Улыбаясь мне все это время, медсестра поставила мне капельницу и заверила меня, что все будет хорошо. В какой-то момент я поняла, что снова начала плакать, поэтому я сердито вытерла щеки и попыталась изобразить смех над собой. Она только улыбнулась мне.
Когда они закрепили мои руки и ноги, у меня начала кружиться голова, а зрение потемнело. Я не знала, что это произойдет. Никто не сказал мне об этом. Я начала всерьез паниковать, дыхание участилось. Я услышала, как медсестра сказала, что вводит анестезию, и через несколько секунд после этого мне стало плохо, я мимолетно подумала, что сейчас было очень плохое время, если меня стошнит. Мне показалось, что я открыла рот, чтобы сообщить им, что я действительно чувствую себя не очень хорошо, но вдруг все стало черным.
ГЛАВА 20
ДЖЕК
Был уже час дня, а она все еще не вышла. Я просидел в этой комнате ожидания уже несколько часов, а она все еще не вышла. Я чувствовал себя как загнанный зверь не только в этой комнате, но и в своей собственной шкуре.
Я обошел каждый сантиметр помещения, останавливаясь возле окон и глядя на улицу, но ничего не видя. Я сел на ненавистные мне зеленые кресла, закрыл глаза и откинулся назад… открыл глаза, уперся локтями в ноги и положил голову на руки… но она все еще не вернулась.
Вместе со мной ждала семья из трех человек: отец и двое детей. Одна из них была маленькая девочка, которая не отпускала руку отца, а мальчик, лет девяти или десяти, время от времени гладил сестру по голове и пытался рассмешить отца и девочку. Когда они получили хорошие новости о том, что их маму выписали из больницы, я почувствовал прилив облегчения за них, но, когда никто не пришел рассказать мне о Роуз, я опустился еще ниже на свое место.
В 13:15, когда я смотрел на дверь в ожидании медсестры, к моему удивлению, вошла Синтия.
— Что ты здесь делаешь? — спросил я, когда она подошла ко мне.
Она села в свое уродливое зеленое кресло и устроилась поудобнее.
— Хотела тебя проведать. — Должно быть, на моем лице отразилось недоумение, потому что выражение ее лица смягчилось, и она похлопала меня по руке. — Есть новости?
— Нет, — пробурчал я, снова опираясь локтями на расставленные ноги. — Просто жду.
— Это самое трудное.
Я кивнул, глядя на дверь.
— Разве ты не должна быть на работе?
— Мой босс не пришел, поэтому у меня очень длинный и поздний обеденный перерыв. Могу ли я что-нибудь принести тебе?
Я покачал головой.
— С ней все будет в порядке, Джек. Вот увидишь. Ты просто держись, чтобы ты мог позаботиться о ней, когда она выйдет.
Я понятия не имел, о чем она говорит. Я был в порядке.
Мы не разговаривали по крайней мере тридцать минут. Наконец, она вздохнула и встала.
— Мне лучше вернуться. Я пытаюсь донести все срочные дела до партнеров.
Сжимая и разжимая руки, я смотрел на нее со своего места, не отрывая взгляда от двери.
— Кто-нибудь усложняет тебе жизнь?
Она погладила меня по щеке, и мы оба были удивлены этим жестом.
— Побеспокойся о себе и Роуз. Я разберусь с партнерами.
Я кивнул головой.
— Спасибо, Синтия. Я ценю твою помощь во всем в последние несколько дней. Я знаю, что свалил все на тебя.
— Она меняет тебя, ты знаешь.
Мои брови сошлись.
— О чем ты сейчас говоришь?
Отвлекаясь, мой взгляд зацепился за большие часы на стене прямо над дверью: два часа дня.
Начиная злиться, я встал и начал вышагивать рядом с окнами.
— Ни о чем, — пробормотала она со странной улыбкой на лице.
Я остановился, чтобы бросить на нее быстрый взгляд, а затем продолжил вышагивать.
— Ты сделаешь дырку в земле.
Еще один взгляд в ее сторону, на этот раз более угрожающий, по крайней мере, я надеялся, что это так.
— Тогда я сделаю чертову дырку в земле.
— Ладно, теперь я оставлю тебя в покое. Джек?
Я остановился с расстроенным вздохом и повернулся к ней лицом.
— Что?
