- На Улицах Вони, - снова сказал Джарлакс.
- Убийства, - снова парировал Энтрери.
- Значит, на Улицах Вони без тени Ллос, - сказала Кэтти-бри, и за это они с Джарлаксом снова чокнулись кружками.
На сей раз, хмыкнув и заворчав – ведь в конце концов он был Артемисом Энтрери – Артемис присоединился.
Жареный хвост полностью оправдал все их ожидания, и троица поглощала большие куски этого блюда, когда голубоглазая женщина возвратилась.
- Мне сказали, что ты жрица, - обратилась она к Кэтти-бри.
Та кивнула с набитым ртом.
- Когда магия вернётся, я научу тебя создавать это, - пообещала дроу.
- Как твоё имя? – спросил Джарлакс.
- Ох, я знаю ваши, но забыла назвать своё! Меня зовут Айида, но моё настоящее имя – Айда’Умпту.
- Я с радостью научусь такое делать, - сказала Кэтти-бри. – Я изумлена, что подобного можно достичь без убийства животного.
- Это необходимость, ведь здесь так мало животных. Кроме того, мы любим наших животных. Подумайте сами – я делю дом с двумя муктефф. Я готова их освежевать не больше, чем готова освежевать… ну, например, вас! И должна признать, я нахожу цвет вашей кожи прекрасным.
- Мне следует беспокоиться? – со смехом спросила Кэтти-бри.
- Нет, но ему, может быть, и следует, - ответила Айида и ткнула Энтрери в плечо, затем рассмеялась и ускользнула прочь.
- Значит, то, что нам говорили – правда. Они научились воспроизводить прекрасные вещи при помощи своей магии, - сказала Кэтти-бри, когда женщина ушла. – Ты действительно оказался в раю, Джарлакс.
Взгляд, которым ответил ей в это мгновение Джарлакс, заставил Кэтти-бри замолчать, поскольку она никогда не видела такого выражения на лице вспыльчивого наёмника. Казалось, он готов заплакать.
Айида вскоре вернулась с обещанной хурмой. Она подтащила стул и присоединилась к друзьям, и показала им, как по-настоящему есть скеллобельские деликатесы, с безупречным и необходимым соотношением сыра к фруктам, которое требовалось немедленно запить вином.
- Как я и обещала! – раздался голос, когда они четверо сделали первый укус и пригубили вино, и они обернулись, обнаружив, что к ним присоединились Илина, Эмилиан, Адин Дуайн и несколько других.
- В Каллиде есть лишь одно превосходящее удовольствие, - сказала Айида и бросила взгляд на Энтрери. – И даже это мнение оспаривают.
- Да, каззкальци, - немедленно возразила Адин Дуайн. – Каззкальци. Ничто не может сравниться с каззкальци.
- Тогда за Адин Дуайн, - сказал Эмилиан, поднимая кружку. – Если ей не представится возможности попасть на поле на этом празднике, так пускай найдёт настоящую битву на следующем закате!
- За Адин Дуайн! – присоединились остальные.
- А где Весси? – спросил Энтрери, разыскивая того взглядом.
- Он в уединении, конечно же. Бьянкорсо не появятся до своей первой битвы мерцающей ночью.
- Мерцающей ночью?
Им всем принесли полные кружки, и по залу пронёсся следующий тост:
- Бьянкорсо! Квиста Канзей!
- Завтра голова будет болеть ещё хуже, - предупредила Кэтти-бри Энтрери, когда тот поставил кружку на стол и подавил то, что должно было стать жуткой отрыжкой.
- Оно того стоит, - ответил он.
Кэтти-бри расслабилась и присоединилась к тосту. Она по-прежнему не могла избавиться от страха, что всё это был обман, но по ходу веселья стала понимать, что страх остаётся лишь потому, что она не хочет, чтобы всё это оказалось ложью. Даже не думая о том, какую опасность может прятать такая ложь для неё и для её друзей, она не хотела, чтобы это оказалось чем-то кроме истины.
Ради Джарлакса.
Ради Закнафейна.
И больше всего – ради Дзирта.
И больше всего – ради Бри.
- Я должна на время попрощаться, - сказала Заку Аззудонна.
Зак какое-то время переводил дух – дышать становилось всё тяжелее. Казалось, будто в горле застряло пёрышко, которое постоянно его щекотало.
- Куда? – сумел спросить он.
