У меня кружилась голова и я пробормотала, что рассчитывала сделать крупные пожертвования на церковь, а потом выйти за Вальтера, чтобы исправить мою плохую супружескую жизнь с Эдмондом, став примерной женой для моего второго мужа. Горькая, презрительная усмешка скользнула по лицу преподобного.
—
Можно подумать, дочь моя, что обуявшее вашу душу зло вместе с тем омрачило и рассудок. Как, чтобы искупить убийство, душою и соучастницей коего были, вы не придумали ничего лучшего, как выйти за любовника, т. е. привести в исполнение план, послуживший побудительной причиной к злодейству? Так знайте же, что если вы надеетесь получить прощение церкви и спасти свою душу от ада, то откажитесь навсегда от такого вдвойне преступного намерения, которое церковь никогда не освятит.
Я была подавлена: все мои планы на будущее рушились, и я с рыданием стала умолять его снискать мне разрешение Святейшего Отца на этот брак, но де Сильва был неумолим. Я думала, что сойду с ума: во избежание церковного проклятия я была обречена на пожизненное вдовство, а мне было всего двадцать лет. Ну, будь у меня по крайней мере ребенок, а то — никак… Я упала в обморок.
Узнав о случившемся, Вальтер пришел в бешенство: он так поносил и проклинал духовенство, что я испугалась и старалась — хотя тщетно — успокоить его. А меня мучил неразрешенный вопрос: каким образом мог де Сильва узнать истину о смерти Эдмонда? Раз, когда я высказала сомнение по этому поводу, то несколько слов раздраженного Вальтера возбудили во мне подозрение, что не он ли открылся на исповеди своему духовнику, а тот передал все преподобному отцу. Но возможно ли, чтобы Мендоза нарушил тайну исповеди?
Де Сильва каждый день посещал меня, утешая и убеждая. Однажды, когда я упомянула, что Вальтер возбужден против духовенства и намерен обратиться к Святейшему Отцу, даже угрожая скандалом, поводов к которому мне, однако, не объяснил, то де Сильва заметил сурово:
—
Пусть только попробует! Посоветуйте этому разбойнику сидеть смирно и благодарить Бога, что его не предали в руки правосудия людского. Или он воображает, что коли сделался герцогом Мервином, то уже ни Земля, ни Небо не властны над ним?
Вскоре после этого разговора моя верная камеристка, Бетти Фарнлей, опасно заболела. Я постоянно навещала ее, ничего не жалея на ее лечение, но болезнь с каждым днем усиливалась. Однажды ночью меня разбудили, так как Бетти чувствовала приближение смерти и умоляла немедленно прийти, чтобы сообщить мне нечто очень важное. Накинув капот я пошла к ней и, когда мы остались вдвоем с умиравшей, она призналась, рыдая, что ее совесть тяготит великое преступление, умоляя простить и не проклинать. Я обещала, и тогда она открыла мне, что сын мой не умирал, а был украден во время моей болезни и подменен ребенком, заболевшим оспой. Предварительно заразили той же болезнью и няньку, чтобы она ничего не знала, и бедная женщина умерла, как и несчастный крошка, заменивший моего сына.
Гнев и отчаяние овладели мною: я хотела знать, где ребенок, но Бетти ничего не могла сказать по этому поводу, а призналась лишь, что снесла малютку к какой-то женщине называвшейся Флорой Вебстер, которая передала ей взамен умиравшего ребенка, но кто был зачинщиком преступления — она не знала. Флора же — молодая и хорошенькая особа — соблазнила ее двумястами червонцев, и Бетти согласилась, рассчитывая на эти деньги открыть мелочную лавку и выйти замуж. Бог покарал, однако, и ее жених был убит в драке, а угрызения совести не давали ей покоя, и она не посмела унести в могилу тайну преступления. По ее словам, она ни разу не видела Флору с того дня, как я передала ей ребенка. Я потребовала только, чтобы Бетти написала и скрепила своей подписью показания, что она и исполнила.