— Постарайся не потерять ее, хорошо? Не жди, чтобы сказать ей, пока не станет слишком поздно.
Я стиснул зубы, чтобы держать рот на замке. Должно быть, мой взгляд наконец-то подействовал, потому что она подняла руки вверх, затем начала надевать перчатки, шарф и, наконец, ярко-красное пальто.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Когда она взвалила на плечи свою сумку, она повернулась ко мне.
— Я буду благодарна, если ты сообщишь мне, как прошла операция, когда она выйдет.
— Если она выйдет, — к своему ужасу, пробормотал я. К счастью, Синтия меня не услышала и наконец ушла.
Я провел еще час в своей нежелательной компании, и все больше людей выходили из палаты, получив хорошие новости, чтобы побыть со своими любимыми.
Около трех часов дня вошел Рэймонд с воздушными шарами. С воздушными шарами. Я не знал, как я к этому отношусь, но мое тело сжалось до такой степени, что я не смог бы пошевелиться, даже если бы захотел. Я знал, что у нее с ним хорошие отношения, поскольку в последнее время он возил ее чуть ли не чаще, чем меня, но я все еще не знал, что я чувствую по поводу того, что он был рядом с ней.
С шарами.
Я ничего не принес, и я не думал, что мне удастся покинуть больницу. Тот факт, что она хотела быть со мной и перестать притворяться, охладил меня настолько, что я не стал требовать, чтобы он ушел, как только его глаза заметили меня и он переместился на мою сторону со своими нелепыми шариками.
Он оставил между нами свободное место и сел.
Я не мог держать рот на замке.
— Воздушные шары, Рэймонд? — спросил я, слова прозвучали как низкий рык, непреднамеренно… а, может, и нет.
Он прочистил горло.
— Не от меня.
Я соединил руки вместе, посмотрел на него, а затем на шары. Там был большой синий шар с надписью «Поправляйся скорее» и еще несколько разноцветных вокруг него.
— Я пришел из «За углом».
Он протянул мне коричневый бумажный пакет с маленьким логотипом кофейни Роуз сбоку.
Любопытный, я взял его и заглянул внутрь: одна чашка кофе, один сэндвич и кекс. Я положил его на пол. Каждое утро Роуз сама готовила бутерброды. Она использовала спред, который придумала сама, как она говорила мне бесчисленное количество раз. Зная, что она их не делала, хотя я ничего не ел после нашего ужина накануне вечером, я не смог заставить себя их съесть. Я взял кофе, так как мне не помешало бы немного больше энергии, чтобы побольше двигаться.
Рэймонд продолжил:
— Я подумал, что могу зайти и узнать, не нужна ли им помощь, и девушка — Салли, кажется, — передала мне шарики, когда узнала, что я приду сюда.
Я нечленораздельно забормотал. Так было лучше.
— Как там дела? Много посетителей? — спросил я через минуту.
— Да. На кассе была очередь. У нее все отлично. О, они также сказали, что будут здесь, как только закроются, чтобы навестить ее.
Я кивнул; я ожидал этого. Поскольку она хотела быть со мной, мне больше не нужно было беспокоиться о другом парне, который работал с ней по утрам, как бы его ни звали.
Мы замолчали.
— Есть новости? — спросил он через несколько минут.
Я провел рукой по лицу.
— Ни черта.
— Когда они ее забрали?
— В восемь. Я не знаю, когда они начали. Наверное, она ждала какое-то время.
— Как долго должна длиться эта операция?
Вот что пугало меня до смерти. Когда мы разговаривали с доктором и я спросил его, сколько обычно длятся такие операции, он не дал мне прямого ответа, что было ожидаемо, но он сказал, что в других случаях операция длилась от сорока пяти минут до трех часов. Мы уже давно прошли трехчасовой рубеж, поэтому я знал, что что-то пошло не так.
Я дотронулся рукой до сердца, почувствовав, как оно болезненно сжалось.
— Она уже должна была выйти.
Рэймонд взглянул на меня и больше ничего не сказал.
Все, что я мог делать, — это играть с ее кольцом, которое лежало мертвым грузом в моем кармане, и надеяться, что у нее все хорошо и она держится. Мы просидели так еще два часа, пока наконец чертова медсестра не направилась к нам, вместо того чтобы пойти к кому-то другому.
