– Знаешь, Филипп, на самом деле как женщина я ему совершенно не нужна, – тихо призналась Кассандра. Он недоверчиво рассмеялся.
– Моя наивная маленькая женушка! Что навело тебя на эту мысль?
– Мы с ним не подходим друг другу.
– Что это должно означать?
– Нам нравятся разные вещи.
– Откуда тебе знать? Вы же никогда не были любовниками!
– Нет. Но он любит… он хочет…
Она была так смущена, что у него мелькнула страшная догадка. Риордан поднял ее руку, лежавшую у него на колене, и крепко сжал.
– Уэйд сделал тебе больно, Касс?
– Да, – помедлив, ответила Кассандра. – Один раз. В общем, ничего страшного не случилось.
Его пальцы сжались еще крепче.
– Расскажи мне.
Она рассказала.
Риордан встал, заложив руки за спину, и слепо уставился на ночное небо. Потом он грязно выругался.
– Я помню тот вечер. Я же его видел! Я думал, вы с ним…
Он умолк, мысленно проклиная самого себя. Кассандра тоже встала и обняла его за талию.
– Возможно, мне следовало рассказать тебе раньше. Но мы оба так злились друг на друга, и потом… я была уверена, что тебя это вообще не волнует. Теперь я знаю, что ошибалась.
Риордан повернулся к ней как ужаленный.
– Ты думала, что мне все равно? – яростно набросился он на нее. – Ты в самом деле так думала, Касс?
Эта вспышка гнева уязвила Кассандру.
– Да! – воскликнула, она обиженно. – Вспомни, как ты со мной обращался в те дни! Если позабыл, так я напомню: ты вел себя как последняя скотина, Филипп Риордан! А ведь я делала только то, что ты сам мне велел! Только то, за что Куинн мне заплатил! А ты смотрел на меня как на какую-то продажную девку!
Пристыженная, она почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, и попыталась отвернуться, но Риордан удержал ее за плечи и заставил посмотреть себе в лицо.
– Все, что ты говоришь, – чистая правда. Я не могу это отрицать.
– Почему ты был так холоден со мной? – Ей пришлось проглотить болезненный ком в горле. – Я ничего не могла понять: ведь раньше ты обращался со мной по-дружески, но стоило появиться Уэйду…
– Неужели ты не понимаешь, Касс? Я ревновал. Я был уверен, что вы с Уэйдом – любовники, и это приводило меня в бешенство. Прости меня. Я сам себя ненавидел за то, что обижал тебя, но никак не мог остановиться.
В эту минуту Риордан был, как никогда, близок к признанию. Он чуть было не сказал, что любит ее, и сам ужаснулся собственной откровенности.
– Но, если помнишь, ты меня уже простила за то, что я плохо думал о тебе! – продолжал он, приподняв ей голову за подбородок. – С твоей стороны было бы просто бесчеловечно взять свое прощение обратно.
Он нежно обвел указательным пальцем ее губы, и она ответила дрожащей улыбкой.
– Я простила, но не забыла. А теперь забуду. Больше я никогда не стану об этом вспоминать.
– Милая Касс, – прошептал он, привлекая ее к себе, – я не заслуживаю такого счастья!
– Может быть, и нет… Потому что теперь я вспоминаю, чем мы занимались, когда я тебя простила. Вы очень ловкий мошенник, мистер Риордан!
– Совершенно верно. Смотрите, как ловко я заманю вас в спальню, миссис Риордан!
– Ну для этого большой хитрости не требуется, – пренебрежительно заметила Кассандра.
Он наклонил голову, а она поднялась на цыпочки и прибегла к уловке, которой он сам ее научил: легонько куснула его за ухо.
– Вот ты попробуй заставить меня сделать то, чего мне не хочется самой, тогда посмотрим.
С этими словами Кассандра взяла его под руку и повела в спальню.
* * *
– Мне нравится эта комната.
