– Мне сейчас нет до этого дела, – резко обрывает Ирина. Дети понимают, что что-то случилось. Ирина достает листки бумаги – копия дела, заведенного на Стаса. Перед уходом мама Томы сунула листки под дверь. – Стас, что это такое?
Стас спокойно смотрит то на мать, то на документ.
– Не знаю, тебе виднее.
Ирина смотрит на дочь.
– Выйди. Стас, мне нужно с тобой поговорить.
Стас кивает на сестру.
– Говори здесь. Я все равно ей расскажу позже.
Он смело смотрит на мать, готовый к нападению.
– Так, значит, это правда, – говорит женщина и взрывается слезами. Она кидает в него листами. – Мой сын – чудовище. Господи, за что мне это! Что она тебе сделала, Стас? Эта бедная девочка? За что ты так с ней?
– Ма, ты присядь… – робко говорит Стас и подводит маму к кровати. Яна стоит рядом, все еще с завязанными за спиной рукавами, и ничего не понимает.
Мама еще долго плачет, сидя на Яниной кровати. Рядом сидит Стас, смотрит куда-то вдаль, будто бы через стены, и молчит. Справа от него садится Яна. У девочки жутко чешется нос, но она боится попросить брата ее развязать. Она понимает, что в семье случилось что-то серьезное. И, как всегда, это касается брата. Сейчас не до нее. И в такие минуты ей лучше не напоминать о своем существовании. Вдруг Стас снова ни с того ни с сего взбесится и что-нибудь учудит, а в пределах собственного дома отыгрывается он в первую очередь на своей сестре.
Мама требует от Стаса каких-то объяснений. Яна понимает, что речь идет об одной девочке, о которой Стас столько рассказывал ей раньше. Эту девочку Яна всегда считала Стаськиной невестой. Но сейчас из маминого путаного монолога Яна понимает, что ее брат сделал этой девочке что-то очень плохое. Вообще-то делать больно другим людям – это для Стаса норма, и в семье этому перестали удивляться. В их дом часто приходят оскорбленные родители тех несчастных детей, которых Стас довел до слез или – того хуже – до больницы. Проблемы с полицией у Стаса тоже случаются, но здесь явно что-то другое. Что-то более серьезное. И что теперь будет, Яна не знает. Ей жаль брата, она всегда на его стороне. И в данную минуту она искренне ненавидит эту девочку, из-за которой у Стаса теперь будут проблемы.
В конце концов мама встает с кровати и уходит в гостиную, где, судя по звуку, наливает себе очередную порцию алкоголя.
Стас с Яной остаются одни.
– Стас, поиграем еще? – тихо спрашивает Яна. Она согласна даже на то, чтобы продолжить жуткую игру, лишь бы вернуть ту семью, которая была еще сегодня утром.
– Нет, гном. Сегодня мы больше играть не будем, – так же тихо отвечает брат. Сестра замечает, какие же печальные у него стали глаза. Он выходит из комнаты. Яна вспоминает, что она все еще в «смирительной рубашке». Девочка тяжело вздыхает и тщетно пытается развязаться самостоятельно. В конце концов она смиряется с тем, что в таком виде ей придется ходить как минимум до тех пор, пока про нее кто-нибудь вспомнит. А взрослым сейчас не до нее… Сквозь приоткрытую дверь девочка наблюдает за матерью и старшим братом. Ничего интересного не происходит – они чего-то ждут. Чего-то или кого-то? Вскоре раздается звонок в дверь… Это отец. Яна подпрыгивает от радости – он бывает в их доме так редко… и каждый раз в день его появления на душе праздник – находят воспоминания о прошлом. О тех днях, когда семья была вместе. Когда брат был нормальным и когда они все были счастливы.
Отец нервно ходит по гостиной, его голос грохочет подобно раскатам грома.
– Зачем? Зачем ты ходил к этим людям? – кричит он на Стаса. – В первую очередь тебе нужно было прийти ко мне! Тогда мы смогли бы что-нибудь придумать… Ты сам все им выложил! А вдруг они записали все на диктофон? Это же прямые улики против тебя! Просто слова этой девки ничего не значат. Нет никаких доказательств… а ты поступил как идиот. Пришел в это волчье логово и все им выложил. На хрена? Облегчить свою гадкую душонку? Совесть сгрызла? О боже, мой сын идиот. Подумал бы о коммерческой составляющей. Мы потратили бы гроши на это дело, пока ты не поперся туда. Теперь же придется тратить на адвокатов бешеные бабки. Мало того что мой сын псих, так он еще и дебил…
Стас равнодушно слушает отца. В этом весь отец – никогда ничему не ужасается, никогда не огорчается и не радуется. Он просто во всем ищет «коммерческую составляющую». Смотрит на мир под каким-то своим углом.
– Твой переезд откладывается, – говорит отец Стасу таким тоном, как будто подводит итоги. – Запру тебя в доме, и будешь тут сидеть до тех пор, пока не станет ясно, что из всего этого выйдет. – А потом он переводит взгляд на Ирину. – Где моя дочь?
