к ним, опека над материнским наследством перейдет к его дядюшкам. 
– Нынче же сделаю, Аркадий Валерьянович, – кивнул Штольц. – Могу я также предложить не отказываться от этого дома полностью, а сдать его другим арендаторам уже от вашего имени? Учитывая разницу в цене, затраты на новое жилье станут менее ощутимы. Я также предложил бы из прислуги оставить кухарку и одну горничную. От такой кухарки никак нельзя отказываться! Вторую горничную и сторожа придется или уволить – с рекомендациями, разумеется, – или могу забрать в поместье, там работа для них найдется.
 Явившаяся поменять тарелки на десертные Маняша при этих словах застыла сусликом и в панике воззрилась на тетушку.
 – Что… О чем вы говорите? Почему вы позволяете себе распоряжаться нашей прислугой? – вскипела тетушка. – И почему мы вдруг должны отказаться от этого дома? Здесь весьма удобно, у Ниночки своя комната…
 Отец не ответил, лишь в упор поглядел на тетушку и улыбнулся. Холодно. И ядовито. Митя вдруг понял, что, как бы он сам ни злился на отца, не хотел бы, чтоб тот глядел на него с таким разочарованием.
 – Дело в том, Людмила Валерьяновна, – поняв, что остальные так и будут молчать, Свенельд Карлович смущенно откашлялся, – что затраты на дом, равно как и прислугу, господа Меркуловы, старший и младший, делят между собой. Если Дмитрий переезжает к родне в Петербург, то распоряжение ежегодным доходом от наследства его матушки тоже переходит к ним. Поскольку изрядная часть средств Аркадия Валерьяновича сейчас вложена в восстановление имения, этот особняк становится дороговат, – и тут же бойко утешающим тоном добавил: – Но если дела в имении пойдут хорошо, то года через два или три… вы сможете сюда вернуться! Я надеюсь. Сократим другие расходы…
 – Но… Как же… Почему я ничего… – Тетушкины пальцы отчаянно комкали салфетку, а лицо ее было лицом человека, на глазах у которого земля и небо поменялись местами, а деревья начали расти корнями вверх. – Но ведь он же может и остаться! – вдруг с отчаянной надеждой вскричала она. – Ниночке так хочется иметь старшего брата, и… они хоть и князья, но ведь не могут заставить его уехать? В конце концов, ты его отец!
 Тишина. Тишина. Полная тишина. И в этой нерушимой тишине кто-то задушенно, но вполне отчетливо хрюкнул. И Митя даже точно знал – кто!
 – Ты что, над моей маменькой смеешься? – зловеще прищурившись, процедила Ниночка и ткнула в сторону Ингвара вилкой.
 – К-как можно? – ломким от сдавленного хохота голосом выдохнул тот. – Просто… закашлялся! – и приник к стакану с водой.
 Руки у него подрагивали. И плечи. И даже стул под ним вибрировал.
 Никакой сдержанности! А еще германец…
 – Если Дмитрий захочет остаться со мной… я буду счастлив! – негромко сказал отец, поднимаясь из-за стола. – Но решить это может только он сам. Я приму любое твое решение… – Отец поднял голову, в упор поглядел на Митю тяжелым, напряженным взглядом. – Сын. – И направился к дверям.
 – Но десерт… – слабо пискнула тетушка.
 – Спасибо, сестра. Я сыт, – через плечо бросил отец.
 – Мы, пожалуй, тоже пойдем, – пробормотал Митя, выдергивая Ингвара из-за стола.
 Последним, удивленно поглядывая им вслед, вышел Свенельд Карлович. На его поклон тетушка не ответила. Она сидела опустив плечи на своей стороне стола, и ее пальцы безостановочно терзали салфетку. В столовой остались она и Ниночка – то ли с матерью, то ли с десертом, поди пойми эту девчонку…
   Глава 41
 Секрет богатства
  – Надеюсь, вы с братцем наговорились достаточно и он не придет искать вас здесь! – брюзгливо пробурчал Митя, усаживаясь на кровать.
 Только пристроившийся на стуле Ингвар немедленно вскочил и процедил:
 – Я вам не навязывался, могу и уйти!
 – Не можете, – равнодушно хмыкнул Митя. – Окно надо аккуратно открыть, а потом также аккуратно закрыть. Я этого сделать не могу. Аккуратно не смогу. А мы и так в прошлый раз оставили беспорядок. – Он поглядел на отчетливые следы когтей мары на стене.
