Во время наступления Деникина была создана специальная Комиссия по расследованию преступлений большевиков под председательством Рерберга. И доклад Красного Креста, и Комиссия Рерберга задокументировали просто неправдоподобное количество самых чудовищных преступлений. Здесь же действовал Российский Красный Крест, составивший большой доклад в Международный комитет в Женеве.
По материалам преступлений большевиков в Сибири или в Средней Азии свидетельств намного меньше: там жили менее образованные люди, они меньше писали и читали. Да и меньше знали о своих человеческих правах. И свидетелей там оказалось меньше.
А про то, что делалось на временно освобожденных Деникиным территориях, написано много книг. Самая яркая из них, пожалуй, Нилостонского «Кровавое похмелье большевизма».
При паническом бегстве из Киева большевики просто не успели последовать инструкции, чтобы трупы «не попадали в неподобающие руки».
В Киеве найдено было больше 12 000 голых мужских, женских и детских трупов со следами самых чудовищных пыток. Тут практиковались различнейшие способы умерщвления: разрубание на куски, четвертование, проламывание голов дубиной и пробивание черепа молотком, вбивание кола в грудную клетку и вспарывание животов, умерщвление штыками или вилами с прокалыванием шеи, живота или груди. Некоторых закапывали заживо, причем одна из женщин была связана со своей восьмилетней дочерью. По-видимому, чекисты экспериментировали.
Одно из мест экзекуций выглядело так: «Весь цементный пол большого гаража был залит уже не бежавшей вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками. Все стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в десять метров длины. Этот желоб был на всем протяжении доверху наполнен кровью»[181].
В Харькове… Впрочем, то же самое — трупы в разной степени разложения, закопанные живыми. Уютные гнездышки Советской власти: подвалы, пол которых покрыт кровью на несколько сантиметров. Хотя вот главный палач харьковской ЧК, некий Саенко, практиковал снятие кожи «перчаткой» с кистей рук. Для этого жертве обваривали руки крутым кипятком, потом ледяной водой. Ну, и снимали кожу «чулком», вместе с ногтями. Еще любил Саенко втискивать жертве на сантиметр шашку в тело и поворачивать несколько раз.
В одесской ЧК на допросах применялись плети, подвешивание, щипцы. Офицеров разрывали пополам колесами лебедок, поджаривали в печах, хоронили вместе с полуразложившимися трупами. Хищникам в Одесском зоопарке скармливали еще живых людей.
В Екатеринославе захвачена баржа, которую просто не успели утопить, с 500 заложниками обоего пола. В Курске коммунисты взорвали тюрьму при отступлении. 2000 трупов.
В Полтаве чекистка Роза и уголовник Гришка-Проститутка (это кличка у него такая) любили сжигать живьем. Священников и монахов он обычно сажал на кол. Гришка-Проститутка ставил для себя кресло и сидя наслаждался зрелищем.
По данным Комиссии, к осени число жертв красного террора превысило 1700 тысяч человек. Это согласуется с данными британцев. Они приводили примерно такую же цифру.
К сожалению, я не нашел этих данных в книге А. А. Бушкова[182]. Он многословно доказывает, что террор практиковали абсолютно все участники Гражданской войны и были совершенно одинаковы.
Я понимаю, что страшно жить в государстве, основанном ТАКИМИ методами. Я понимаю, что очень хочется доказать свою идефикс: о положительном Сталине. Да только факты не соответствуют идефикс Александра Александровича. Факты ему приходится замалчивать. Не очень достойное дело для того, кто берется писать об истории.
Неспособность воспользоваться победой
Армия Деникина наступала, ее встречали как освободительницу цветами и благодарственными молебнами. Но армия проходила, и оказывалось, что она совершенно не готова решать никакие гражданские вопросы. В ее тылу сам собой начинался хаос, потому что ни административных кадров, ни органов самоуправления подготовлено не было.
Во время наступления главнокомандующий был главноначальствующим в зоне действия своей армии. Армия проходила на север — и власть передавалась особым главноначальствующим, которых назначал сам Деникин.
