— Ладно, иди. И впредь фильтруй базар!
Вадим поспешил убраться восвояси от ока недремлющей московской милиции, хотя нынешние «свояси» пока не привлекали ничем занимательным.
Дома Анфиса встретила его радостной улыбкой, чем в одну секунду развеяла все нахлынувшие было волны обиды на человеческие отношения. К тому же на круглом столе в большой комнате, на самом видном месте лежал тот самый пресловутый паспорт, без которого на улицах столицы теперь, видимо, не обойтись. Вадим обрадованно схватил и спрятал документ во внутренний карман, но, интуитивно почувствовав что-то нехорошее, круто обернулся к внимательно наблюдавшей за ним девушке. Колючий взгляд Анфисы не сулил ничего хорошего, и Вадим понял, что его подруга не преминула заглянуть в обнаруженный документ. Это понятно. Глаза девушки светились такой настороженностью, что Вадиму стало не по себе.
— Ты почему-то забыл поведать мне, глупой, что у тебя сейчас другие имя и фамилия. Что случилось, Вадим? Поверь, я не для того ждала тебя столько лет, чтобы отдавать наше будущее в руки слепого случая, который в любой момент может ворваться, встать меж нами и снова всё исковеркать. Я хочу знать обо всём, что случилось с тобой в Афгане, и обо всём, что произошло после. А также, почему ты не возвращался в родной город столько лет. Да бог с ним, с городом. Если ты меня любил всё это время, то мог бы приехать хотя бы ко мне.
Вадим понял, что скрывать свои похождения не имеет смысла, ибо был поставлен перед дилеммой: либо оставаться с долгожданной и до сих пор любимой женщиной, либо продолжать охоту, которая за долгие годы укрепилась в сознании и превратилась в маниакально-навязчивый синдром.
— Видишь ли, Анфиса, — начал Вадим издалека, — я, конечно, мог бы тебе соврать, сочинить что-нибудь этакое в стиле американского вестерна с русской начинкой и преподнести под французским соусом «Марешаль», но не хочу говорить неправду…
— Вот и не говори, — оборвала его Анфиса. — Если то, что я хочу узнать, связано с какими-то твоими личными неприятностями, можешь ничего не говорить, я пойму.
— Странная ты, — покачал головой Вадим. — То рассказывай, то не рассказывай… Ладно. Наверное, действительно надо всё кому-то рассказать, а кроме тебя, у меня никого на этом свете не осталось… — Вадим прервал начатую исповедь, пораскинул мозгами и продолжил: — Наверное, тебе надо знать всё с самого начала… И он принялся рассказывать любимой женщине обо всём, что за истекшие годы случилось с ним и Сергеем тайного, явного, непредвиденного и мистического.
История жизненных приключений и неурядиц показалась Анфисе настолько необычной и занимательной, что она невольно заслушалась. Шутка ли: таких приключений из пальца не высосешь, тем более не сочинишь, лёжа на печке или вагонной полке. Да и приключениями-то всё прошедшее назвать можно было с большой натяжкой, потому что везде и всюду проглядывала битва за выживание, за кусок омытого кровью золота и за выныривание из болота. К тому же выжившие выбирались из этого болота по головам утопающих.
Это было страшно, но Анфиса ни разу не прервала долгий исповеднический рассказ любимого. Наоборот, со свойственной только женщинам хватке, она попутно анализировала услышанное и даже вносила какие-то пометки в записную книжку.
— Да, товарищ Кудрявцев, твою автобиографию можно прямым ходом к сценаристам на «Мосфильм», — подытожила Анфиса. — Тем более, говорят, что нашим киношникам пронзительных тем не хватает. А твоих злоключений хватит на целый сериал.
— В принципе, я не против, — решил подыграть ей Вадим. — Вот только кого в главные герои прописать? Я не подхожу по социальной значимости и многим отрицательным наклонностям; подполковник Лиходеев тоже — по известности в неизвестных кругах правительства и чекистской лояльности; разве что бывший мой начальник, тогда ещё полковник, командир Московского погранотряда на Пянджском направлении товарищ Бурякин подойдёт. Кстати, я его видел здесь третьего дня.
— Как? — поразилась Анфиса. — Когда успел? И где?
