Перед выходом меня поймал Андрей и затащил к себе.
Стелы небольшой комнаты были увешаны многочисленными кришнаитскими плакатами и миниатюрами, В них господствовали два стиля: европейский лубочный и индийский. Первый отличался приукрашенным реализмом и изображал в основном очаровательных девушек в сари и не менее очаровательных младенцев. Девушки оказались пастушками Вриндавана [77], а младенцы, само собой, маленьким Кришной. Одна из девушек, огромными влюбленными глазами следящая за полетом шмеля, представляла собой пастушку Радху, безумно влюбленную в Кришну — до того безумно, что приняла шмеля за его посланника. По обилию пухлых младенцев и влюбленных на фоне природы этот стиль хотелось окрестить «а-ля Буше».
Миниатюры индийского стиля представляли в общем те же сюжеты, только пастушки на них были остроносы и изображены в профиль, а Кришна толст и похотлив.
Под миниатюрами курились сандаловые палочки. Не понимаю прелести сандала, по-моему, он пахнет дешевым мылом.
Из европейских плакатов меня особенно заинтересовал один. На нем полулев-получеловек очень картинно убивал некоего врага, вырывая у него внутренности с соответствующим количеством крови и наматывая кишки убиенного себе на шею.
— Это Кришна в образе Нарасинхи, убивающего демона, — объяснил Андрей.
Я недоумевал. Как такой Бог может вызвать симпатию? Тем более бхакти — преданную любовь? Культивирование ненависти к демонам, на месте которых каждый может представить себе своих врагов, кое-что объясняло. Но все ли? Я задумался.
— Я сегодня служу пуджу [78], — объявил Андрей. — Сам Чайтанья признал мое брахманское посвящение.
— А кто такой Чайтанья?
Андрей посмотрел на меня как на идиота. Я лихорадочно пытался вспомнить «Историю Индии», честно проштудированную неделю назад.
— А-а! Поэт пятнадцатого века, — наконец сообразил я.
Андрей хмыкнул.
— Чайтанья — Золотая Аватара, один из самых знаменитых бессмертных Индии. Аватара Радхи и Кришны.
— Что? Одновременно? — Мне хотелось прикалываться.
— Да. Одновременно. Приходи, сам увидишь.
Я глубоко вдохнул и твердо решил не оскорблять религиозных чувств друга.
— Это в Калькутте?
— Да.
Это меня расстроило.
— Может быть, завтра?
Я, в общем, ничего не имел против того, чтобы посмотреть на индусское богослужение, мне было интересно.
— Можно и завтра. А сегодня?
— Сегодня я собирался к Рамакришне. Тоже, говорят, аватара.
Андрей поморщился.
— Не советую. Лажа это все. Он считает себя аватарой Кришны, но при этом является бхактом Кали [79].
— Как это? Тоже Кришны?!
— Ну, это как раз не удивительно. Может быть несколько аватар одновременно. Хоть миллион! Господь может распространить себя в бесконечное множество форм.
— Он что, аватара Эммануила?
— В некотором роде. Учитель — тоже аватара Кришны. Он Калки, последняя аватара.
— Он говорил, что он — аватара Вишну [80].
— Это вишнуиты так считают. Заблуждение. Вишну — сам проявление Кришны.
— А-а…
В голове у меня окончательно все перепуталось. Андрей любовался моим замешательством и покровительственно улыбался.
— Ладно. Хочешь к Рамакришне — езжай к Рамакришне. Посмотришь, кстати, на его возлюбленную. Она тебя шокирует. — И он сунул мне индуистскую открытку. — Кали. Природа-мать.
На открытке была изображена голая по пояс полногрудая женщина с высунутым красным языком. Единственной одеждой ей служила юбка из отрубленных рук, а пояс украшали отрубленные мужские головы. На шее висело ожерелье из черепов, а в руке она держала окровавленный нож. Она танцевала, попирая ногами тело красивого юноши. Тело это было сиреневого оттенка, что, вероятно, указывало на то, что он мертв.
— Это Шива [81], — пояснил Андрей. — Ее супруг. Кали пляшет на трупе супруга. А потом она с ним совокупляется. У меня есть еще одна открытка,..
— Не надо! — сказал я. Иезуитское воспитание еще давало о себе знать. — Она тоже убивает демонов?
— Не обязательно. Природа! Андрей развел руками.
Храм Кали стоял на левом берегу Ганги, так что ее воды подходили к самым ступеням. К храму вела открытая терраса с двумя рядами однокупольных храмов Шивы, напоминавших сталагмиты. И пять таких же куполов-сталагмитов разрезали серое небо над храмом ужасной возлюбленной Рамакришны. А по другую сторону мощеного двора, лицом к Кали, стоял храм Кришны и Радхи.