Кассандра подтянула простыню повыше, чтобы прикрыться, и посмотрела по сторонам. Говоря по совести, она только-только начала воспринимать окружающую обстановку, хотя провела в этой комнате уже четырнадцать часов. Открытые окна были занавешены какой-то домотканой кисеей: они пропускали свет, но в то же время надежно укрывали молодоженов от нескромных взглядов. Стены под соломенной крышей были чисто выбелены. Пестрые коврики покрывали гладко оструганный деревянный пол.
– Больше всего мне, конечно, нравится кровать. Она так нелепо выглядит: парчовый балдахин посреди всей этой деревенской простоты!
– Неужели больше всего в этой кровати тебя привлекает именно парчовый балдахин? – с деланным изумлением спросил Риордан.
Он взял с ночного столика ее недопитый бокал и протянул ей. Кассандра задумчиво отпила глоток.
– Ну нет, не скажи. Простыни тоже очень хороши. И цветочки на покрывале… Ой!
Вино выплеснулось ей на пальцы и оставило пятно на том самом покрывале, что служило предметом разговора, когда Риордан схватил ее под одеялом. Кассандра боялась щекотки, особенно в правом боку, и он сделал это место своей любимой мишенью. Она лежала на спине, хохоча и взвизгивая, держа бокал высоко в воздухе. Риордан стремительно наклонился и слизнул капли вина, скопившиеся в ложбинке у нее на груди. Ее смех перешел в довольное мурлыканье, и он ощутил языком нервное биение пульса.
– А я-то думала, что тебе нельзя пить вино, – прошептала она, прижимаясь губами к его волосам.
– Можно, если вино побывало на твоей коже. Она все очищает.
Кассандра со вздохом закрыла глаза.
– Ты раньше очень сильно пил? – спросила она. – Ты был…
– Пьяницей? Да, пожалуй, можно и так сказать. Ты верно заметила: я очень сильно пил.
– А что будет, если ты сейчас допьешь то, что осталось в бокале?
Он задумался.
– Понятия не имею. Но думаю, что лучше не пробовать.
– Я часто старалась представить себе, что должно было случиться, чтобы заставить тебя бросить пить, – робко сказала Кассандра, как бы не задавая вопроса.
Риордан задумался надолго. Он заговорил в ту самую минуту, когда она уже потеряла всякую надежду получить ответ.
– Это не слишком приятная история, Касс, но я тебе расскажу, если хочешь.
Она повернулась к нему, опираясь на локоть.
– Только если ты сам не против.
Уставившись в потолок, Риордан горько усмехнулся. Только если он сам не против. В течение двадцати семи лет он губил свою жизнь напропалую, и ему до смерти не хотелось посвящать Касс в отвратительные подробности. И с чего же ему начать? С прошлого года? С того, что было десять лет назад? Или двадцать?
– Мое детство никак нельзя назвать счастливый. Конечно, меня это не оправдывает и даже ничего не объясняет, но… просто я подумал, что ты захочешь представить себе всю неприглядную картину в целом.
Кассандру не обманул этот хорошо знакомый, насмешливо-холодный тон.
– Расскажи мне, как прошло твое детство, – тихо попросила она.
– Наше родовое поместье было в Корнуолле. Собственно, оно до сих пор там находится, но я много лет туда не заглядывал. Мой отец унаследовал колоссальное состояние. Настолько огромное, что – сколько ни старался – он до сих пор так и не смог его промотать. В детстве я его почти не видел, а когда видел, он был вечно пьян и готов побить меня. Мать тоже редко попадалась мне на глаза, и каждый раз ее сопровождал какой-нибудь незнакомый мужчина, не мой отец. Они все время менялись. Однажды, когда мне было лет шесть-семь, я играл во дворе и зашел в летний домик, стоявший у нас в парке. Она была там с мужчиной, с каким-то лордом, не помню его фамилии. Я понятия не имел, чем они занимаются, просто понял, что мне этого видеть не полагается.
