Мне стало легче от того, что я не переложил ни на кого другого ту миссию, которую предстояло исполнить мне и только мне. Как будто поставил последнюю точку, выполнил необходимую формальность, после которой уже мог начать действовать.
Что делать, если видишь Зло, которое никто не замечает и не хочет замечать, ибо Зло стало нормой? Если, подобно несчастному Алонсо Кихано, видишь гибельных великанов там, где все видят лишь привычные глазу мельницы? Если не можешь обратиться к властям, чей первейший долг защищать общество от преступлений, но которые бездействуют перед лицом самых ужасающих из всех мыслимых злодеяний? Выход тут только один: самому стать преступником, палачом, монстром в глазах смертельно больного общества, чьи гнойные раны вскрываешь, прижигая очищающим пламенем, чьи чумные бубоны срезаешь с болью и кровью, сжимая в руке вместо скальпеля окровавленный меч. Апостол Павел говорил: «мудрость мира сего есть безумие перед Богом»[22]. И так же точно высшая мудрость – безумие в глазах нынешнего века, а подвиг – преступление.
Последний солдат разбитой армии. Партизан-одиночка на территории, оккупированной так давно, что ее граждане давно забыли времена своей доблести и свободы. Единственный зрячий среди тысяч слепцов, танцующих на краю пропасти под визгливые дудки новых Крысоловов.
Я знал, что должен делать.
«Зло, случающееся с отдельными особями (например, повешение вора или закалывание какого-нибудь животного для человеческого питания), не совершается в ущерб совокупности особей, а помогает людям сохранить жизнь и пребывать в благоприятных условиях жизни. Таким образом, и для Вселенной происходит отсюда добро. Для того, чтобы виды сохранились на земле, уничтожение отдельных особей является подчас необходимым»[23].
На сегодняшней день таких особей на моем счету три, и я не собираюсь останавливаться на достигнутом.
С полицейскими я снова встретился в понедельник: двое оперативников пришли на факультет с закономерными вопросами о Лолите: когда я ее последний раз видел, сколько мы провели времени вместе, чем занимались, не говорила ли она о том, куда пойдет после занятий – обычная процедура, к которой я был готов, причем гораздо лучше, чем требовалось. Никто не спросил, например, почему она так часто звонила мне почти два месяца подряд, в том числе среди ночи; не показывал фотографий моей «Волги» с камер видеонаблюдения на шоссе; проницательно щурясь, не интересовался причинами моего разрыва с женой. У полицейских явно было уже свое видение этой истории, и я в ней был лишь временной или пространственной вехой, мимо которой Лолита прошла перед тем, как кануть в небытие. Я ответил, что последний раз видел ее вечером четверга, и это вполне всех устроило.
А через несколько дней я снова встретил Лолиту. Она смотрела на меня с листовки, приклеенной на павильон автобусной остановки: «ПРОПАЛА! РОЗЫСК!». И знаете, что? Выражение ее лица на той фотографии было точно таким же, какое я видел на лице обгорелого трупа в лесу: смесь насмешки и обещания. «Ты задушил меня, ты сжег меня, ты закопал меня, но там, под слоем прошлогодних листьев и рыхлой холодной земли, я жива», – как будто говорила она. А на следующую ночь явилась сама: вошла ко мне в дом, оставляя цепочку из грязных следов на полу, и залезла в постель, прижимаясь холодным, мокрым, тронутым тлением телом. У меня нет ответов на вопрос, почему это происходит: ведь я защищен от чар ведьм святынями, которые не снимаю даже во сне, а еще благодатью, данной мне вместе с призванием: «ведьмы не могут вредить инквизиторам и другим должностным лицам потому, что последние отправляют обязанности по общественному правосудию»[24]. Я делаю ту работу, которой ныне пренебрегает и Церковь, и Власть; как представитель Власти, вершу свой скорый и праведный суд; и проповедую вместо Церкви, смирившейся с поражением от духа века сего, только проповедь моя не в словах, а в делах, и теперь-то уж я точно буду услышан, гораздо лучше, чем когда невнятно бормотал об истинах на своих лекциях перед толпой безразличных студентов. Иллюзий я не питаю. Очень скоро я буду смят, уничтожен, растерзан той самой Властью, за которую выполняю ее прямые обязанности. Пусть так. На мой путь я был поставлен жесткой рукой Провидения, и если удастся хотя бы на миг замедлить падение в бездну локомотива, на которым обезумевшее человечество летит навстречу бесславному концу своей земной истории, то буду считать, что жизнь прожил не зря.
