— Да, про девушек.
— Это божий дар. Не подвергай его сомнению. Ты любишь и любим. Ведь ты их любишь?
— Да.
— Тогда зачем себя мучить, зачем подрезать крылья любви?
— Но ведь любовь втроем — это так непривычно, — оправдывался я.
— Эх, друг мой, как мало ты пока знаешь! Жизнь вовсе не такая простая, какой тебе ее показывали. Все, что ты видел до сих пор, — лишь ущербные, ограниченные образцы действительности.
— Жеан, кто ты?
— Я сказал тебе еще при знакомстве: я твой друг.
— Я читал твою книгу, там говорится, что ты родился в четырнадцатом веке.
— Мало ли что где говорится. Поговаривают также, что и Фламель, мой, так сказать, ровесник, до сих пор жив. Когда твои взгляды изменятся и ум будет в состоянии воспринять истинную картину мира, ты все поймешь. Не будь нетерпелив, верь пока на слово.
— Так ты и Фламель — не одно и то же лицо?
— Нет, поверь мне.
— Но меня пугает мысль, что все это сон или виртуальная реальность, а на самом деле моя жизнь совершенно иная. Быть может, я просто лежу неподвижно на больничной койке, беспомощный, опутанный проводами, и нынешняя жизнь мне снится, а ты — мой санитар.
— Вполне допустимо, и все же это не так. Единственная твоя реальность находится здесь.
— И я должен слепо тебе поверить.
— Конечно. Доверься другу.
— А почему девушки настаивают, чтобы я принимал эликсир?
— Они не желают тебе вреда. Если тебе дают эликсир, значит, ты должен подготовиться.
Взгляд Жеана был кристально чист, глаза не отрываясь смотрели на меня. На его лице не было и следа дряблости, кожа плотно обтягивала скулы; то был благообразный просветленный лик античного — или даже библейского — бога.
Мы еще о многом поговорили. Я спросил Жеана о профессоре Молине, и мой друг ответил, что тот звонил утром, чтобы попрощаться: вечером он улетает в Мадрид.
— Быть может, именно Молина заморочил тебе голову своими идеями о виртуальности. Сейчас ты переживаешь стадию обостренного восприятия, и всякая новая мысль меняет твои представления. Ты как пятнадцатилетний подросток, хотя тебе перевалило за сорок. Но пятнадцать — самый подходящий возраст, чтобы научиться всему, чему тебе следует научиться.
Когда настала пора прощаться и мы поднялись с мест, я споткнулся, потерял равновесие и ухватился за край столика, чтобы не упасть. Со стола на пол соскользнул какой-то сверток. Я поспешил вернуть его на прежнее место, при этом случайно приоткрыв… И с изумлением обнаружил, что в нем лежит «Книга еврея Авраама».
— Жеан, это та самая книга!
— Замолчи, глупый! Соблюдай осторожность.
— Но откуда она у тебя? Ты выкрал ее? Отобрал у Джейн?
Мандевилль пристально посмотрел на меня, но не ответил. Мой рассудок помрачился, на меня накатила ярость, и, не успев подумать, я прижал сверток к груди и как безумный бросился из кафе. Я слышал только, как меня окликают:
— Рамон, Рамон! Вернись, отдай ее мне!
Но я пробежал по Нерудовой улице до Мостечки, натыкаясь на встречных, а потом, почти наугад, припустил налево по Крижовничке, пока не выбежал на Старо Място. Я бежал, как газель, за которой гонится леопард.
Как только мне удалось справиться с замком и проскользнуть в наш дом, я подпер дверь плечом, словно хотел помешать ворваться несуществующим преследователям.
Потом я ввалился в зал, и Виолета с Джейн ошарашенно посмотрели на меня.
— Что с тобой, Рамон?
— Ничего, — просипел я, пытаясь отдышаться. — Вот только я спас «Книгу Авраама». Ее похитил Жеан де Мандевилль.
Джейн метнулась к одному из шкафов — как выяснилось, именно там помещался ее тайник, — и вернулась с книгой в руках. Мы молча переглянулись.
— Их что, две? — спросил я.
Виолета осмотрела принесенный мной экземпляр, потом тот, что хранился у Джейн, и облегченно сказала:
— Книга, которая у тебя в руках, — подлинник экземпляра, подложенного вами в дом Рикардо Лансы. Ее похитили из музея, и вот она здесь. Значит, оба оригинала теперь у нас. И все же, Рамон, тебе не следовало этого делать.
— Я подумал, ее украли у Джейн.
— Теперь мы можем лишиться обеих книг, а если исчезнет «Книга еврея Авраама», мы попадем в беду. Два оригинала не могут находиться рядом. Нужно известить обо всем Николаса.
Никто, даже родные дочери Фламеля, не знал, как связаться с этим человеком. Мы приехали в Прагу по его следам, но его здесь не оказалось. Сподвижники Фламеля приблизительно представляли, в каких городах он может находиться, однако никто, ровным счетом никто не мог точно сказать, где он пребывает в данный момент. Тут могли помочь лишь оставленные Николасом следы, предупреждения и знаки. Встречи с Фламелем можно было дожидаться месяцами, но сложившаяся ситуация не терпела отлагательств.
— Вы знакомы с Жеаном де Мандевиллем?
— Нет. Впрочем, ты рассказывал нам о человеке, с которым встретился на Пути Иакова, — кажется, его звали именно Жеан де Мандевилль. Это он?
— Да. Вчера мы вместе ужинали и замечательно провели время. Жеан разбирается и в жизни, и в философии. Мы познакомились еще с испанским профессором, пригласили его вместе попить кофе и до глубокой ночи рассуждали о виртуальных реальностях и тому подобном. Потом, уже в нашей реальности, мы расстались. Утром я проснулся весь взвинченный и отправился побродить возле Замка; зашел в кафе — и увидел там Мандевилля. Я подсел за его столик, мы поболтали. Рядом с ним, как и при каждой нашей встрече, мне сразу полегчало. А потом я случайно увидел книгу, схватил ее и бегом помчался сюда.
— Безумец! За тобой могли следить. Этот субъект, возможно, работает на «Моссад». Теперь опасность грозит обеим книгам, да и наши жизни тоже под угрозой.
Я почувствовал себя как в ловушке. Мне стало страшно, словно я оказался заперт между двумя дверями. Ноги стали ватными: вот, я искал бессмертия, а теперь моя жизнь висит на волоске! С людьми из «Моссада» шутки плохи. Эти типы действуют наверняка и никогда не оставляют свидетелей. Радость жизни стремительно покидала меня, на смену ей явилась тревога, разраставшаяся подобно метастазам.
Я совершил глупость. Но как же книга попала в руки Жеана? Теперь мне все стало ясно. Фальшивый экземпляр находился в доме Рикардо Лансы в Лиссабоне, подлинник был у нас, а «Книгу каббалы» — которой я только что завладел и которой полагалось храниться в Музее изумрудной скрижали — подменил Жеан, когда узнал, что «Моссад» собирается любой ценой ее похитить. Но кто-то предупредил израильтян, что судьба книги неким образом связана с нами.
Как только просочатся сведения о том, что книги больше нет в Голландии, «Моссад» отправит агентов на розыски. Мы, как возможные владельцы книги, представляли собой идеальную, легкую мишень. Отобрать ее у нас так же просто, как отнять леденец у ребенка. Однако мы боялись не за «Книгу каббалы», а за «Книгу еврея Авраама» — ведь с виду их не различишь.