 Голос его звучал монотонно, как запись фонографа.
 – Холодно будет, – только и сказал Ингвар, доставая из кармана футляр с отверткой и кусачками.
 – Да здесь разве холодно? – Митя подмостил под локоть подушку и раскинулся на кровати, с интересом наблюдая, как Ингвар ловко отжимает края вставной рамы. – Конец октября, а солнце и листья золотые. В Петербурге сейчас холод, сумрак и дожди, дожди…
 – Зато Петербург. Вы ж так туда хотели? – пропыхтел Ингвар: рама поддавалась плохо, на совесть в прошлый раз вставил.
 – Хотел, – откликнулся Митя.
 Получилось настолько уныло, что Ингвар оставил работу и пристально уставился на него.
 – Больше не хотите? Прогулки на автоматоне по Невскому, балы Кровной знати… Что там еще интересного? – Презрительный тон Ингвара давал понять, что сам он эти занятия интересными вовсе не считает. – О, визиты в Зимний дворец! Куда вас еще родня поведет?
 – Как Дмитрия Меркулова – разве что прогуляться по Невскому, – устало усмехнулся Митя. – Все остальное – для Истинного Князя.
 Ингвар хмыкнул, снова повернулся к раме и… вдруг замер, так и застыв с отверткой в руке. Будто окаменел. Потом медленно повернулся к Мите, крупно сглотнул и наконец выдавил:
 – Они… едут вас убить?
 Локоть у Мити соскользнул с подушки, и он совершенно нелепо завалился на спину, стукнувшись затылком об стену.
 – Merde! – выпалил он, забарахтался, проваливаясь в перину, наконец выбрался и уставился на Ингвара во все глаза: – С каких это пор вы такой сообразительный, Ингвар?
 – О, конечно, чтоб починить в конюшне два автоматона, сделанных на лучших заводах мира, сообразительность вовсе не нужна! К чему? – саркастически протянул Ингвар. – А видеть вместо настоящих людей свое представление о них весьма полезно для светского человека и вероятного Истинного Князя! – И взгляд германца стал откровенно высокомерным.
 Митя глотнул воздуха, которого ему вдруг стало резко не хватать. Единственное, на что его еще доставало, – хоть как-то держать лицо.
 «А это точно Ингвар?» – мелькнула отчаянная мысль. Право же, легче поверить, что это некая неведомая тварь в обличье германца, чем признать, что немчик может быть совершенно прав.
 – Неужели вы думаете, что, зная эгоистичную и пустую натуру Кровной Знати, так уж сложно догадаться? – глядя все также презрительно, продолжал вещать Ингвар. – Кровным выгодно, если Истинные Князья станут появляться снова, это докажет их превосходство над другими людьми. Моранычам еще более выгодно, чтобы первый за полтысячи лет Истинный Князь появился среди них, ну а Белозерским иметь этого Истинного Князя в своем роду выгоднее всех. Ясно же, они что угодно сделают, чтобы вас заполучить. – Он подумал мгновение и исправился: – Нет! Не вас! Истинного Князя. И даже не его, а то, что он может дать.
 Митя посмотрел на Ингвара одновременно с симпатией и легким презрением. Ему все больше нравился этот юноша… что, конечно, не исключало его очевидного и необоримого плебейства.
 – Нет ничего более естественного и правильного, чем забота о благе своего… класса, как это называют господа социалисты. Разве что забота о своем роде.
 – Приедут родичи – кинетесь им в объятия? – зло прошипел Ингвар.
 – …Если, конечно же, эта забота не за мой счет, – невозмутимо закончил Митя.
 – Почему вы вечно стараетесь казаться хуже, чем есть? Если бы я сам не видел, как вы спасаете других, решил бы, что вы самое самовлюбленное создание на свете!
 – Я спасаю этих самых других, только если это выгодно мне самому! – вскакивая, рявкнул Митя. Ох уж этот Ингвар с его наивностью! – И забочусь только о себе!
 – Как же ваша самовлюбленность намерена о себе позаботиться, когда прибудут родственнички? – ехидно поинтересовался Ингвар.
 – Не знаю! – заорал Митя.
 Помолчали. Ингвар вернулся к возне с рамой.
 – Бежать? – не оборачиваясь спросил он. – Деньги у вас теперь есть…
 – Я думал об этом. Найдут, – разглядывая свои сцепленные пальцы, выдохнул Митя. – Дядюшка почуял, когда я в тринадцать лет мышиный трупик поднял,