Еще полгода назад за медлительность он врезал бы прикладом автомата зеку между лопаток, но сейчас сержант не испытывал раздражения. Наоборот, было даже интересно понаблюдать за зеками, выходящими за порог колонии. Оказавшись на улице, пусть даже под стволами автоматов, они по-настоящему хмелеют, словно и вправду оказались на воле. Трудно объяснить, что на них так действует: вид цивильных зданий, интерес прохожих или, может быть, нечто неуловимое, недоступное пониманию свободного человека.
– Хорошо на воле, начальник!
Сержант усмехнулся. Если разобраться, то между ним и зеком не было особой разницы. Он тоже отбывал свой срок, но, в отличие от заключенных, жил за пределами зоны.
– Ничего, надышишься еще.
– Твоими бы устами да мед пить.
Крот под прицелом автоматов бодрым шагом направился к «воронку». Слышалась мирная мелодия – это насвистывал солдат-первогодок. Судя по его довольной физиономии, служба у него шла неплохо.
В темноте Крот не сразу разглядел сидевших за решеткой людей, но, приглядевшись, восторженно воскликнул:
– Ба! Кого я вижу!
– Кошку рыжу! – отозвался задорный голос Цыгана.
Громко хлопнула металлическая дверь, замкнув в решетчатом пространстве трех зеков. Подобные перемещения были для них не в диковинку. За время следствия заключенным приходилось бывать в местах, где они набедокурили. Отсидев по разу, они побывали на многих пересылках и тюрьмы нахлебались до самого горла. Но часто подобные перемещения были предсказуемы ходом расследования, и о том, как следует вести себя далее, они получали «малявы»-инструкции от своих подельников. На сей раз все было по-иному. Их подняли ночью. Следовало ожидать, что какой-нибудь вампир-следак решил попортить им кровь ночной беседой. Однако вместо предполагаемого допроса их под охраной вывели за ворота и посадили в «воронок». Если бы подобное похабство произошло в тридцать седьмом, то не приходжилось бы сомневаться в том, что «воронок» торопится к ближайшему оврагу, где их поджидают штатные палачи. В нынешние времена подписи одной «тройки» было бы явно недостаточно.
По обе стороны от решетки, уныло посматривая в темень, расположились два солдата. Они успели отслужить по полгода и с тоской думали о том, что даже после наряда не получится покемарить. Разжиревшие от безделья «деды» придумают какую-нибудь хохму в виде стыковки двух космических кораблей, когда надо голыми задницами пятиться друг к другу до полного контакта, или просто заставят травить байки из гражданской жизни.
– Куда едем? – поинтересовался Серый.
Вопрос не праздный. Другое дело, что его не должен был задавать Серый – с его «подвигами» такой вопрос выглядел дурацким. Уж он-то наверняка знал, что остаток жизни ему придется пребывать на казенных харчах.
– Я тут получил весточку с воли, от Коляна, – понизил голос Крот. – Пишет, чтоб мы держались.
«Воронок» быстро ехал по затемненным улицам. Краснощекий сержант сидел на офицерском месте и поглядывал по сторонам. Накануне к нему подошел майор Захаров, дружески похлопал по плечу и предложил поступать в школу прапорщиков. От лестного предложения сержант отказался и теперь очень боялся, что майор в отместку задержит ожидаемый дембель.
Внезапно сержант увидел справа частые вспышки, и в следующее мгновение стекла грузовика разлетелись вдребезги. Машина вильнула и, потеряв управление, впрыгнула передними колесами на бордюр тротуара. Что-то тяжелое упало сержанту на плечо, и он не сразу сообразил, что это разбитая голова шофера. Проехав еще несколько метров, «воронок» врезался в угол здания. Удар получился сильный, капот смяло словно фольгу, а мотор почти на метр выпер в кабину, сорвал панель и раздавил грудную клетку краснощекого сержанта.
– Лежать, суки! – заорал плотный крепыш, вынырнувший откуда-то из темноты. В руках он держал АКМ. – Лежать, а то пристрелю!
Предупреждение было напрасным – ошалевшие от неожиданности охранники и не думали сопротивляться.
– Ключи! – заорал крепыш, ткнув одного из солдат стволом в скулу.
– Сейчас, сейчас, – заторопился солдат, в ужасе чувствуя, что ключи зацепились за подкладку.
– Быстрее, сучара!
– Вот они.
– Сам открывай, сука! – прорычал крепыш, вновь тыкая охранника стволом в лицо. Рот солдата наполнился кровью.
. – Сейчас… Сейчас…
Руки парня тряслись, он долго не мог попасть ключом в замочную скважину.
– Ты что, издеваешься, сучий потрох? Или тебя пристрелить, как этих козлов?!
