Неожиданно меня вызывают в Комитет Государственной Безопасности. Недоумевая иду туда и мне задают ряд вопросов касательно моей расовой чистоты и склонностей. Выясняется, что на моё имя пришло письмо из районов, отведённых для польских поселенцев. Меня как молнией обжигает и мгновенно вспоминаю ту мимолётную встречу на ночном полустанке: Ирена Ковальска! Объясняю ситуацию, особист успокаивается и вручает мне злополучное письмо, уже вскрытое, естественно. Читаю: моя знакомая попала не так далеко от нас, работает на швейной фабрике в Иванове. Там адрес и приглашение навестить… Неожиданно кагэбэшник, уже дядька в возрасте, протягивает мне папиросу и приглашает выйти на воздух покурить. Мы располагаемся на берегу Волги. Стоит удивительная пора вечерней зорьки, тихо. Мы прикуриваем и молчим. Наконец дядька спрашивает:
— Что, первая любовь?
Молча киваю ему в ответ головой.
— Запала, говоришь…
Это не вопрос, а утверждение, и он продолжает:
— Эх, молодо, зелено… Война, брат, штука такая: ты нынче есть, а завтра тебя нет. И не останется никого после тебя на этом свете…
Никак не могу сообразить к чему он клонит. Я ведь уже не мальчик давно, двадцать девять лет. И тут доходит до меня: Закон о крови! Так называемое обязательное продление рода! Но… Особист разговор тем временем продолжает спокойненько:
— Я что тебе скажу, капитан: есть у нас в этом законе лазейка одна, но надежды мало. Если окажется, что у неё в родственниках арийцы есть, то могут и разрешить. Ну а если не окажется- извини…
Мы прощаемся и расстаёмся почти друзьями. Возвращаюсь в расположение, его слова не идут у меня из головы, решаю написать ей письмо, поинтересоваться её родственниками, что тут же и делаю. Жду её ответ с нетерпением, но не дожидаюсь, вместо этого в один из дней меня опять вызывают в Комитет и вручают дешёвенький журнал для нижних чинов со скабрезными картинками: одна из голых моделей- Ирена… Видно, что журнал старый, ещё польский. Вот тебе и первая любовь…
Зима выдалась неожиданно холодная и суровая. Промёрзший металл брони обжигает до костей. Дизеля с трудом заводятся. Пехоте приходится ещё труднее в чистом поле. Тем не менее все занимаются не покладая сил всю зиму. Приятная неожиданность под Новый Год- мой старый друг Макс стал папашей! Нас отпускают, и мы с моими друзьями едем к нему на крестины. Два волшебных дня отдыха. Плюс ещё четыре — дороги. Мы немного приходим в себя от муштры, недоумевая, почему так расщедрилось командование. Понимаем это, когда узнаём, кто был крёстной матерью дочери оберстлейтенанта Шрамма… Впечатляет, конечно!
Наконец наступает весна. Степь раскисает, но учёба не прерывается ни на минуту, наоборот, темп её и напряжение нарастает. Мои танкисты действуют уже как чётко отлаженный механизм, без промахов разя многочисленные мишени, понимая пехотную поддержку с полуслова. Артиллеристы достигают невиданных высот в своём нелёгком искусстве, владеют всеми способами стрельбы. Начинается нечто новенькое: на берегу Волги появляются огромные плоскодонные суда и мы часами тренируемся в погрузке на них и выгрузке. Это несложно: у этих уродцев весь нос падает на пляж, образуя мост для высадки. Судно выползает на берег наполовину, так что особых проблем это не создаёт. Эти тренировки окончательно вносят ясность в то, что нас ожидает: десант. Либо Англия, либо Япония…
Апрель одна тысяча девятьсот сорок первого. Мой батальон поднимают по тревоге и мы совершаем марш на товарную станцию: наконец то пришла новая техника! Торопливо сгоняем новенькие машины с платформ, и загружаем свои старые. Все танки- новейшие "Лавр Корнилов модернизированный" или «ЛКМ». Они немного отличаются внешне от тех, что были у нас раньше. Первое- бросается в глаза новая конструкция ходовой части, к которой приложил руки и мозги сам Фердинанд Порше. На ходу машина стала плавнее и мягче идёт. Более мощный дизель, не пятьсот, а семьсот сил с увеличенным моторесурсом. Естественно, всё это в сложении даёт выигрыш в скорости и дальности пробега. И, конечно, вооружение… Это- нечто! Сто двадцать два миллиметра калибр с дульным тормозом! Вот это орудие! Три «УБТ» двенадцать и семь мымы на закуску. Боеприпасы бронебойные, фугасные, бетонобойные и зажигательные в комплекте. По заказу- подкалиберные и специальные. Ну, дымовые там, осветительные, даже агитационные. Те, что листовки всякие раскидывают. А ещё такая штука как кумулятивные или бронепрожигающие. Естественно, великолепнейшая рация, просветлённая оптика. Разведчики получают восьмиколёсные "двести тридцать четвёртые" так же с усиленной бронёй и дизельным двигателем. В башне у них стоит тридцатисемимиллиметровая автоматическая пушка и новинка- радар. Это что-то новенькое. Одновременно к нам прикомандировывается рота огневой поддержки- сорокасантиметровые реактивные миномёты на базе тех же "двести тридцать четвёртых". Их залп ошеломляет и впечатляет. Всё разносит вдребезги. Теперь мой отдельный пятьсот второй тяжёлый танковый батальон способен решать задачи целого полка средних танков без всякого развёртывания. Я горжусь оказанной мне честью…
Две недели отведённые на ознакомление с новой техникой пролетели незаметно. Все ходили в эйфорическом состоянии от нового оружия. Затем итоговые учения. Моё подразделение получило высший балл. Одно из немногих. А сейчас мы готовимся к дальней дороге, нас ждёт Англия. Лорд Черчиль, мы идём к тебе!
