- Лэрзен, - пригладив короткие волосы, я обернулась к своему спутнику, уничтожавшему последние следы нашего пребывания в комнате, - а долго мне быть Даном?
- У заклинания потенциал максимум ещё на две недели. Что, уже надоело?
Я кивнула, уныло покосившись на сумку со своими новыми, ни разу не надетыми вещами. Не хотелось бы остаток жизни провести в чужой оболочке. Хоть что-нибудь своё у меня будет?
- Хорошо, сниму я его с тебя, - сжалился Лэрзен, кидая мне безрукавку. – На твой страх и риск. Будем надеяться, что медирский и лайонгский Наместники не дружат. Погоди, не прыгай, я же не сказал, что прямо сейчас это сделаю. Потерпи пару дней.
От волнения, связанного с предстоящей встречей с родными местами, я практически не позавтракала – с некоторых пор, типичное начало моего утра. Даже и не вспомню, когда я в последний раз получала от еды удовольствие. А ведь я люблю готовить, не скажу, что великая кулинарка, способности у меня средние, зато делаю это с душой.
Сколько раз я что-то мурлыкала себе под нос, орудуя сковородками на своей кухоньке! Неспешно пила утренний кофе в выходной, безмятежно строя планы на предстоящий день. Да что там в выходной, даже торопливо заглотанный перед работой завтрак и тот доставлял больше радости, чем моё теперешнее унылое движение челюстей.
Хорошо хоть волнение сегодня было окрашено в светлые тона. Волнение предвкушения.
Медир – город более открытый, чем Лайонг. В том смысле, что стражники дежурят у ворот для проформы, ни у кого документов не проверяют. И зелени в нём много, мы как раз в одном из зелёных окрайных районов жили. Отдельный собственный домик, небольшой сад… Жива ли ещё моя любимая груша, которую мы с мамой посадили в день моей инициации – посвящения природой в девушку? Сколько мне тогда было, двенадцать?
Казалось, у меня остановилось, замерло сердце, когда я увидела сторожевые башни Медира. Квадратные, прочные, с детства ассоциировавшиеся у меня с надежностью и незыблемостью бытия, они опоясывали город, будто сжимая его в объятиях. Беспристрастные, равнодушные к людским тревогам.
Миллионы запахов, выкристаллизовавшихся в морозном воздухе и оттого ставшие необычайно яркими, сильными, чёткими, разом ударили в нос. На глазах навернулись слёзы.
Я старалась не плакать, честно старалась не плакать, но это было сильнее меня. Так и сидела, надвинув на голову капюшон, пригнувшись к шее пони, отвернувшись от Лэрзена.
Постыдная слабость только усилилась, когда я узнала начальника караула. Давний друг нашей семьи. И будто не изменился, всё такой же крепкий, плечистый, энергичный – а ведь капрал уже не молод, он на десять лет старше отца. Странная, неправильная с точки зрения субординации у них была дружба: капрал и лейтенант, но они на чины не смотрели.
Капрал Нойт был частым гостем в нашем доме, всегда приносил мне какой-то гостинец; он казался мне продолжением отца. Интересно, а поверил бы он в то, что дочь его закадычного друга стала преступницей? Может, стоит ему довериться, нужно же кому-то доверять, а то жить так тошно, что можно сразу в петлю…
Но, как бы мне ни хотелось, сейчас я не имела права выдать себя. Для всех – я мальчик, для всех я приезжий, чужак.
Ворота мы миновали без проблем: благонадежно выглядящих путников всегда пропускают, документами интересуются редко, разве что поступил какой-то запрос от местного отделения Имперского сыскного управления. Но оно у нас тихое, сонное, занимается в основном воришками, мошенниками и шарлатанами.
Под копытами гулко отдавалась мостовая – совсем как моё сердце.
Я ехала впереди, показывая дорогу. Молчала, потому что знала: стоит заговорить, как разрыдаюсь в голос.
По центральной улице до первого перекрёстка, направо по бульвару, пересечь Факельную площадь, нырнуть в тень Улицы лавочников, выбрать первый поворот налево, по переулку до Восточной дороги и далее, не сворачивая.
Вот он, наш квартал.
Время остановилось, я снова иду в школу, а родители (сегодня мать оставалась на ночь) что-то говорят мне вслед.
Те же деревья, те же деревянные мостки тротуара, те же домики, те же оголённые зимой липы – всё то же! Моя Липовая аллея будто стала мостом в прошлое.
Груша. Моя груша. Растет, приветствуя меня корявыми пальцами морщинистых веток.
Не выдержав, я отвернулась, остановила пони у забора соседей и, наплевав на правило, гласившее, что мужчины не плачут, разрыдалась. Я девушка, передо мной – мой чужой дом, хранящий память о моих родных, годах надежд и безмятежного счастья, я имею право плакать.
- Твой дом? – Лэрзен с поразительно безразличным видом рассматривал место, где я появилась на свет. Небольшой фахверковый домик с мансардой, в которой я и жила. Теперь там встречают рассветы дети моего кузена – я продала дом ему. Не смогла совсем расстаться с ним, отдать чужим людям, а тут как раз сын младшей сестры матери жильё в Медире подыскивал. Он тогда только-только женился, а, как известно, двум хозяйкам на кухне не место, вот и решил съехать из-под родительского крова. Деньги у них кое-какие были, впрочем, много я и не взяла – родная кровь. На средства, вырученные от продажи дома, присовокупив к ним небольшое наследство, оставленное матерью, я и приобрела свой лайонгский домик. Вернее, домишко, потому что медирский дом был намного больше.
Я кивнула, захлебнувшись очередным всхлипом.
Как же мне хотелось влететь в этот дом, обнять кузена, прикоснуться к теплу знакомых вещей! Чтобы всё было, как прежде. Чтобы я была такой, как прежде.
- Успокойся, не скули на всю улицу. На тебя скоро пальцами показывать будут.
Не знаю почему, но его слова меня взбесили.
Да пошёл ты, помешанный на заклинаниях тёмный маг! У тебя-то настоящего дома никогда не было, ты никогда никого не любил, для тебя и родители – пустой звук. А я человек, нормальный человек, у меня есть чувства, эмоции… Что у тебя есть в жизни? Выпивка, деньги, продажные женщины? Ты убиваешь за золото, насылаешь проклятия на совершенно незнакомых тебе людей, ты упиваешься силой и страхом, ты никогда не понимал и не поймёшь. Хоть бы капельку тебе жалости, хоть бы частичку чего-то светлого! Хотя, чего я хочу, у тебя же от рождения нет сердца!
Ни жалости, ни сострадания, ни любви, ни сочувствия; тебе ничего не дорого, кроме собственной жизни.
Шмыгнув носом, я тронула поводья пони. Решено, я войду в этот дом, я обо всём расскажу кузену. Он не выдаст, он поможет мне. Займу у него денег, заплачу магу, только пусть сначала расколдует. И всё, разбежались!
- Дан, ты куда собрался? – нахмурился Лэрзен. То ли догадался, то ли прочитал мои мысли.
Я хотела колко ответить, но промолчала, скользя пальцами по выщербленным дождями доскам забора. С такой же нежностью, наверное, гладят собаку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