— Скажу честно, первым порывом по приезде в Москву у меня было желание увидеть тебя, увидеть во что бы то ни стало, поэтому сразу поехал на станцию «Киевская». Мне было плевать, что у тебя скорее всего давно уже семья, новый уклад жизни, что за последние годы сложились какие-то незнакомые мне привычки и что своим неожиданным появлением я могу доставить тебе массу неприятностей. Мне было всё равно. Не знаю, почему. Может, просто потому, что ты меня не оставляешь в покое всю мою сознательную жизнь, не можешь забыть. Вот и я, как то кривое зеркало, тоже не могу забыть тебя. Просто, увидев, во что превратился майдан Киевской площади, я ахнул в душе и решил первым делом ознакомиться с одним из самых гламурных столичных домов. Ведь о личности судят по одежде, а потом уже начинают уважать за ум. Вот так и мне хотелось посмотреть, какой моя Москва предстанет передо мной сейчас, в нынешнем обличье концерна «Европейский».
— И что? Какое впечатление?
— Знаешь, не очень хорошее, — признался Вадим. — Видишь ли, кому-то очень надо уничтожить уникальность города не только как архитектурной жемчужины, а как центра самобытности вообще. Причём не только столицы, получившей прозвище Третий Рим, а национальности — русский. Не удивлюсь, если толпы иноверцев, наводнившие город, потребуют переименовать её в Москвабад или, того хуже, в Нью-Москоу-сити. Вместо столицы могучего государства Москва стала выглядеть грязным международным базаром, где всё можно купить и, самое главное, где всё продаётся. Правительства меняются, меняются идеологии, только люди остаются всё теми же. Москва давно погибла бы без москвичей, считающих этот город своим родным, корнями, основой, без которой невозможно что-нибудь воздвигнуть, а тем более новое и удивительное. Но дело не в этом. На одном из верхних этажей соседнего здания, — Вадим ткнул пальцем в окно, за которым виднелись стены торгового центра «Европейский», — на этаже, где находится гостевой гараж, я неожиданно столкнулся с какими-то правительственными чиновниками, решившими посетить гламурный торговый центр с кинозалом и катком. Наша страна инертна, и как в Древней Руси, как в советское время положено было встречать с поклонами именитых гостей, так и сейчас. Но вот что важно: среди встречавших был один мой давешний знакомый, рожу которого я буду помнить всю жизнь. Это мой командир, полковник Бурякин, с подачи которого офицеры пограничного гарнизона устроили нам с Сергеем суд офицерской чести. Ты об этом знаешь. Именно после этого мы попали рекрутами в подразделение бена Ладена, где, к счастью, не прижились. Но Сергея при переходе через границу подстрелили! Я тебе ещё не говорил, но он знал, что его подстрелят! Ему перед этим было видение! И братишка завещал мне отыскать такое яйцо.
С этими словами Вадим вынул из своей сумки большое, чуть ли не страусовое яйцо из яшмы, на боку которого виднелась продолговатая щель. Анфиса осторожно потрогала пальчиками любопытную вещицу и взглянула на любимого:
— Послушай, я не знала, что мужики нынче курочками-рябами подрабатывают! Похоже, ты его снёс прямо в той пещере? Так ты действительно только из-за этого показал своему начальству место, где был спрятан клад?
— Да, нашёл в той самой пещере. Оно выкатилось мне под ноги, будто само старалось напомнить о предсмертном завещании брата. А клад… Собственно, мне всегда было наплевать на деньги, — пожал плечами Вадим. — Впрочем, и у меня от сказочного клада что-то осталось. Совершенно случайно я подобрал потом в пещере эти два камушка. — Вадим вытащил заветные алмазы и положил на стол рядом с яшмовым яйцом. — У меня, вообще-то, было три камушка, которыми я жонглировал в пещере незадолго до выстрела, но третьего найти не удалось. Думал сначала на деньги обменять, но как-то не получилось. Зарабатывал на жизнь другими способами. Не совсем чистыми, но в условиях нынешней страны, когда любой человек ходит по острию ножа каждый день, каждую минуту, это можно понять. Зато сейчас, если ты не против, можно на эти камушки устроить нам свадьбу.
Анфиса резко повернулась к беглецу, и глаза её сузились.
— Видишь ли, женой татарина я быть не собираюсь, — отрезала она. — Разве что ты восстановишь свою прежнюю фамилию. У меня, к счастью, даже связи в центральном паспортном есть, так что тюрьма тебе не грозит. Но кое-каких неприятностей всё-таки не избежать. Согласен? — Посмотрев на кислую гримасу, исказившую лицо Вадима, Анфиса весело рассмеялась: — Да не куксись ты, вояка! Всё будет хорошо. Ты мне веришь?
— Тебе — да. Совдеповскому паспортному столу — не очень.
— Но придётся, — резюмировала Анфиса. — Я согласна, что рыба с головы гниёт, только кто эту голову для себя выбирал? И ты, и я, и наши родители. Так что нечего зеркало винить, коли рожа крива.
