меня ему не за что ненавидеть. Он сказал, что его сестра умерла, потому что отказалась от магии. Ни я, ни правитель Асморанты тут ни при чем.
— Ты говорил вчера, что моя сестра жива, — подает он голос. — Это правда?
— Да, это так. Но больше ничего не спрашивай. Все будет сказано. Серпетис, сын Дабина, ты не навечно привязан к этой поляне. Ты уйдешь отсюда по своей воле. Это мы тебе обещаем.
Мы едим в тишине после этих слов. Во мне велико желание засунуть фуфр в глотку ближайшему магу и понаблюдать за тем, как он будет корчиться в муках, но я только вгрызаюсь в теплый плод и молчу. Они не связали меня сегодня. Значит, точно верят в свои силы. Они знают, кто я и обещали, что я уйду отсюда по своей воле.
Маги не лгут.
В памяти вспыхивает образ девушки со шрамом на лице. Мои раны? Я уже и забыл о них.
— Недавно меня лечил маг, — говорю я вслух то, о чем не хочу даже думать.
Все головы поворачиваются ко мне. В глазах магов удивление и интерес — и что-то еще, чего я не могу понять. Даже Цилиолис смотрит на меня.
— Она обещала мне не применять магию, но мои раны зажили быстрее, чем догорает свеча. — Я обвожу всех взглядом, стараясь не упустить из виду ни одного лица. — Вы научились лгать, маги?
Вчерашний маг качает головой. Бросает в кострище сухую кожицу съеденного фуфра. Молчит.
— Ты можешь дать мне ответ, маг? — обращаюсь я к нему прямо.
Мне нужен этот ответ. Нужен сейчас, когда я здесь, с ними, нужен в будущем, когда я стану — если стану правителем Цветущей долины и семи земель от неба до моря и до гор. Если маги научились лгать, мой правитель об этом узнает.
Я сжимаю руку в кулак, когда молчание затягивается.
— Расскажи нам об этом маге. Ты сказал «она». Это девушка?
— Сначала мне нужен ответ! — рычу я, вскакивая на ноги. — Если все ваши обещания ложь, тебе лучше бежать прямо сейчас, маг.
От меня шарахаются в стороны, несколько человек враз оказывается на ногах, губы шевелятся, начиная творить заклятия. Вчерашний маг размахивает руками, приказывая остальным прекратить. Цилиолис невозмутимо жует фуфр, он словно не слышит в моем голосе обещания смерти.
— Мы не лжем, — говорит маг, когда шепот заклинаний вокруг стихает. — Пусть молния ударит в это дерево, если я обманываю тебя.
Я смотрю в ту сторону, куда он указывает — долго, чтобы убедиться, что молния точно не ударит. Натыкаюсь взглядом на белые волосы, повисшие на кусте.
— Эта девушка была ученицей какого-то вашего мага, — говорю я медленно. — Она наложила мне повязки на раны. Говорила, что не пользуется магией.
Они все молча слушают, и я продолжаю:
— У меня была рана на плече. На животе — след от меча. И отравленная стрела воткнулась мне в спину. Это случилось в первые дни двоелуния. Теперь от моих ран не осталось и следа.
Маги переглядываются между собой, на их лицах замешательство. Они, как и я, знают, что такие раны быстро не заживают. Ядовитые стрелы несли в себе сильный яд. Он разъедал плоть, и вскоре она начинала вываливаться из раны, которая к тому времени набухала и причиняла невыносимую боль. Рана сочилась кровью и водой, и лекари часто делали разрезы крест-накрест, чтобы облегчить воде путь наружу. Обычно после таких ран оставались шрамы на всю жизнь. У меня тоже остался — пальцами я мог нащупать под лопаткой небольшой бугорок, но зажило все быстро, словно никакого яда и в помине не было.
— Покажи нам свои раны, Серпетис, — просит один из магов.
— Он готов был убить вас, чтобы выбраться отсюда, — подает голос от костра Цилиолис. — И еще вчера говорил о том, что не моргнув глазом сожжет вековечный лес, когда станет правителем Асморанты. А теперь вы слушаете его сказки.
— Никто не оценил твоего родства с Инетис, да? — огрызаюсь я.
— Мое родство хотя бы настоящее, — отвечает он в таком же тоне.
Я готов сорваться, но сдерживаю себя. Цилиолис прав… может оказаться прав. И пусть внутри меня сидит каменная уверенность, я могу ошибаться.
Я расстегиваю корс и вытаскиваю из-под пояса сокриса подол рубуши. На животе моем — лишь узкий след от удара. Края раны сошлись и срослись. Никакой красноты. Никакой боли. Я показываю плечо и спину. Маги оглядывают меня, не прикасаясь — но я ощущаю кожей их силу. Мне противна магия, противны их шепот и суетливость, но я понимаю, что кроме них ответы мне спросить не у кого.
— Мы никогда не видели такого, — говорит вчерашний маг, жестом прося меня опустить рубушу. — Скоро за вами придут. Может, Мастер знает.
— Так здесь есть магия или нет? — спрашиваю я в который раз.
— Мы не почувствовали ее запаха на твоей коже, Серпетис, сын Дабина, — говорит другой маг, коренастый и плечистый. Чем-то он напоминает мне отца. — И вчера, когда мы брали твои волосы, мы ее не заметили. Ты исцелился сам или ученица тебя исцелила — магии в этом не было.
— Но так быстро раны не заживают, ты прав, — кивает вчерашний маг.
— Они могли просто не почувствовать магию, хоть она и была, — замечает Цилиолис. Он уже поел и поднялся, оглядывая поляну. — Ты говоришь, что рану получил в дни двоелуния. В те дни магия другая, она не желтая и не белая, не принадлежит ни одной
