— Рад снова тебя видеть… Тезокор.
— О боги! — удивился, но не испугался он. — Ты знаешь, как меня тогда звали? Мое детское имя? Я тебя не отпущу!
Глава двадцать первая
ЦАРЬ УБИЙЦ
Шесть человек, которые ехали с Оргеториксом, являли собой жалкую компанию наемников. Они не сумели с честью выполнить свой долг перед вождями, к которым нанимались в разных странах, и чуть не обломали себе зубы, удирая от правосудия, если можно назвать зубами те желтые обломки, что торчали из их ртов. Двое ибернийцев в куртках из бычьей кожи, угрюмый, раздражительный аверниец, пожилой, умудренный опытом тектосаг с изуродованным лицом, который все время наблюдал за мной, и еще два человека, так долго болтавшихся по свету, что забыли, где родились.
Они прилипли к молодому греку, как прилипают к гранитной скале моллюски; видимо, их привлекли обещания приключений и добычи. Люди их сорта, дикие, крайне независимые, тоже нуждаются в том, чтобы их вели, а у такого мечтателя, как сын Ясона, — не помнящего, кто он такой, полного решимости выяснить, где же он родился, — был ореол таинственности, осветивший их темную, убогую жизнь.
Но сейчас они были недовольны: Оргеторикс, изумленный тем, как много я о нем знаю, проводил со мной куда больше времени, чем с ними. Надо признать, что он пока ничего не спрашивал обо мне самом. Воинов немного успокаивали пение и музыка Илькавара. Волынка и нежный голос открывали для них двери в прошлое, воскрешали воспоминания, когда они сидели у костра, жевали жесткое, непрожаренное мясо и пили очень кислое вино. Иногда кто-нибудь из них поднимался и исполнял песню из своего детства, которая вдруг всплывала в памяти, а Илькавар старался подобрать мелодию на своей волынке и аккомпанировал им.
— Мне никак не удается поймать вдохновение, — как-то признался он мне. — Я хочу сочинить песню скорби по тени убитой матери, которая бродит в бесплодных горах своей родной земли.
В течение двух дней, пока мы ехали на юго-восток вслед за отрядом налетчиков, Оргеторикс был молчалив. Единственное, что он мне рассказал, касалось оракула в Аркамоне. Он услышал, что на оракул собираются напасть, и последовал за их отрядом. Но Оргеторикс не собирался предотвращать разграбление, а лишь хотел убедиться, что не пострадает дух святилища. Он верил, что кусочек его прошлого лежит в этих пещерах. Зачем иначе оракул призывал его к себе?
Мы не спеша ехали вперед, соблюдая предосторожности. И вдруг почувствовали, что земля под ногами дрожит.
Это перемещалась целая армия. На востоке вдоль линии горизонта появилась дымка — пыль, вздымаемая сотнями тысяч коней, поднималась вверх, воздух дрожал от тепла такого количества тел.
Бренн уже подбирался к долинам, ведущим в Фессалию. Эти долины скорее всего хорошо охранялись. Я поскакал вместе с Оргеториксом к холму, на котором мы заметили блеск оружия и доспехов. Отряд налетчиков, который мы встретили у оракула, наверняка уже присоединился к основным силам.
— Ну вот, — задумчиво произнес грек. — Орда явилась сюда, чтобы разорить ту часть страны, которая должна быть для меня дороже жизни. А я внес свою лепту в этот поход. Я лазил по горам, разведывал дорогу для них. И я выполнил свою часть работы, указав им путь сюда. Я привел захватчиков прямо к воротам города. — Он заерзал в седле, темные глаза пристально следили за моей реакцией. — По-моему, ты очень многое знаешь обо всем, Мерлин. А знаешь ли ты, куда направляется орда?
— В Дельфы.
Он машинально кивнул, его не удивило, что я это знаю.
— Они сумеют пройти, может быть не все. Бренн верит, что его предки покоятся в этом оракуле, их похитили грабители еще в древние времена. Но я начинаю подозревать, что он просто выдумал эту красивую историю, чтобы оправдать разграбление святого места. Но самое печальное, я не нахожу в себе сочувствия ни к правым, ни к виноватым. Они все мне безразличны. Это святилище значило для меня больше, чем вся Греческая Земля, а я смотрел, как его разграбляют, и ничего не мог предпринять. Я мертвый внутри. И зачем я все это тебе рассказываю? Наверное, потому, что и ты мертвый внутри. Мы — мертвецы на живой земле. Это не наша земля. Или я ошибаюсь?
— Дело не в том, где мы находимся, а в том когда. Это не наше время.
Оргеторикс засмеялся:
— Ну-ну. Ты меня утешил, теперь я буду спать спокойно. Значит, не наше время? Пора поговорить. Давай перекусим. Завтра наша жизнь полностью изменится.
Его разнузданная банда начала проявлять признаки нетерпения, надоел им и Илькавар, теперь он сидел в одиночестве на краю лагеря. Наемники хотели поскорее присоединиться к основным силам. Хотя Бренн и пытался двигаться быстрее, огни их костров были еще далеко. Они думали о том, что у тех дальних костров пища была куда лучше, чем сушеное мясо, которое мы жевали здесь в горах, и они лучше защищены от ветра, чем мы.
— Я начинаю вспоминать тебя, — начал Оргеторикс.
Он лежал, подперев голову рукой, ему нравилось есть и разговаривать в таком положении. Он размахивал ножиком, когда говорил, им же отрезал кусочки жесткого мяса и быстро их проглатывал.
— Я помню два лица из тех времен. Оба смотрят на меня из-за толстых золотых прутьев. У одного большая черная борода и он кричит, у второго бороды нет вовсе, а на его лице отразилось страдание. Я никак не могу вспомнить слова, которые при этом говорились, но помню, что это были злые, пугающие слова, а еще мольбы. И жуткий запах крови, а потом нож впивается в меня.
И еще одна странность. Это случилось уже позднее. Я совершенно уверен, что это было на самом деле, хотя и помню не очень хорошо. Нас с Маленьким Сновидцем затащили в лодку. Маленький Сновидец — это мой брат. Море было неспокойно, женщина в темном капюшоне выкрикивала приказания вооруженному мужчине, который греб изо всех сил, пот заливал его лицо. Парус порвался и хлопал на ветру, от него уже не было никакой пользы, тогда мы сошли на берег. Тот же мужчина схватил меня и отнес в пещеру. Маленький Сновидец кричал. Женщина шагала по пещере взад-вперед и произносила какие-то заклинания на непонятном языке, а снаружи бушевал шторм. Мне даже вспоминать страшно, как вода ворвалась в пещеру, бросалась на нас, пытаясь утащить в море.
Мой младший брат плакал, а я дрожал от страха. Какая-то сила на нас злилась, видимо Посейдон. Мы попали в немилость к богам, и сомнений в том быть не могло. Наконец волны начали отступать, женщина обняла нас и велела ложиться спать. Я прекрасно помню ее слова: «Вы ляжете спать мальчиками, а проснетесь мужчинами и будете заботиться друг о друге, и о вас будут заботиться».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
