Исподволь накипавшее раздражение лишь усилилось после знакомства с заменившим генерала Фигероа подполковником Гутьерросом. Он встретил гостя небритым и почти сразу сослался на нездоровье. Скрывая мгновенно возникшую неприязнь к человеку, который явно не по достоинствам занял высокий пост, Врангель кратко изложил цель своей поездки, упомянув об отношениях, сложившихся между ним и Фигероа посредством переписки, и об обещании покойного губернатора оказать гостеприимство во время посещения Монтерея и содействовать в установлении контактов с руководителями Мексики.
Выслушав его, мексиканец с полминуты молчал, раздумывая о чем-то, и когда пауза грозила стать неприличной, спросил:
— Кроме генерала Фигероа у вас, барон, не было прямых отношений с кем-либо из представителей кабинета министров нашей республики?
— Нет, таких связей я не имел.
Никола Гутьеррос достал платок и с видимым облегчением вытер пот со лба. Кажется, он опасался, не скрыл ли иноземный визитер какие-либо важные козыри. Дай он сейчас промах, и эти козыри впоследствии могут быть сыграны против него. Вложив в голос некоторый оттенок скорби, Гутьеррос с повадками плохого провинциального актера покачал головой и бессильно развел руками:
— К сожалению, генерал Фигероа скончался столь внезапно, что не успел ничего сообщить о вашем, барон предстоящем визите, не говоря о более серьезных вопросах, относящихся к управлению этим краем, какие следует иметь в виду его преемнику. Вы обсуждали вопросы высокой политики, как установление дипломатических отношений между Россией и Мексиканской Республикой. Но я человек маленький; высокая политика не моего ума дело. Злоупотребления чиновников, поиски и наказание дезертиров из армии, борьба с контрабандой, которая, увы, все еще процветает, — вот то, что я готов делать на вверенном мне посту. Брать же на себя лишнего не хочу и не имею права. В архивах покойного генерала я не копался, о вашей переписке и обещании Хосе Фигероа содействовать вам сужу по вашим словам. Сами видите, положение мое затруднительное, хотя у меня и нет оснований не доверять вам. Я не буду препятствовать вам в следовании по намеченному маршруту до Сан-Блаза, но все дела, связанные с получением паспорта для путешествия через Мексику, вам придется решать самостоятельно, через консульских работников в Тепике. Это недалеко от Сан-Блаза. Я был бы рад оказать вам такое же гостеприимство, какое собирался оказать покойный генерал, но, увы, приболел. Впрочем, если не боитесь заразиться, можете пока пожить в моем доме со всем вашим семейством.
Последнее предложение было сделано таким тоном, что всякий визитер, считающий себя человеком неглупым, должен был сразу его отклонить, что Врангель в вежливой форме и сделал. Тем более что на обычное в таких случаях приглашение отобедать на борту «Ситхи»
Никола Гутьеррос ответил, что с удовольствием посетил бы русский корабль, но из-за плохого самочувствия вынужден отказаться.
Тем лучше для нас, подумал Врангель. Терпеть общество этого человека с весьма плохими манерами ему было бы тяжко.
Единственное, в чем временный губернатор согласился пойти навстречу, было обещание удовлетворить просьбу гостя отправить одного пассажира с русского корабля в форт Росс, куда не удалось зайти из-за плохой погоды. Но в обмен за услугу подполковник тут же попросил подкинуть до Сан-Блаза местного чиновника и местного злодея, отсидевшего в Монтерее несколько лет в тюрьме и долженствующего по приговору суда проследовать на постоянное поселение в Техас.
— Он кто, бандит? — счел нужным уточнить Врангель.
— Хуже — убийца. Прикончил из ревности собственную жену. Но вы ни о чем не беспокойтесь. При нем будет охранник.
Это уже трое пассажиров в обмен за одного, прикинул Врангель.
На том сугубо официальная беседа завершилась.
По пути к пристани Врангель завернул с помощью знавшего город извозчика к особняку купца-шотландца, с которым довелось некогда познакомиться в то лето, когда навещал Росс. Сей купец, Дэвид Спенс, лет тридцати семи, женился на дочери мексиканского чиновника и сам пять лет назад принял, в интересах, разумеется, собственного дела, мексиканское гражданство. При знакомстве в районе Сан-Франциско Спенс сообщил кое-какие любопытные сведения о переменах в Калифорнии при мексиканском правлении и был так любезен, что на всякий случай даже оставил свой адрес в Монтерее.
Вот и его дом, окруженный ухоженным садиком. Хозяин, к счастью, оказался дома.
