Наконец он на мгновение чуть отстранил ее, и этого мгновения хватило, чтобы поднять ее ночную сорочку выше бедер и затем стянуть через голову.
— Мне надо видеть тебя, — проговорил он охрипшим от желания голосом. — Я думал, что ты не можешь быть такой красивой, какой я помнил тебя. Но поистине ты, должно быть, самая красивая женщина в мире.
Прю почувствовала, что сердце у нее словно взорвалось. Она вспомнила, сколько раз приходила в отчаяние от своего вида и уверенности, что он никогда не посчитает ее даже просто сносной.
— Тогда не будем зажигать лампу, потому что я не хочу разочаровывать тебя, — проговорила она и вздохнула.
Он взял ее руку и приложил к своей груди.
— Чувствуешь?
Она кивнула. Ее пальцы сжались на его твердом атласном теле, ухватив мягкие волосы, которые покрывали широкий размах груди и сужавшейся дорожкой уходили под ремень.
Гедеон держал ее руку, гладя пальцы, лаская мягкую плоть между ними, потом большой палец ощупал чувствительную ладонь.
— Больше нет мозолей?
Прю покачала головой. Искра пробежала от руки прямо к ее лону, и она не доверяла своему голосу. Не в силах дольше выносить поглаживания ладони, она выдернула руку.
— Ух, что ты делаешь с моей рукой? Это обжигает.
Гедеон откинул голову и громко засмеялся. Прю поднялась с подушки и обеими руками закрыла ему рот.
— Тшш! Ради Бога Ты что, хочешь пробудить мертвых? Если бабушка застанет тебя здесь и меня совершенно голой, она… она, конечно…
— Заставит меня жениться на тебе? — поддразнил ее Гедеон. — Ах, моя дорогая Хэскелл, ведь я все равно решил это сделать. — Он привлек ее к себе и так держал, прижав лицом к своей шее. Минуту спустя он посадил ее себе на колено. — Помнишь последний день, когда я держал тебя так?
— Ммм, гммм? — Прю казалось, что она может умереть от наплыва наслаждения, прижавшись к нему так тесно. Или, может быть, от чего-то еще, что происходит с ней, когда он вот так касается ее.
— Я думал, что я умру, — просто сказал он. Она подняла голову и затуманенными глазами уставилась на него.
— Ты тоже?
— Ты тоже? — повторил он и, когда она кивнула, снова засмеялся. Положив ее навзничь на кровать, он встал и быстро освободился от остававшейся на нем одежды.
Ах, жаль, что так мало света. Жаль, что он повернулся спиной к окну. Ей так хотелось получше видеть его! Но слабый лунный блик всего лишь окрашивал серебром его волосы и обрисовывал контуры тела.
А потом у нее не осталось времени на желания, потому что он лег рядом с ней и, опершись на одну руку, другой стал ласкать ее плечи, талию, груди.
— Что ты делаешь? — задохнулась она, когда он наклонил голову, чтобы припасть губами к ее соску.
— Тебе не нравится?
Это ей нравилось, и даже очень. У нее внутри будто рой взбудораженных бабочек взлетел в воздух. Осмелев, она подняла голову и лизнула его кожу языком.
— Боже, не делай… любимая, я не могу… — Она словно разожгла в нем костер.
— Тебе не нравится? — передразнила она его и снова опустилась на подушку.
Гедеон опустился следом, прижимаясь к ней всем напряженным, твердым телом.
— Это беда, — потрясение проговорил он. — Есть несколько вещей, моя маленькая хитрая любовь, которых ты не понимаешь. Первый раз, когда мы были вместе, я думал… Да, это так, я считал… Короче, я не стал тратить время, чтобы доставить тебе такое наслаждение, какое следовало. — И когда она запротестовала, он приложил палец к ее губам. — Нет, позволь мне закончить. Я никогда не говорил тебе, что пожалел о случившемся. Если по правде, то я не могу этого сказать даже сейчас, потому что я не… сожалею, что это случилось. Но сожалею о том, как это произошло. Сожалею, что сделал тебе больно. И сожалею о том, что произошло после. Я имею в виду слухи. И о том, что я, такой дурак, даже не задумывался, что могу сделать тебе ребенка.
— Я бы хотела, чтобы ты его сделал, Гедеон, — объявила Прю. — Я бы любила сына, как тебя.
Лицо Гедеона ничего не выражало, но он понимал, что должен рассказать ей о Барбаре и о мальчике. Очень скоро, завтра. А нынешняя ночь предназначена для большего, чем слова.
Палец, закрывавший ей рот, перекочевал в маленькую ямку на шее. Затем продолжил путь по ущелью между грудями, пересек плоскую полоску у нее над талией и потонул в крохотном углублении живота.
— Я вроде бы помню маленькое сердечко, спрятанное где-то здесь, — пробормотал он, зарываясь лицом в ее мягкую, нежную плоть, отчего у нее перехватило дыхание. — Слишком темно, много не увидишь, но, по-моему, я могу разгадать его на вкус, если пройдусь здесь. — И он водил языком по ее животу до тех пор, пока она громко не застонала, а ее ноги не раскинулись бессильно на матраце.
— Гедеон, пожалуйста, не надо!
— Что… здесь? — С невероятной нежностью он обвел пальцами гнездо, опушенное соболиным мехом. — Не надо что?
— Трогать меня… так… — У нее снова перехватило дыхание.
— Ты имеешь в виду — вот так? — Он нашел то, что искал, и поглаживал сокровенную родинку движениями легкими как пух, стараясь не сделать ей больно. Родинка была так деликатно построена, вся мягкая и сочная, как покрытый росой лепесток розы.
Ее пальцы безостановочно двигались по его ягодицам, и в тот момент, когда он почти довел ее до порога экстаза, он почувствовал, как они крепко обхватили его стрелу.
Сейчас наступила его очередь протестовать. — Любимая, дай мне твои руки, обе. Быстро, раньше, чем ты заведешь меня слишком далеко.
Нехотя разжав пальцы, она позволила ему взять ее оба запястья и поднять руки над головой.
Он был на седьмом небе после драгоценных мгновений, украденных прошлой ночью.
— Пора кому-то обуздать ее, что ты на это скажешь?
— Вы нашли священника? Я же говорил, что в Виргинии этой братии навалом.
— Ты правильно говорил, но ни один из них не пожелал надолго бросить свою паству и поехать на дальний остров.
— А если судью? Ведь мы можем позвать одного из них, правда?
— Я все сделаю. — Хотя мне это и неприятно, про себя добавил Гедеон. — Я разузнал об одном из них в Олбемарле, он вроде бы не возражал приехать сюда за хорошую плату, но у меня не хватило терпения ждать его.
Гедеон расправил плечи, чтобы сбросить напряжение, накопившееся за последнее время. Все дни, что он провел вдали от Портсмута, ему не удавалось поспать больше двух-трех часов. По правде говоря, у него не лежала душа разыскивать судью даже ради собственной свадьбы Опыт говорил ему, что судьи — непредсказуемое племя. Будь у него выбор, он бы предпочел священника. Гедеон помнил, сколько лет он прожил, оглядываясь и ожидая, что в любой момент его могут призвать к ответу за плавание на борту пиратской «Утренней звезды». Поэтому ему и сейчас совсем не улыбалось обращаться к представителю закона.
