Но сейчас Кушаф явно пребывал в расстроенных чувствах и Мелис оставил его в покое.
Хишен направлялся к столу, неся в левой руке топор, а правую держа на загривке могучего зверя. Вдруг мивар замер, оторопело уставившись на стену за столом. Там, метрах в трех от пола, по кирпичной кладке было выцарапано: «Хишен животное». «Вот же сука», – с яростью подумал мивар. Внутри заворочалось жгучее пламя, алчущее мести. Но сейчас он был бессилен, он почти забыл это ощущение, которое всегда приводило его в бешенство. А голос разума подсказывал ему что этой женщине он никогда не сможет отомстить, он должен принять это и смириться. Легче от этого не становилось. Впрочем, для начала надо было разобраться что здесь случилось после того как он потерял сознание. Хишен обошел стол, поднял стул, с трудом уселся, положил топор на стол перед собой. Бейхор послушно улегся у ног своего вожака.
Бриоды осторожно заходили в залу, с жадным вниманием оглядываясь вокруг. Они видели сидевшего на полу, привалившись спиной стене, Манкруда с седыми волосами и с отсутствующим взглядом, они замечали квадратные проемы справа и слева, ведущие в подвальное жилище жутких бейхоров, они отмечали про себя темные пятна на стенах и в конце концов они останавливались у стола с противоположной от мивара стороны.
Хишен хмуро взирал на своих офицеров, в одежде и амуниции которых такое понятие как однообразие отсутствовало начисто. Однако десять мужчин не смотрели на него, вместо этого они уставились на стену над его головой.
– Кажись этого раньше здесь не было, – заметил Эрим, кивая на надпись.
Для большинства из присутствующих эти черточки и закорючки не несли никакого смысла. Они понимали что это надпись, но прочесть ее были не в состоянии, ибо никогда не утруждали себя изучением грамоты. За исключение Сойвина и Кушафа. Первый был бывшим офицером королевских пограничных войск и незнание чтения и письма было для него немыслимо. Второй же, благодаря чрезвычайной разносторонности своей натуры начинал и бросал много разных наук за свою жизнь. В том числе он коснулся и чтения. Но правда только коснулся и хотя он разбирал буквы, складывал их в слова и извлекал смысл, делал он это с большим трудом. Впрочем, сам он был об этом другого мнения и очень даже гордился этим своим умением, особенно среди практически поголовно неграмотного окружения. Не теряя времени даром, Кушаф решил продемонстрировать свои незаурядные способности.
– Хи, – бодро начал он. – Хи…ш-ш, хиш… хиш… е, хи-ше … н…
Мивар внимательно смотрел на смуглого, невысокого бриода и не говорил ни слова.
– Хишен, – радостно объявил Кушаф, упоенный своим мастерством и не замечая тяжелого взгляда повелителя Гроанбурга.
– Жи…, – также бодро продолжил Кушаф, не отрывая взора от стены, – жи … жи …, вот деревня пишут как курица лапой, – возмутился он, – жи… во, живо… не, жидо, жидо … не живо…
– Животное, – не выдержал Сойвин.
– Точно, животное, – с улыбкой подтвердил Кушаф и посмотрел на своих товарищей.
Кушаф увидел серьезные лица других бриодов и как-то сник. Он медленно перевел взгляд на человека, сидящего за столом и на миг почувствовал себя так будто стоит у края бездонной пропасти, подумав о том что его последняя фраза прозвучала несколько двусмысленно.
– Благодарю тебя, Сойвин, – не сводя глаз с Кушафа, спокойно проговорил Хишен. – Я знал что могу положиться на тебя.
Силы возвращались к мивару, его голос больше не звучал слабо и надсадно, обретая былую мощь и глубину.
– Я надеюсь вы закончили или кто-то еще хочет что-нибудь нам почитать?
Бриоды молчали, некоторые опустили глаза. Они чувствовали как в воздухе растет напряжение и прекрасно знали на что способен Хишен.
– Ты вообще как? – Поинтересовался Ронберг, пытаясь как-то разрядить обстановку.
– А что по мне не видно? Цвету как розовощекий выпускник семинарии, – холодно произнёс мивар. – Я хочу знать где эта девка.
Ответом ему было абсолютное молчание.
Хишен переводил взгляд с одного лица на другое, ожидая объяснений. Наконец Банагодо, стоявший слева от Кушафа, пихнул последнего. Это не укрылось от мивара и он тут же уставился на Кушафа. Тот, посмотрев с ненавистью на Банагодо, нехотя проговорил:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Уехала она.
– То есть?