К храмовому комплексу прилегал сад. Мне нужен был северо-западный угол храмовых построек, где находилась комната святого.
Когда я подходил к храму Кали, от стены отделился молодой человек, больше всего похожий на откормленного студента престижного колледжа.
— Здравствуйте, уважаемый господин, — вежливо произнес он. — Бхагаван [82] просил провести вас к себе.
— Меня? — Я не предупреждал о своем приходе.
— Вас.
Бхагаван Рамакришна сидел в позе лотоса на низком ложе у стены и производил впечатление ученого-физика, которому долго не платили зарплату. Аккуратная борода и изможденный вид. Ученики расположились на полу, а посему при входе мне пришлось снять обувь.
Приведший меня молодой человек простерся перед Бхагаваном ниц. Я стоял в нерешительности. Рамакришна посмотрел на моего провожатого.
— Спасибо, Нарендра, что ты его привел.
Святой встал и направился ко мне, взял за руку, вывел на веранду. Хлестал ливень, вспенивая воды Ганга. Тонкие струи стекали с крыши.
Он посмотрел мне в глаза.
— Ты идешь своим путем, следуя космическому закону, но помни, что твоя судьба не менее важна, чем судьба твоего господина. Ты сейчас только его спутник. Но так будет не всегда. Ты — тоже аватара.
Тут взгляд его остановился, рука похолодела, и я испугался, как бы он не упал. Распахнул дверь в комнату.
— Эй! Кто-нибудь! Вашему учителю плохо!
Влетел Нарендра.
— Ничего страшного. Это самадхи [83].
Увел учителя в комнату, усадил на постель. Рамакришна, кажется, пришел в себя.
— Эммануил — аватара. Я это вижу. Нет никакого сомнения. Только в нем более проявлен аспект Шивы. Или Калки… Да, я думаю, что он действительно Калки. Моя Божественная Мать узнала его, — сказал Рамакришна и вновь погрузился в самадхи.
От простоты и обреченности его утверждения я вздрогнул.
Рамакришна заговорил снова:
— Вы, европейцы, ограниченно думаете о Боге. Бог не только созидание, он и разрушение. Смерть так же естественна, как и жизнь.
И снова погрузился в самадхи. В полусознательном состоянии он запел:
Божественная Мать всегда играет
С Шивой, в блаженной радости.
Она много пьет, но не падает.
Она танцует на груди Своего супруга,
Мир сотрясается под тяжестью Ее стоп.
Оба они у предела безумия;
Оба бесстрашны и свободны.
Я вспомнил открытку с Кали и мертвым Шивой. Эти тоже считают, что смерть — освобождение?
Рамакришна закончил петь и произнес:
— Бог пребывает во всем. В каждом человеке, добром или злом, в каждом звере и каждой птице. В каждой капле дождя за этим окном. — Он посмотрел на меня. — И в твоем сердце. Он, как компас, укажет тебе направление. Просто слушай его и повинуйся его воле.
И погрузился в самадхи.
Как бы не так! Мой внутренний компас бешено вращался вокруг своей оси.
Когда я покидал храм, дождь перестал и солнце вспыхнуло в разрыве темных туч, как цветок огня на ладони Шивы. И окрасило алым воды священной реки.
Именно тогда у меня на поясе зазвонил мобильник.
— Пьетрос! Немедленно возвращайся! — Это был Господь.
— Уже еду.
Кажется, я понял смысл индусской религиозности. Нет, не культивирование ненависти — религиозный мазохизм. Индусу приятно представлять себя игрушкой Бога. А то и его жертвой. Теперь понятна привлекательность Кали в юбке из отрубленных рук и Шивы в ожерелье из черепов. Мне бы чуток религиозного мазохизма!
А еще до меня дошло, почему Индию регулярно завоевывали на протяжении ее истории все кому не лень.
ГЛАВА 2
Я поднялся по ступеням дворца Радж Бхаван и тут же позвонил Эммануилу:
— Я здесь, Господи.
— Иди к себе и включи телевизор.
По телевизору передавали об индо-мусульманских столкновениях в Гуджарате. Все началось с религиозной процессии в городе Дварка. Индусы праздновали новое пришествие Кришны. Мусульмане, нежных чувств к Кришне не испытывавшие, устроили контрпроцессию с призывами не сдаваться Эммануилу. Полетели камни. Были раненые и даже убитые. Но этим не кончилось. Обиженные индусы разобрали по камушкам одну из мечетей, стоявшую на месте, как-то связанном с деятельностью Господа Кришны. Мусульмане устроили индусский погром.