Вот только Лолита… Может быть, дело в том самом рыболовном крючке, что так и остался во мне, засев в глубине души; может быть, это мое наказание, епитимья, которую должно нести ради собственного блага, ибо «никто, творящий усердно плотский грех по прошествии срока телесной жизни Христа, а именно после 33 лет жизни, не может получить отпущения этого греха, кроме как по особой милости Спасителя»[25] – а я такие грехи творил на исходе пятого десятка своих земных лет, и более, чем усердно. Знаю только, что испытал неистовый, ни с чем не сравнимый ужас, когда Лолита пришла в первый раз, а теперь даже жду, когда среди ночи звонко щелкнет замок на входной двери…
P.S. Пока я писал эти заметки, лента новостей в Социальной Сети порадовала интересным известием: издательство, отвергнувшее мою «Апологию Средневековья» с загадочной формулировкой «не формат», проводит в центральном магазине сети «Литерофаг» встречу с некоей Викторией Камской, отрекомендованной как «социальный психолог, автор программ по личностному росту, и писательница, известная своими бестселлерами «Игра по твоим правилам», «Рецепты чужого несчастья» и «Будешь счастливой!». В рамках встречи была обещана презентация нового масштабного творения госпожи Камской «Эра Иштар». Надо полагать, что все перечисленное для нынешнего издательского рынка как раз и есть тот самый «формат». Начало сего действа назначено 19.00. Я, пожалуй, схожу.
Глава 22
К решению любой задачи есть два подхода: конвергентный и дивергентный. Первый предполагает использование четких алгоритмов, основанных на опыте предыдущих решений, успехов и неудач. Например, воинский устав, который, как справедливо отмечают, «написан кровью»: все его правила и положения основаны на том, что когда-то уже случалось, и направлены на то, чтобы повторять победы и избегать трагических поражений. Полицейский сыск во всех его проявлениях тоже представляет собой конвергентную систему, и, как всякая система, прекрасно работает в ситуации типовых задач – а, как правило, все задачи являются типовыми: где-то, когда-то что-то подобное уже происходило, и нужно просто сделать так же, как и тогда, когда определенные действия привели к нужному результату. Но есть нюансы. Первый: конвергентный метод не работает в нетривиальных ситуациях. Впрочем, такие ситуации крайне редки, ибо все в этом мире старо, как и он сам. К тому же, развитые системы обладают высокой степенью адаптивности, а значит, любой, выходящий за рамки стандартного, случай будет изучен, систематизирован и методика дополнится еще одним решением, если, конечно, оно будет найдено. Гораздо существеннее второй нюанс. Даже самый совершенный механизм работает безупречно настолько, насколько безупречно выполняют свои функции все его детали. В сложной машине правоохранительных органов каждая деталь, каждый винтик – это конкретный, живой человек, которому вовсе не чуждо ничто человеческое: усталость, забывчивость, невнимательность и стремление сделать дело как можно быстрее и проще. В результате отрабатываются только наиболее очевидные версии, которые приводят к простым выводам, за которыми следуют логичные и такие же простые действия. Есть пропавшая без вести студентка, впоследствии найденная убитой; в ночь исчезновения она звонила своему женатому любовнику с небезупречной репутацией жулика, пьяницы и скандалиста, у которого, как выясняется, нет алиби, зато есть мотив, возможность, личная вещь убитой в ящике прикроватной тумбочки и строительная пыль на втором этаже загородного дома, похожая на ту, которую нашли в волосах потерпевшей. Вдобавок, труп был найден недалеко от трассы, ведущей к этому самому загородному дому. Вопрос: кто убил девушку? Ответ очевиден и гораздо более вероятен, чем любые другие варианты. Далее: по заключению экспертизы, несчастная студентка стала жертвой того же преступника, который совершил еще минимум два убийства. Что подсказывает логика? Несомненно, все тот же жулик и скандалист и есть искомый маньяк. Все, что оказывается за скобками, можно признать несущественным: различный образ действия, отсутствие внятных мотивов по другим эпизодам, и уж точно можно не принимать во внимание низкий уровень общего образования подозреваемого, который слабо соотносится с гипотетической начитанностью настоящего преступника в области средневековой демонологии и русской классической поэзии.