В новозанятых районах сформированы области Новороссийская (Херсонская, Таврическая, часть Подольской губерний), Киевская (Киевская, Волынская, Черниговская, Полтавская губернии) и Харьковская (Харьковская, Екатеринославская, Курская, Орловская губернии).
Теоретически в областях предполагалось создавать «областные думы» и органы местного самоуправления, но «везде на территории, непосредственно подчиненной главному командованию, кипела война — с большевиками, «зелеными» или повстанцами, и потому переход от полувоенного к нормальному гражданскому управлению все затягивался»[183].
Говоря короче, армия проходила, а тыла не было.
Без поддержки населения
В обычной войне правительство снабжает свою армию. В Гражданской войне правительство Советской России могло снарядить и накормить Красную Армию. Правительство Юга России снабдить Добровольческую армию не могло.
Добровольческая армия спасала обывателей от расстрелов, пыток, истребления, самых чудовищных форм насилия. Но ей не были благодарны… Разве что в первые дни, даже часы освобождения. А потом «оказывалось»: армия нуждается решительно во всем и получить это «все» может только от самих освобожденных.
Добровольцы рассчитывали на добровольную материальную помощь. Иногда получалось. Был случай, когда владельцы шахт в Донбассе подарили главнокомандующему генералу Май-Маевскому вагон угля — на нужды армии (в сентябре 1919-го, сразу после прихода белых).
Но за тот же самый сентябрь они продали несколько тысяч таких же точно вагонов иностранцам — за твердую валюту. Ведь в сентябре 1919 года добровольцы могли рассчитываться только «колокольчиками» — так называли в народе «донскую валюту», выпущенные белым правительством рубли. Название происходит оттого, что на денежных знаках изображен был Царь-колокол. Так сказать, символ державности.
В Курске попросили дать 2 тысячи подков. Горожане пожертвовали… десять. Осенью армия просила дать, кто сколько может, теплых вещей. Пожертвовали… одну шубу.
Доходило до того, что извозчики сбегали с вокзалов при прибытии санитарных поездов: не хотели везти в госпитали раненых добровольцев. Знали, что им нечем заплатить.
«Коммерсанты наживались в условиях свободы торговли, но не спешили делиться с армией, которая им эту свободу дала»[184].
Свидетельница событий поэтесса Марианна Колосова писала:
…И солнца не видит незрячий,И песни не слышит глухой.Победу и боль неудачиРазделим мы между собой.Но будет кровавой расплатаДля тех, кто Россию забыл.Торгуй, пока можешь, проклятыйГлухой обывательский тыл!
В результате армия волей-неволей начинала «снабжать» себя сама. Деньги у белых были — но те самые «колокольчики». Начальники проводили реквизиции — тех же самых сапог или верхней одежды. Рядовые «реквизировали», что могли, порой всовывая «колокольчики» в карманы ограбленным. Официально командование карало за самоуправство. Но казаки и не подчинялись главнокомандующему, а грабеж у них всегда был традицией.
В самой Добровольческой армии одни командиры (Туркул, Слащев) старались покрывать грабителей. Другие (Кутепов, Май-Маевский) настаивали на наказании мародеров.
Был случай под Харьковом: Кутепов утвердил смертный приговор солдату, отнявшему обувь и пальто у горожанина. Его нашли по особой примете: калека Мировой войны, он ходил, оставляя характерные круглые следы от своего деревянного протеза.
Расстрельная команда дружно выпалила в воздух. Калека ушел с места своего расстрела, припадая на деревяшку.
Почему самоуправство белых вызывало такой протест? После чудовищных масштабов красных реквизиций и расстрелов?
Но ведь белые толковали про законность и порядок… А сами же частенько их нарушали! Красные же с самого начала несли беззаконие и террор. Население волей-неволей судило белых и красных разной меркой. «Когда уходили красные — население с удовлетворением подсчитывало, что у него осталось. Когда уходили белые — население со злобой высчитывало, что у него взяли»[185].
Добровольцы сами по себе
Население не поддерживало. Казаки — союзники, но не подчиненные Деникина. После своего блистательного рейда Мамантов не пошел на Москву, а повергнул на Дон. Он был честным союзником, блестящим союзником, но хотел независимости Дона, а не восстановления Российской империи.