- Я должна отправиться в уединение с Бьянкорсо перед каззкальци, - пояснила воительница. – До заката осталось только три дня. Мы должны приготовиться. Мы должны не думать ни о чём, кроме каззкальци.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Зак кивнул и вернул голову в нейтральное положение, глядя прямо вверх на лёд. Он думал о сыне, и сейчас ему казалось, что он уже никогда не увидит Дзирта. Он думал о Кэтти-бри – да, хотелось бы, чтобы они привели её к нему. Он должен был извиниться перед ней за те первые дни, когда он только вернулся к жизни, когда ещё не сумел преодолеть предрассудки, укоренявшиеся в нём со дня его рождения. Даже если, в особенности если это был его последний вздох, он хотел сказать ей об этом ещё раз. Он надеялся, что его внучку ждёт лучший мир, и теперь, увидев это место, он осмелился верить, что такое возможно.
Однако он всё равно не мог погибнуть счастливым. Не мог уйти сейчас и принять это.
- Я буду бороться, - объявил он, хотя на самом деле даже не знал, с чем борется. Он ничего не чувствовал в плече или в руке, но решил, что дело во льде. Однако сейчас его пугало чувство покалывающего онемения и сверкающие линии, которые покрывали уже половину груди и тянулись к другому бедру и дальше, вниз по правой ноге.
- Хотелось бы, чтобы ты сражался рядом со мной в каззкальци, - сказала Аззудонна. – В следующем году, да!
Зак расслышал притворный оптимизм в её заявлении, её преувеличенную бодрость. Она понимала, с чем он столкнулся. Он повернул свою голову, чтобы снова посмотреть на неё, и несмотря на то, как плохо себя чувствовал, был поражён увиденным. В комнате позади неё горел огонь, и свет от него плясал в глубокой нише. Она стояла на четвереньках, тоннель был слишком низким, чтобы там выпрямиться, и отодвинулась немного в сторону, наклонив туда голову с широкой усмешкой.
Слишком широкой для того страха, который она испытывала в глубине души, знал Зак, но не мог не оценить её усилий.
Её длинные волосы собрались на плече и спадали оттуда вниз сверкающим водопадом, отблески света сверкали между отдельными волосками с каждым движением.
В этом мгновении, в этом свете была какая-то мягкость, которая глубоко поразила Зака, и ему потребовалось какое-то время, чтобы понять, почему.
Он никогда не видел женщину-дроу такой… нежной. Настолько открытой эмоционально. Настолько щедрой. Ближе всего была Даб’ней, и в его растерянных мыслях начали возникать нежные воспоминания о жрице. Он начал теряться в них.
Аззудонна оторвала руку от пола, что-то протянув, и мысли Зака вернулись в настоящее.
Его рубаха?
- Это твоё, да? – спросила она.
Он сумел слабо кивнуть.
- Можно её порвать?
Вопрос застал его врасплох.
- Оторвать полоску, - объяснила она. – Я хочу носить её на запястье в битве. Я буду чемпионкой Закнафейна, если он позволит.
Зак кивнул.
Она дёрнула, лишь чуть-чуть разделив ткань.
- Мифрил, - прошептал Зак, когда женщина осмотрела рубаху и заметила лёгкий металл в слоях сукна. Она улыбнулась и отделила достаточно, чтобы оторвать от рубахи кусок. Она обернула его вокруг правого запястья, завязала узлом, и снова обернула, затем затянула левой, сжав другой конец зубами.
Она смотрела на него своими лавандовыми глазами, так похожими на глаза его сына, и всё время улыбалась.
- Вот, - объявила она, закончив, и протянула ему руку, тыльной стороной к его лицу.
- Дашь мне своё благословение? – спросила она, когда он не ответил.
Он хотел сказать, что даст, когда Аззудонна чуть пошевелила рукой, показывая ему, что имела в виду. Зак подался вперёд и поцеловал тыльную сторону её ладони. Затем она взяла его руку и поцеловала точно так же.
- Бьянкорсо победят, - сказала женщина. – Я буду бросать с силой Закнафейна.
- Бросать? – хотел спросить он, но вырвавшийся наружу звук был очень слабым.
- Отдыхай, друг мой, - ответила она. – Отдыхай и борись с болезнью. Скоро наступит закат, и магия перестанет убывать. Будь сильным, и мы выиграем твой бой вскоре после того, как Бьянкорсо победит в своей битве. Я обещаю.
