Его взяли за плечи и повели к дереву. Он не сопротивлялся, лишь тихо скулил, баюкая перед собой сожжённую руку.
Азахи деловито перебросили верёвку через сук и повесили бандита. Он подёргался и обвис. По ногам стекало дерьмо.
Второй отчаянно выхватил камень из огня двумя руками и понёсся к черте. Все смотрели на него. Он почти добежал! Просто, ослеплённый болью, не заметил кротовой норы…
Он встал, глядя растерянно. К нему подошли, но Живана подняла руку:
– Стойте! Подождём последнего.
Последний, вроде бы самый младший, огляделся. В лице его не читалось ничего. Потом он протянул руку, достал булыжник и, высоко держа его в пузырящемся кулаке, направился к Живане.
– Злобная сука! Ты думаешь, меня можно чем-то сломать? Вот тебе! – и он швырнул раскалённым булыжником ей в лицо.
Живана левой рукой перехватила камень и сронила на землю. Повязка тут же затлела.
Она неторопливо размотала тряпку, бросила. Кивнула на бандита:
– Повесить тоже. А того – нет. Он добежал бы.
– Сука! Я бы тоже добежал! А вы! Бабские лизуны!..
Ему двинули по затылку, и он прикусил язык.
Когда же накинули верёвку на шею, он стал кричать и биться, и потом хватался за верёвку, удлиняя свою смерть…
К Живане подвели помилованного. Ему позволили надеть штаны. Руки он держал на весу, и Живана знала, что только сейчас он начинает чувствовать настоящую боль.
– Ты будешь рабом в семье Никона Корнилия, которого вы убили. И не дай тебе Бог замыслить что-то дурное…
Потом было ещё несколько дней похода, но уже без стычек. Наверное, колонна выглядела слишком грозно, чтобы стать для кого-то желанной целью. Вроде бы чуть прояснилось, слева угадывались знакомые горы, а справа – далеко – росла новая гора, вершина которой светилась и ночью, и днем. Светились и тучи над горою…
Встреча произошла у Агафии, древней придорожной крепости, маленькой и аккуратной. Живана велела разбить лагерь прямо на склоне холма, ибо это было единственная возможность избежать сидения в бесконечной грязи, а сама с конвоем из двух азахов отправилась в самою крепость – за известиями и, может быть, распоряжениями. Из ворот выезжал небольшой отряд, она посторонилась, пропуская…
Первым ехал тысячник Венедим, она его узнала, да и как не узнать – Кипень… хоть и прибыл он к тысяче дня за три до битвы… Но рядом с ним ехал… ехал!.. От внезапного волнения она забыла имя. Муж её…
– Азар! Азаааар!!! Азарушка!!!
Он стремительно оглянулся…
Кузня
Алексей сложил телефон, сунул в карман. Усмехнулся. Усмешка получалась жестокой.
– Началось…
Он прошёл мимо Бога, махнув рукой: делай. Сам же закрылся в комнате, сел на продавленный диван и впустил в себя то, что видят подзорные птицы.
Это был вихрь, и требовалось время, чтобы слиться с ним.
Он видел и понимал всё сразу: садящихся в машины людей с оружием, и других, которые занимают позиции у окон и за неприметными баррикадами из старых автомобильных кузовов, в которые, как в коробки, насыпали песок и гравий; он понимал лихорадочную несдержанность одних, торопящихся ударить раньше, чем их самих сомнут и размажут, и остаточную уверенность других… и никто из них не знал, что происходит на самом деле.
Маленькая гангстерская войнушка… два-три выстрела из гранатомётов, много обычной пальбы. Нагло: почти рядом с тюрьмой. Но что же поделать – в разные головы пришли одни и те же – вполне логичные! – мысли. "Улус" обезглавлен, а потому опасен вдвойне, поскольку испуган и несдержан. В то же время – как бы бесхозен. В то же время – в головы тех, кто остался там на первых ролях, обязательно взбредёт, что в наезде виноваты слободские. И попробуй потом отмазаться. Спрашивать не станут, не тот сайз. Придут и порешат без разбора. Поэтому нужно стрелять первым, пока они там не связали концы…
"Парижане" с "ильинцами" быстро нашли общий язык. От своего человека в милиции им стало известно, что основная часть людей покойного Батыя соберётся на складах ЗАО "Юрасик", их традиционной опорной базы. В свою очередь, люди покойного Батыя от другого своего человека в милиции узнали о скором нападении – и приготовились к нему как могли…
Три машины – джип и два фургона "Газ-66" – подкатили к воротам "Юрасика", и две – к задам, где на территорию склада втягивалась железнодорожная ветка, которая лет пять не использовалась, но всё ещё была в целости и сохранности. Три десятка пёстро вооружённых молодых людей в камуфляже и масках вышли из машин и направились к тем и другим воротам…
Истекали последние минуты.
– Готово… – пробормотал Бог.
Алексей кивнул, не оборачиваясь.
– Скажи-ка, дружок, а почему ты делаешь вид, что ищешь здесь Белого Льва?
Алексей пожал плечами:
– Не знаю… Надо что-то плести им, вот я и плету. Чтобы не сбиться, плету знакомое.
– Самое смешное, что он, похоже, действительно где-то поблизости.
– А он нам нужен?
– Трудно сказать… Что-то в нём всё-таки есть.
– Ты говорил другое.
– А ты никогда не обращал внимание, что начинаешь различать новые подробности, приближаясь к предмету? Я ведь не говорю, что Белый Лев есть в точности то, что о нем болтают. Но – это не простой предмет…
– И где же он?
– Пока я только ощущаю его присутствие. Нужно время, чтобы нащупать.
– А-а…
…Вот и всё. Сейчас нападающих заметят, и начнётся пальба.
Мелиора. Столия
Жрец дополз. У него даже хватило сил произнести необходимые заклинания, и над чашей на крыше храма Бога Создателя занялось синее пламя. Но сил, чтобы отдалиться от этого пламени, у него уже не было. И если бы кто-то присматривался, то увидел бы, что бок у чистого пламени чуть запачкан – другим, желтоватым, коптящим…
Но вряд ли у кого-то из оставшихся в Столии была охота и возможность приглядываться к тому, что происходит на крыше старого храма.
Где-то
На закате Аски вдруг завыла, и это было страшно, страшнее всего, что было прежде. Но у Отрады просто не осталось сил для жалости.
А мне каково, думала она. Мне легче, да?
Бедный Агат…
За что – эта память? За что – знать, что своими руками убила… хорошего человека…
Она не позволяла себе сказать большего про несчастного мальчика. Про любившего её мальчика. Любившего настолько, что пришёл ей на помощь, когда она этой помощи уже не ждала, и заплатил за это всю цену – страшную цену… самую страшную цену.
Иногда ей казалось, что нет, не может быть, и то, что произошло, произошло не с ней… что она всю жизнь провела здесь, у водопада, а всё прочее – лишь грёзы. Сладкие и жестокие грёзы. Скучные грёзы. Бесполезные грёзы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
