. В 1980 году один британский профессор, выступая по радио, в шутку сказал, что ужасно хотел бы взглянуть, какими обоями была оклеена спальня Наполеона. Каково же было его изумление, когда пришло письмо от одной из слушательниц, которая сообщала, что может предоставить образец обоев, поскольку ее предок в свое время оторвал кусок обоев в комнате, где умер Наполеон. Обои оказались такие: на белом фоне зеленый орнамент в виде лилий, и анализ выявил наличие мышьяка.
Врачи довольно долго не реагировали на случаи отравления. Только в январе 1880 года, более чем через сто лет после того, как Шееле изобрел свою «убийственную» краску, исследователь по имени Генри Карр выступил перед членами Лондонского общества искусств, держа в руке образец очень симпатичных обоев для детской комнаты. Он сообщил, что эта невинная с виду бумага уже стала причиной смерти одного из его маленьких родственников, а два других серьезно больны, а потом привел еще несколько ужасающих примеров отравления мышьяком: некий инвалид отправился полечиться на море и чуть не умер в номере отеля, у рабочих начались судороги, и даже персидская кошка, просидев какое-то время взаперти в «зеленой» комнате, облезла и покрылась гнойниками.
На самом деле, как сообщил Карр, мышьяк содержала не только зеленая краска, но и некоторые сорта голубой, желтой, а также новомодная фуксия. Он обнаружил следы мышьяка в искусственных цветах, в скатертях, в тканях, поскольку промышленники пытались использовать новые химические красители, чтобы отказаться от природных и тем самым уменьшить себестоимость.
Большинство присутствующих пришли в ужас и согласились, что требуется срочно провести дополнительное расследование, но тут выступил с заявлением доктор Тудихум, который сказал нечто такое, что опасная краска использовалась в итоге еще сотню лет, несмотря на все предостережения. Для начала Тудихум назвал молодого Карра паникером, а потом заявил, что лично ему глаз радует вид ярких зеленых обоев, тогда как, глядя на уродливые серые, коричневые и желтые краски, которые изготавливают, не прибегая к мышьяку, он не может избавиться от мысли, что не хотел бы жить в такой комнате.
Многие художники разделяли любовь Тудихума к зеленому цвету, поскольку зеленый — это цвет природы. Тем не менее воспроизвести этот самый натуральный из всех цветов оказалось задачей непростой. Ченнини предлагал четыре варианта, как воссоздать яркую тосканскую зелень, и приводил рецепты, в каких именно пропорциях смешивать различные желтые краски с синими. В его палитре имелось три «зеленых»: натуральный, наполовину натуральный и один химический, но в них содержалась медь, и пускай краски не были ядовитыми, но идеальными их тоже назвать язык не поворачивался. Натуральный зеленый — это так называемая краска «терраверте», которой рисовали лица, а потом наносили поверх слой известковых белил и киновари. Так, к примеру, нарисован лик Манчестерской Мадонны Микеланджело. Эту практику популяризовал Джотто, и к ней время от времени прибегали многие художники вплоть до Тьеполо в XVIII веке. Иногда розовый пигмент выцветал, поэтому на старых полотнах лица порой имеют нездоровый зеленоватый оттенок.
Наполовину натуральной Ченнини именовал краску на основе малахита, который находили на медных копях вместе с азуритом. Нам кажется странным, почему минеральный краситель назван «наполовину натуральным», но Ченнини жил в мире алхимии, и для него малахит был камнем алхимиков. По рецепту Ченнини, малахит требовалось растереть в крошку, но не слишком мелкую. Кстати, малахит очень уважал Плиний, считавший, что этот камень может защитить от злых духов, а в Германии вплоть до конца XVIII века малахит называли «страшным камнем» и использовали, чтобы отгонять демонов. В качестве красителя малахит, скорее всего, применяли древние египтяне — им рисовали картины и его наносили на веки. Считалось, что такие «тени» вкупе с сурьмой защищают чувствительную кожу вокруг глаз от солнца. Китайские художники брали малахитовую крошку, чтобы рисовать ореол вокруг головы Будды. В течение столетий этот пигмент пользовался популярностью по всему региону от Тибета до Японии. Самая же лучшая зеленая краска получалась, по мнению китайцев, из камня «цвета лягушачьей спинки». В XIX веке русский царь Николай I монополизировал добычу лучшего малахита. В 1830 году его супруга распорядилась обустроить в Зимнем дворце Малахитовую палату.