Отвечать было глупо. На счастье солдата, в этот момент ключ вошел в замочную скважину. Солдат два раза повернул его и распахнул дверцу.
– Лежать!! – заорал крепыш, заметив, что второй солдат начал приходить в себя после удара затылком о борт машины. – Лежать!
Врожденная крестьянская хитрость подсказала солдату, вновь закрыв глаза, притвориться покойником.
– Выходим!.. Быстро! – орал крепыш, размахивая автоматом. По его свирепому взгляду и стиснутым челюстям было ясно, что он готов стрелять.
– Ну, бля буду, вовремя! – выглянул из глубины фургона Крот. Улыбка у него была широкая, бесшабашная. – Как чуяла моя душа! Если бы вы знали, родненькие, как я рад вас видеть!
Он спрыгнул из кузова на землю.
– Ну, братки, вы и даете! Поаккуратнее не могли, что ли?! – закричал Серый. – Я так лбом звезданулся, что до сих пор в башке маяки мигают!
– Быстрее! – торопил крепыш. – Сейчас здесь лягавые будут. В машину!
Темно-зеленый «Гранд чероки», подобный зловещему ангелу ночи, вырулил из темной аллеи под тусклый свет фонаря и остановился подле разбитого грузовика.
Один за другим в джип попрыгали бывшие подследственные, и «Гранд чероки», мгновенно набрав скорость, скрылся за ближайшим поворотом.
* * *Федор устало опрокинулся на спину.
– Уф! Ты все-таки потрясающая баба! Такого кайфа, как с тобой, у меня ни с одной милашкой не было.
Надежда с готовностью поднырнула Федору под руку и призналась в ответ:
– И у меня ни с кем такого не было, как с тобой.
– Вот как? – искренне удивился Угрюмый. – А много у тебя мужиков-то было? Я ведь и возревновать могу.
– Не имеешь права, ты мне не муж! – дерзко отреагировала Надежда. – Так что с кем хочу, с тем и гуляю.
– Если бы Колян узнал про твои похождения, он, наверное, убил бы тебя? – спросил Угрюмый.
Сейчас Надежда была особенно хороша. Щеки румяные, в глазах азартный блеск, словно молодуха не баловалась на перине с добрым молодцем, а пришла с обжигающего мороза.
– Не наверное, а точно, – помрачнела Надежда. – Я даже подумать об этом боюсь. А сам ты за себя не опасаешься? – хитро посмотрела Надежда на Угрюмого. – Он ведь и тебя тоже не пожалеет.
Такой разговор между ними заходил уже не однажды. Он щекотал нервы и заставлял острее чувствовать жизнь. Федор поначалу воспринимал Надежду как некий случайный эпизод в своей жизни, не имеющий перспективы, но с каждой новой встречей убеждался в том, что Надежда затягивает его все больше и перед ее чарами он ощущает полнейшее бессилие. Нечто подобное, видимо, испытывает лось, угодивший в непролазную трясину сразу четырьмя ногами. Остается только задрать голову и зареветь от великого отчаяния на всю вселенную.
– Не пожалеет, – в который раз согласился Федор. – Только зачем ты спрашиваешь? Говорили уже об этом. Только тоску наводишь.
Следовало расстаться с Надеждой, пока их прелюбодеяние не получило огласки, но сил на такой шаг не хватало. Было страшно даже подумать о том, что ее тело будет недоступно для его рук, словно сокровища Оружейной палаты. И вместе с тем Федор отчетливо сознавал, что им никогда не быть вместе.
– Ты о чем думаешь? – рука Надежды легла на его живот, скользнула ниже, нежно погладила бедро, и Федор с удивлением обнаружил, что силы его еще не иссякли и под самое утро он сумеет удивить свою даму сердца очередным подвигом.
– Я думаю о тебе, – поймал Федор руку Надежды. – Разве возможно думать о чем-то ещё, находясь с тобой рядом?
Ее ладони творили чудеса – даже китайский массаж в сравнении с магией ее пальцев смахивал на обыкновенное шарлатанство.
– А Колян тебя каким способом любит? – вдруг весело поинтересовался Угрюмый.
– Он по-разному любит и тоже большой выдумщик, – ласково проворковала Надежда.
Подначки не получилось. Неожиданно Федор ощутил ревность, да такой страшной силы, что едва не задохнулся от избытка чувств.
– Он старается везде преуспеть, – горько поморщился Угрюмый. Делить Надежду ни с кем не хотелось, но и не делить было невозможно. – Видно, глубоко тебя пашет? – поинтересовался Угрюмый, причиняя себе еще большую боль.
– Все от настроения зависит. – Надежда высвободила руку, и ее ладонь вновь отправилась в свободное путешествие по его телу, причиняя наслаждение даже малейшим прикосновением. – Бывает, так пройдется, что я потом пару дней врастопырку хожу.