– Не знаю, – пожимает она плечами. – Наверно, у себя.
– Оторвалась бы от бутылки да посмотрела. Что это за мать, которая не знает, где находятся ее дети… – ворчит отец и делает шаг в сторону комнаты дочери. Яна отскакивает от двери, садится на кровать. Ей будет стыдно, если отец узнает, что она подслушивала.
– Так что же, не хочешь забрать ее себе, а? – кричит ему разъяренная женщина. – Потому что не нужна она тебе! Никто тебе не нужен! Семью новую завел!
– Истеричка! – огрызается отец и открывает дверь в комнату Яны.
– Привет, пап, – спокойно говорит девочка.
– Привет, дочь. О боже, что это на тебе надето? – ужасается он и входит в комнату.
– Смирительная рубашка. Мы со Стасом играли просто…
Он помогает ей развязаться.
– Нет случайно еще одной такой же? Вашу мать усмирить?
Яна качает головой. Отец снимает с нее рубашку. Яна потирает руки и с удовольствием чешет нос.
– Малыш, я спрячусь у тебя тут ненадолго. Хоть в тишине побуду. – Отец закрывает глаза и начинает массировать виски.
– Пап, – тихо говорит дочь. – А что теперь будет со Стасом?
– Не знаю, малыш, – озабоченно говорит он. – Знаю только, что он в большой беде. И что его надо спасать.
– А мы спасем его?
– Мы сделаем все, что сможем, – отец целует девочку в макушку.
* * *
«Удивительно, насколько быстро две тупые разъяренные курицы могут превратить официальную встречу в балаган. Зря они все это затеяли. И для чего?»
Обе стороны наняли раздутых и напыщенных адвокатов, чтобы пустить пыль в глаза. Две семьи захотели встретиться и все обсудить, чтобы к чему-то прийти, решить, нужно ли доводить дело до суда, и местом встречи почему-то сделали дом Мицкевич. Зря это все, лучше бы встретились на нейтральной территории или вовсе бы не встречались. Обе стороны в полном сборе. Вот, сидят на кухне за большим обеденным столом. Адвокаты, родители Стаса, Томкины родители… и сама… Она.
Стас морщится. «Зачем они позвали ее, ну? Ей и так неслабо досталось. А здесь, в своем доме, сидеть в присутствии врага… Это больно для нее. Но кажется она на удивление спокойной. Ведет себя будто приглашенный гость – просто наблюдает да слушает. Как будто все, о чем здесь говорят, к ней напрямую не относится. Она будто думает о чем-то своем. Ей плевать на все, что происходит. Это странно. Неужели она не хочет, чтобы все было по справедливости? Или задумала что-то?» Стас иногда посылает ей короткие взгляды, тщетно пытается прочитать ее мысли. Она не смотрит на него. Не разговаривает. Делает вид, будто его не существует.
Насчет двух тупых куриц…
Разъяренные и красные от злости мамашки сидят и кудахчут друг на друга. А начиналось все довольно мирно. Обе женщины сидели белые как мел и своими плотно сжатыми губами показывали всем, что разговаривать с «этими людьми» ниже их достоинства. Лучше бы они продолжали в том же духе. Естественно, эти павлины с клеймом юриста на лбу не смогли решить вопрос мирно, хотя бросались друг в друга какими-то заумными фразами. Мамашкам стало скучно их слушать, и они начали бросаться друг в друга фразами попроще да покрепче. Стасу стало смешно: «Просто цирк какой-то! Только девчонку жалко… Нахрена же все-таки ее сюда позвали?»
Исход встречи Стасу был понятен еще до ее начала. Все переругаются да разойдутся. Другая сторона пообещает Стасу двадцать лет тюрьмы, а Томе, в свою очередь, посоветуют меньше врать да обратиться к психотерапевту. Примерно этим и оканчивается встреча. Только Томина мама все портит. Когда Стас встал с места и пошел к двери, она обращается к нему:
– Стас, пожалуйста, скажи мне, за что? Я – мать. Мне нужно это знать. За что ты так обошелся с моей дочерью?
В ее голосе слышится не злость и ненависть, а полная безнадега, и это заставляет Стаса остановиться. Пару секунд он стоит спиной ко всем. Потом оборачивается. Ухмыляется и дерзко смотрит в глаза матери Томы:
– Да просто потому, что я злобная психованная мразь, и только-то.
Он выходит, не дожидаясь ответа. Там, на улице, где никого нет, его взгляд меняется. Теперь он отражает одно-единственное чувство, которое заполонило его сущность целиком.
Он рассказал им все. Он сделал это не потому, что раскаивался или таким образом хотел получить прощения. Нет. Ему плевать на то, что с ним будет. Плевать на адвокатов, на деньги своего отца. Плевать на исход дела и на решение суда. Он сделал то, что хотел сделать, ничего не прося взамен. Он всегда делает то, что хочет.