И тут вдруг девица начинает раздеваться и агитировать:
- Голосуйте за любого Брежнева, все равно дас ист фантастишё.
Я вспоминаю, что у меня жена Валя вообще-то есть. Сажусь на самодвижущийся тротуар и - домой. Приезжаю. А у Валентины в постели Фидель Кастро, очень на Иван Васильича Зотова похож. Я на него - ах ты, гад!
А он из постели выскакивает в одних звездно-полосатых подштанниках и к электронной машине такой. Как ты ее, Кать, называла, компьютер? Штука такая, как телевизор с клавиатурой, будто у пишущей машинки. Фидель печатает слово "пулемет", и из телевизора выскакивает пулемет. Печатает слово "строчит", и пулемет сам стреляет в меня. Только все мимо.
А потом из телевизора выскакивают какие-то нарисованные медведи, и я их должен убивать дубиной и обязательно косточки съедать, а то мне каюк. А потом вроде как я сам попадаю в этот компьютер и на боевом "МиГе" лечу вместе с Серегиным, еще живым, за Фиделем, который удирает на кукурузнике. А на связи по рации Сергей Палыч Королев говорит:
- Юрка, сукин сын, брось ты к черту этого Фиделя, набирай первую космическую и выходи на околоземную.
- Не могу, - говорю, - Сергей Палыч. Мне этот Фидель Кастрович Зотов всю жизнь загубил.
- В лейтенанты разжалую! - кричит Палыч, и тут я просыпаюсь.
Рассказчик махнул рукой как-то так - эх! - и лучисто улыбнулся в клочковатую бороду на обожженном лице, засмеялся вместе со всеми.
- Дядя Юра, - вдруг прижала кулачки к подбородку Катя, - а ваша фамилия не Гагарин?
- Гагарин.
- И вы первый на Земле космонавт? Юрий Алексеевич Гагарин чуть не прослезился и поцеловал Катю:
- Господи! Катюша, ты второй после Даши человек, который узнал меня. Даже эти гонцы, гады, которые чуть не каждую неделю на поверхности бывают, мою физиономию не знают, за психа тут меня держат.
- Но вы же погибли, дядя Юра. Везде написано, в энциклопедиях... Могила ваша в кремлевской стене, памятники. Город Гжатск в Гагарин переименовали. Но сейчас он, по-моему, опять Гжатском стал...
- Ну видишь - живой. Я тогда катапультироваться успел. Какой-то очень сильный ветер меня с парашютом черт-те куда уволок. А потом кто-то, наверное циничный Крот, сюда привел меня, контуженного, ничего не соображающего. Вот... Там был героем, тут - шутом. Нет, пусть я уж лучше считаюсь умершим. Хотя... ох как хочется небо повидать.
Подошла тетя Даша, прижала голову первого космонавта к своей доброй, всеисцеляющей груди. Гагарин отдался этому успокаивающему теплу, но его маленькая изящная рука самопроизвольно сжалась в отчаянный кулак с побелевшими суставами пальцев.
- Дядя Юра, ну давайте удерем отсюда все вместе. Все мы, сумасшедшие. Только Мишку моего еще найдем и...
- Как мы удерем, Катя? - задал почти риторический тут вопрос Гагарин. Эти псы зотовские и дуд-ковские нас ни за что не выпустят. А сами мы не найдем дорогу.
- Найдем, - уверенно сказала Катя.
- Каким образом?
- Очень простым.
Но все получилось намного сложнее по очень простой причине. В психиатрическом подразделении госпиталя, как выяснилось, довольно далеко отстоящем от самого госпиталя, сумасшедших не лечили, а только содержали. Врачей тут не было. И когда Кате сделалось плоха, у нее начались боли в животе, то ее перестали прятать, и тетя Даша попыталась добиться через охранников у Зотова, чтобы прислали врача. Но поступили иначе. Два молчаливых санитара унесли Катерину на носилках. Она сама догадалась, что в быстрый грот, в хозяйство рулевой Здоровых. Где быстренько производят на свет впередсмотрящих пульников и прочих бульников.
Когда через несколько дней, если б время можно было измерить днями, Михаил Шмидт, грязный, пропахший порохом, лишь чудом не надышавшийся отравляющими газами, появился в психиатрическом подразделении, его женщины там уже не было.
Он недолго просидел взаперти после той вспышки самоубийственной ярости. Он слишком долго давал Системе Ада корежить себя, хотя и сопротивлялся. И теперь чисто инстинктивно пытался действовать по своему усмотрению. Но выбор у него был невелик -- или умереть в этом проклятом лабиринте, или тут же остаться в живых.
Невиданно жестокая и решительная атака дудковцев привела к тому, что зотовцы, включая и часовых, оставили тот участок, где находилась каморка, куда заперли Михаила. Мимо протопали пешки противника, которым было недосуг заглянуть в гротик за неказистой дверью под замком. Потом, нарвавшись на свои же газы, пострадавшие дудковцы отступили.
Услышав голос проходившего мимо капитана Волкова, Миша дал о себе знать бешеным стуком в дверь.
- Откройте! Откройте, вашу мать! Дайте мне оружие!
- Это герой Шмидт? - удивился Волков. - Он будет решительным пополнением наших поредевших непобедимых рядов.
И ссамовольничал открыть.
Как блуждающему форварду, как пьяному Василию Сталину, ему позволялось все. По сути, это была истерика. Он появлялся то в одном штреке, то в другом. Пару раз даже оказывался за спиной у дудковцев, чем приводил их в панику. Когда у него кончались патроны, Шмидт просто отбирал автомат у первого попавшегося часового, и никто из них не возражал. Не исключено, что часовые могли быть и дудковскими.
Слава богу, что все это продолжалось недолго. Миша стрелял в живых людей и не понимал, что он делает. Поэтому и остался в живых.
Только потом, когда газ самонейтрализовался или каким-то образом выветрился, Шмидт, помогая перетаскивать раненых в новое помещение госпиталя, все приглядывался к рукояткам носилок - не остаются ли там следы чужой крови с его ладоней. Непонимающие рядовые пытались его остановить - офицеру не полагалось физически трудиться, но он отмахивался - он не хотел давать себе ни минуты отдыха, так требовала истерика.
Но потом он все-таки устал, и врач Рабинович, сам пострадавший от газов, шепнул ему:
- Товарищ капитан, я слышал... слышал, где находится товарищ рулевая Зотова. Она в психиатрическом подразделении военно-полевого госпиталя для оказания медицинской помощи. Спросите дорогу...
Измотанный, все еще живой, седой человек в офицерском кителе с одним погоном выглядел лет на сорок. А было ему, по его собственным подсчетам, всего девятнадцать. Он уже прожил, скорее даже проборол-ся, длинную безрадостную жизнь, заключенный волею обстоятельств в бесконечную подземную могилу.
Навстречу новому человеку в пещерной психушке поднялся только невысокий мужчина со шрамом на брови и клочковатой бородой.
- Ты кто? - устало спросил его Шмидт.
- Гагарин, - улыбнулся человек и добавил: - Юрий Алексеевич.
- Господи, - вздохнул Шмидт, - точно - мир теней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