— О, — приветствовал он посетителя, — барон Врангель! Какая неожиданная и от того вдвойне приятная встреча!
Шотландец пригласил на чашечку кофе, познакомил с очаровательной женой, мексиканской креолкой Долорес, с сочувствием выслушал рассказ Врангеля о неудаче, постигшей его в связи с безвременной кончиной генерала Фигероа. На осторожное сетование гостя, что не встретил понимания своих нужд со стороны подполковника Гутьерроса, Спенс весело ухмыльнулся и ответил:
— Вы новичок в наших краях и потому совершили одну вполне простительную ошибку. Как только высадитесь в Сан-Блазе и начнете путешествие к Мехико, вы усвоите важную заповедь: любое препятствие может быть устранено, когда имеешь дело с мексиканцами, если войти в положение республиканского чиновника более или менее высокого ранга. В зависимости от его положения и содержания вашей просьбы не мешает предложить ему некоторую сумму на благотворительные нужды, скажем на ремонт местной церкви. Каждому истинному патриоту Мексики приятно, когда собеседник не равнодушен к вопросам реставрации старины и созданию благоприятных условий для отправления верующими религиозных обрядов. Подобную чуткость здесь весьма ценят!
— Понимаю, на что вы намекаете, но давать взятки не привык, — суховато ответил Врангель.
— Да я же говорил о благотворительности! — будто обиженный непониманием, укоризненно вздохнул шотландец.
Как бы между делом Врангель упомянул, что у него остались приятные воспоминания при первом посещении Монтерея в юные годы, о поездке в католическую миссию Сан-Карлос, и хотелось бы, если уж вновь занесла сюда судьба, съездить туда вновь вместе с женой. Может ли он рассчитывать на содействие в организации этой поездки?
— Для вас все можно! — одобрил купец. — И мы с Долорес, если не возражаете, с удовольствием составим вам компанию. Экипаж и верховых лошадей я беру на себя.
Договорились встретиться на следующий день в районе порта.
Для дам Дэвид Спенс подготовил кабриолет. Вместе с баронессой, ее горничной и малышом Вилли в экипаж села и супруга шотландца. Врангель, Спенс и два офицера с «Ситхи» следовали верхом на лошадях.
Дорога к миссии тянулась живописными долинами с дубовыми рощами и тучными лугами. Лица освежал дувший с моря ветерок.
Через час пути открылся уже знакомый Врангелю шпиль готической колокольни. У ворот миссии спешились, и дамы вышли из экипажа. Шотландец, взявший на себя роль провожатого, пошел отыскивать кого-либо из нынешних хозяев и вернулся с хмурого вида чернобородым мексиканцем, бросившим на гостей подозрительный взгляд, словно они прибыли сюда с тайными и не вполне благовидными целями. Как он был непохож на приветливого испанца падре Хуана, родом из Кастилии, когда-то радушно встречавшего заехавших в католический приют офицеров с «Камчатки». И если бы только это! Прежде любовно ухоженная усадьба миссионеров ныне повсюду являла следы запустения. Стены просторной конюшни обвалились. Рухнули в нескольких местах и стены высокого забора, ограждавшего фруктовый сад от губительного воздействия холодных ветров. Да и сам сад захирел. Среди отягощенных плодами оливковых и грушевых деревьев сиротливо торчали голые ветви засохших яблонь. Оставленные без присмотра быки и коровы свободно проходили через провалы в каменной стене, щипали траву и почесывали бока о стволы, норовя как бы играючи повалить те из них, что непрочно держались в почве.
Но малыш Вилли, лишенный возможности сравнения с прошлым, с восторгом воспринимал эту диковатую красоту, увлеченно бегал меж деревьев и просил мать сорвать для него тот или иной плод.
— Это чужой сад, и нас могут заругать! — увещевала его Елизавета Васильевна. Сама же она ходила под ручку с новой подругой, почти сверстницей Долорес, и пыталась говорить с ней по-испански. Первые уроки разговорной речи были усвоены ею еще при посещении Росса два года назад.
Раньше, вспоминал Врангель, можно было видеть во дворе миссии очищавших бобы индейцев, другие сушили мясо, третьи работали на полях. Теперь же работающих не наблюдалось, и встретилась лишь древняя, почти столетняя старуха-индеанка, своего рода местная достопримечательность: она, с обычным для него недовольным видом пояснил мексиканский священник, живет здесь со дня основания миссии, была окрещена одной из первых и даже помнит высадку в этом краю французского мореплавателя Лаперуза[40].
