– Да. Они до сих пор у вас?
Романов качнул головой:
– Увы, я с ними расстался. Осталась только пара безделушек.
– Меня интересует подсвечник в виде переплетенных змеиных тел, – сказал Глеб.
Романов нахмурил брови и рассеянно проговорил:
– Не помню точно, но, кажется, его я тоже продал.
– Продал? – подал голос лысый магистр. – Но ведь я видел его у тебя на прошлой неделе.
– На прошлой неделе? – Романов покосился на магистра и наморщил лоб. – Ах да. Помню. Никчемная вещица. Одно время я колол ею орехи. Не помню даже, куда я ее сунул.
– Позволь, да ведь он стоит у тебя в кабинете, на пианино, – вновь подсказал лысый магистр. – Весь залит парафином. Я и змеек этих едва разглядел.
Романов одарил магистра ледяным взглядом. Потом снова повернулся к Глебу и спокойно произнес:
– Если Костя прав, и этот предмет по-прежнему «стоит на пианино», я готов вам его показать. Одно непонятно – зачем вам эта рухлядь?
– Меня всегда интересовали старинные вещи, – ответил Корсак. – Особенно подсвечники.
– На любом блошином рынке таких бронзулеток море. С этим же придется здорово повозиться, чтобы придать ему товарный вид.
– Значит, вы готовы мне его показать?
– Я же сказал – извольте. Машина ждет во дворе.
– Прямо сейчас?
– Да ради бога. Я живу неподалеку. Если поедем сейчас, минут через десять будем на месте.
– В таком случае – поехали!
6
Квартира Романова поражала неброской, но изысканной роскошью. В прихожей висело старинное зеркало в старинной позолоченной раме. Старинная мебель в гостиной была тщательно и умело отреставрирована, под потолком, бросая отблески на стены, мерцала хрустальная люстра. На стенах красовались пейзажи и натюрморты, написанные маслом.
Не задерживаясь в гостиной, Георгий Александрович провел Корсака в кабинет.
– Вас интересовал подсвечник? Вот он.
Глеб взял с пианино заляпанный парафином подсвечник и подошел с ним к окну.
– Удивительно, – проговорил он.
– Что такое? – насторожился Романов.
– Это действительно подсвечник из коллекции Брокара?
– Когда я его покупал, меня уверяли, что да. Содрали за это лишние сто баксов.
Глеб достал из кармана перочинный нож, выщелкнул лезвие и посмотрел на Романова:
– Вы не против?
– Валяйте, – разрешил тот.
Глеб принялся счищать с подсвечника нагоревший парафин. Романов посмотрел, как кусочки парафина сыплются на подоконник, и нахмурился. Видимо, магистр был прав: терпеть в доме постороннего человека стоило бывшему парфюмеру больших душевных усилий.
– Сомнений нет, это он, – сказал наконец Глеб.
– Что же такого удивительного в этом подсвечнике? – спросил Романов.
Глеб достал из кармана пачку фотографий и протянул их бывшему парфюмеру:
– Посмотрите – и сами все поймете.
Романов взял фотографии и с недоверчивым видом принялся их просматривать. Надменное лицо его делалось все более удивленным. Наконец он поднял на Корсака заинтересованный взгляд и спросил:
– Эта картина… она ведь из коллекции Брокара?
– Да.
– Гм… Интересно. – Георгий Александрович облизнул губы кончиком языка, словно во рту у него внезапно пересохло. – Если я правильно понял, наш душистый Генрих велел закрасить подсвечник и нарисовать на его месте ключ?
– Вы правильно поняли.
Романов усмехнулся:
– Что ж, это вполне в его духе. А насколько старая эта картина?
– Семнадцатый век. Тильбох. Фламандская школа.
Романов качнул головой:
– Н-да. Вот ведь фокус… Оказывается, я недооценивал этот подсвечник. Выходит, он и впрямь старинный, раз был изображен на картине. Пожалуй, я совершил выгодную сделку, когда купил его, а? Но зачем Брокар его закрасил?
– Мне это пока неизвестно.
– В этом, безусловно, должен быть какой-то смысл, – произнес Романов, задумчиво сдвинув брови.
Глеб пожал плечами и продолжил счищать с подсвечника парафин. Вдруг он замер, уставившись на подсвечник.
– Что? – мгновенно отреагировал Романов. – Нашли что-то интересное?
– Да… Похоже, тут какая-то надпись.
– Где?
– Да вот же. – Глеб тщательно соскоблил парафин и поднес бронзовую вещицу поближе к окну.
Романов глянул через его плечо и кивнул:
– Ах да, я видел. Omnes vulnerant. Я смотрел в словаре, в переводе с латыни это означает – «все ранят».
– Все ранят… – повторил Глеб. – И что значит эта запись? Какой в ней смысл?
– Понятия не имею, – пожал плечами Романов. – В старину на предметах и картинах часто делали надписи. Разные девизы… Как правило, мастера вкладывали в них философский или религиозный смысл.
– Но ведь эта вещь – масонская?
– Может, да, а может, нет, – ответил Романов. – Масонство – игра для взрослых детей. Хотя… – Он пожал плечами. – Если вам так интересно, можете позвонить «магистру», и он выскажет вам свои соображения на этот счет.
– Вы правы. Пожалуй, я так и сделаю.
Глеб достал телефон и набрал номер телефона Борзенко. Когда магистр взял трубку, Глеб процитировал ему надпись, сделанную на подсвечнике.
– Omnes vulnerant? – удивленно переспросил Борзенко. – Что-то я не припомню таких девизов ни у одной масонской ложи, – сказал он. – «Все ранят»… Гм… Вероятно, имеются в виду человеческие грехи или страсти или что-нибудь этакое. Ну или смерть близких людей. Смерть близкого человека ранит нас. Если хотите, покопаюсь в книгах.
– Было бы неплохо, – сказал Глеб.
– Если что-нибудь найду – позвоню вам.
Глеб убрал телефон в карман, и Романов поинтересовался:
– Ну как?
– Магистр не в курсе, – ответил Глеб.
Романов сухо усмехнулся:
– Еще бы.
Глеб снова принялся разглядывать подсвечник. Он был совсем небольшой: две тонкие змейки, чьи пасти образовывали паз, куда вставлялась свеча. Снизу змейки были привинчены бронзовым болтиком к небольшому круглому основанию. Глеб повернулся к бывшему парфюмеру и сказал:
– Георгий Александрович, у меня к вам просьба.
Романов надменно приподнял бровь и проговорил:
– Дайте-ка угадаю. Вы хотите взять у меня на время этот подсвечник, не так ли?
– Да.
– Видите ли, в чем дело… Если бы вы попросили его у меня час назад, я бы ответил – забирайте, и дело с концом. Но, как только что выяснилось, он имеет большую историческую и, что немаловажно, материальную ценность…
– Я вам его верну. Обещаю.
Романов внимательно посмотрел на Глеба, затем махнул рукой:
– А, черт с вами. Забирайте. Мне даже интересно, насколько далеко заведет вас эта запись.
– Главное, чтобы не в те места, откуда не бывает возврата, – пошутил Глеб.
В холодных голубых глазах Романова мелькнул какой-то странный огонек.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