Полковник Всеволод Соколов. Зима 1941. Москва
Рождество настает!Пожелать хочу Вам счастья!..
Несется из динамиков приятный девичий голос. Меня отпустили в краткосрочный отпуск домой. Зимняя Москва — самый красивый город на свете. Как сладко похрустывает снег под сапогами, как весело сияют электрическим светом вывески магазинов и гирлянды на елках, выставленных на улице, как счастливо улыбаются встречные прохожие. Гремят колокола "сорока сороков" временами перекрывая музыку из уличных динамиков, а временами сплетаясь с ними в удивительную симфонию праздника.
Я шагаю по Волхонке. В руках — куча свертков с подарками. Рядом медленно ползет такси, в которое я периодически складываю свои приобретения. О, вот это я хочу! В этом Любаша будет прекрасно смотреться, да и Аришке это тоже подойдет!
— Будьте добры вон то. Размеры: один — примерно на вашу фигуру, второй — на девушку лет четырнадцати.
— Пожалуйста, господин полковник. С наступающим праздником Вас!
— Благодарю, Вас также!
Так-с, ну-ка притормози, любезный. Вот это мы положим сюда, а это вот здесь…
— Сеффа! СЕФФА!
Господи помилуй, кто ж это так надрывается? Оглядываюсь: никого вроде…
— Сеффа! Сеффа, ты что — ослеп?! Своих не узнаешь?!!
Макс? Откуда? Лихорадочно верчу головой. Да вот же он — мчится вприпрыжку от богатого авто, из которого машет его очаровательная супруга.
— Макс? Какими судьбами?! — я оказываюсь в объятиях, прижатый физиономией к шинельному сукну и в ответ стискиваю его сам.
— Отпуск дали, — орет он счастливо. — А Люба позвала нас в гости. Ну, мы и прилетели.
— Молодцы! — хлопаю я его по спине. — Я-то думал, что господа помещики, из своих латифундий ни ногой! А я, видишь вот, только сегодня в отпуск прибыл… Слушай, а крестницу вы тоже прихватили?
— А как же, — на его лице отражается отцовская гордость, — куда ж мы без нашей Катрин? Слушай, давай к нам. Отпустим твоего «извозчика» — у нас места хватит!
— Знаешь, мне еще кое-что купить надо. Вы, давайте, к нам, а я скоро…
Он на минутку задумывается. Потом, приняв решение, говорит:
— Тогда так: я своих отправляю, а мы с тобой — за покупками, годится?
— Отлично!
Он бежит к своей машине, а я начинаю быстро соображать: теперь нужны еще подарки. Да ладно: денег много, в Роослепе особенно не потратишь…
Возвращается Макс. Он все уладил, и теперь мы шагаем вместе. Особой беседы не выходит: нам просто приятно быть вместе. Хорошо, когда есть человек, с которым можно и поговорить и помолчать…
— Смотри! Вот это мне нравится! — он тычет пальцем в симпатичную детскую шубку.
— Да ты что? Твоей Катюхе еще лет шесть до этой шубы расти. Или еще кому?
— Да никому, — он обиженно сопит, — кто у меня еще-то есть? Только ты да твои…
— Ну, мои уже для этой шубки велики.
Так, а вот это… Любаше не годится, но для Светы…
— Любезный, мне вот эту шапочку покажите…
— Сеффа, это не мое дело, но по-моему, Люпе это не подойдет…
— Любке — нет, а вот Светлане — в самый раз, а?
Макс смотрит на меня удивленно, но потом осознает сказанное и начинает отнекиваться. Мол, у него подарок для жены уже есть. Очень мило: у него есть, а у меня-то — нет!..
Мы бродим добрых два часа и, наконец, являемся домой, немного усталые, румяные от бодрящего морозца и нагруженные целой кучей всяческого барахла, среди которого, впрочем, попадаются и полезные вещицы.