– Мы дали ей коня, она села на него и уехала, – совсем уж мрачно произнес Кушаф, со страхом осознавая, что начинают исполняться слова Мелиса.
– Кто это мы? – Спросил Хишен и его голос был подобен стали его топора, безжизненный и угрожающий.
– В тот момент там были я и Кушаф, – спокойно сказал Ронберг, принеся громаднейшее облегчение в смятенную душу Кушафа. Впрочем, не только его, остальные бриоды тоже были рады, что старый разбойник взял разговор в свои руки. – Мы решили что это лучший выход. Она сказала что ты с Манкрудом в отключке, рядом с ней твои бейхоры, чуть ей ноги не облизывают, в руках твоя сабля. Мы не знали что думать. Она потребовала коня, угрожая что если ей откажут, то она спустит с цепи псов и будет срубать нам бошки твоей саблей по пути на конюшню. Мы решили не рисковать, не понимая, честно говоря, с кем мы вообще имеем дело.
Ронберг замолчал и в зале снова повисла тишина. Хишен внимательно смотрел на старого разбойника.
– Где второй бейхор? – Спросил мивар.
– Он лежит посреди городских ворот, – сказал Горик. – Мои ребята сейчас дежурят на стенах и я как раз был там. Когда эта женщина проезжала через ворота, она что-то сказал псу. Тот лег на землю и лежит некуда не уходит, только по сторонам смотрит. По крайней мере когда я уходил оттуда. И саблю твою она там же бросила.
Теперь в принципе все было ясно. Хишен отчетливо чувствовал зияющую пустоту неудовлетворенности. Его левая рука беспокойно поглаживала рукоять боевого топора. Под прикрытием бейхоров девка уехала из города, на прощание швырнув на землю его саблю. Она смеялась над ним. Не понятно на что он надеялся. Где-то в глубине души, где-то очень глубоко, почти иррационально. Что его ребята расстреляли ее из луков? Поймали ее сетями или арканами? Затоптали лошадьми? Глупо, она не о зубам ни ему, ни тем более этим бродягам. Что ж, так иногда бывает. Кое с чем приходиться мириться. Кое-что не в его силах. И хотя это просто бесило его, он заставлял себя продолжать спокойно сидеть на стуле и разглядывать своих никчемных офицеров. Сейчас они его тоже раздражали. Своей расхлябанностью, своей мягкотелостью, своей глупостью и приземленностью. В них не было ничего от безумной отваги барона Глуба и несгибаемого упорства и ярости его храбрых рыцарей. Гордый сумасшедший барон и его верные воины, одним из которых когда-то был и Хишен, были способны утопить в крови целые области, вырезать целые деревни за любое неповиновение, дерзость или злоумышление, они преследовали своих врагов через полмира и сражались сутками с любыми армиями, будь то кровожадные орды первобытных дикарей или дисциплинированные вымуштрованные подразделений регулярный войск. Они не боялись никого и ничего, ни Бога, ни короля, ни Церкви. Это было славное время. А теперь он смотрит на десятерых баранов, которые опускают глаза в пол, прячут свои козлиные улыбочки и думают только о том как побыстрее смыться пожирать и завалиться на кровать. Где-то на заднем фоне своего сознания он понимал, что несколько перегибает палку, что его бриоды тоже неробкого десятка и не полные идиоты (иначе он бы просто не сделал их бриодами). Но все же сейчас они вызывали в нем только глухое недовольство. А также и неясную тревогу. Он всегда был уверен, что по одиночке с легкостью справится с любым из них, а приложив достаточные усилия, то и со всеми десятью сразу. Но теперь, в его нынешнем состоянии, с одной здоровой рукой и с одной здоровой ногой, на что он способен? Он уверял себя, что даже и в таком положении, он сумеет одержать верх над любым из них. Он хотел чтобы у него не было ни малейшего сомнения на этот счет. И у них конечно тоже. О, да, эта девка выбила его из колеи. Она заставила его почувствовать себя слабым, беспомощным, то что уже давно было просто немыслимо для него. Наверно ему нужен был какой-то реванш, но разум подсказывал ему что не сейчас. Он безмерно устал и измотан. Сейчас не нужно ничего придумывать и изобретать. Он должен просто отдать разумные распоряжения и идти отдыхать и восстанавливать силы. Он знал свое природное естество, свою живучесть и крепость и не сомневался что он очень быстро придет в себя. В этот миг его поразил мощный приступ головной боли, где-то во лбу заломило так, что он едва не застонал, глаза на миг застило багровой пеленой. Однако он сумел сдержаться и лишь поморщился и на короткий миг закрыл глаза. «Видимо здорово это сука приложила меня по голове», подумал он.