В ту же ночь она умерла, а я осталась в мучительном душевном состоянии. Сомневаться в правдивости признания Бетти я не могла, когда же задумалась о том, кто мог быть вдохновителем преступления, то страшное подозрение шевельнулось в моей душе. Единственный человек в мире, которому нужна была смерть отца и ребенка, был Вальтер, и обе жертвы, стоявшие между ним и герцогской короной Мервинов, оказались устраненными… Но если это Вальтер, то убил ли он Чарли, как и Эдмонда, или же только столкнул со своей дороги? А в таком случае, что сталось с ребенком? Я терялась в догадках, сомнениях, подозрениях и порою боялась за рассудок. Наконец, не выдержав более, я рассказала все отцу де Сильва, заехавшему проститься со мною. Он, по-видимому, был поражен и негодовал, а, поразмыслив, посоветовал молчать, не выдавать своих подозрений и надеяться, так как обещал лично принять самые энергичные меры для раскрытия истины.
— Вы знаете, дочь моя, очи церкви видят дальше, чем глаза обыкновенных смертных, и ее служители проникают туда, куда не попадает никакой полицейский. Будьте уверены, леди Антония, будет сделано все, чтобы найти вашего сына, если он еще жив. Но если Господь вернет вам его,
это послужит видимым доказательством Его прощения и милосердия к раскаявшейся грешнице.
Много времени прошло в мучительной неизвестности. От отца де Сильва вестей не приходило, и я жила в полном уединении: Вальтера я избегала, любовь к нему угасла и с чувством не то страха, не то злобы старалась я прочесть на его лице — виновен он или нет. Наконец, пришло письмо от преподобного, он извещал меня, что после долгих, бесплодных сначала поисков ему, наконец, посчастливилось найти следы, а потом и самого ребенка у бродячих музыкантов. Флора оказалась бывшей любовницей Вальтера и к несчастью с год как умерла. Но мальчика она не убила, а проживала с ним в итальянском городке, а затем, по неизвестной причине, отдала его музыкантам. Счастливый случай привел тех в Рим, где внимание преподобного привлекло необычайное сходство ребенка с Эдмондом. Мальчуган был в надежных руках и как только соберут все документы, по которым можно будет восстановить его в правах, то сына мне привезет одно доверенное лицо. А до тех пор я должна была молчать.
Со времени получения этого письма я жила, как в лихорадке.
Однажды Вальтер высказал намерение съездить в Рим к Святейшему Отцу, надеясь, что, выслушав его признание, папа не откажет в своем согласии на наш брак. Иначе он отречется от католичества. Я промолчала на это, глядя на него с недоверием и презрением. О нашем браке я перестала уже думать, а если он мог сделаться еще и вероотступником, то, значит, был способен на всякого рода низость. Но как будет он наказан, если мне удастся восстановить Чарли в его правах! Тогда Вальтер потеряет все, что так подло приобрел, а я буду отомщена за вовлечение в преступление, за которое дорого теперь расплачиваюсь.
Наконец, прибыл почтенный священник в сопровождении старой женщины и трехлетнего мальчика. Одного взгляда было достаточно: я убедилась, что это — мой сын. Удостоверение его личности было написано на его лице, уменьшенной копии лица Эдмонда. Я никогда не видела более разительного сходства: глаза, черные кудри, выражения, даже самые манеры — все было отцовское. Мальчуган болтал по-итальянски и заявил, что его зовут Тонио, а потом тотчас занялся находившейся в моей комнате борзой собакой.
Старый патер вручил мне кое-какие бумаги, между прочим, официальные заявления двух соседей покойной Вебстер, которая не раз говаривала, смеясь, что если все устроится как то следует быть по закону, то мальчуган, со временем, будет великим и счастливым мира сего. Было еще и заявление двух странствующих акробатов, Карлотты и Гаэтано Малволио, удостоверявших, что они получили маленького Тонио от Флоры Вебстер.
Вальтер в это время находился в Шотландии для устройства дел перед поездкой в Рим, и я воспользовалась его отсутствием, чтобы получить аудиенцию у короля, изложила ему все дело и представила сына. Король, знавший Эдмонда еще в детстве, также был поражен сходством ребенка с покойным отцом, и повелел произвести следствие. Надо еще добавить, что Эдмонд, таивший, вероятно, в душе какие-то подозрения, вытравил на плече мальчика родовой герб, синей, не поддававшейся уничтожению краской: и именно для того, чтобы найти этот знак, он намеревался выкопать труп. Теперь у маленького Тонио нашли знак на плече, и королевский врач заявил, что оттиск этот уже старый и сделан, надо полагать, вскоре после рождения ребенка.
