Да, наверное, это и только это есть счастье. Кронго, словно очнувшись, увидел звезды и подумал о таракане, все еще мелко семенящем лапками по его коже. Он поднял руку, стряхнул таракана на ладонь. Насекомое застыло, осторожно поводя усиками. Двинулось вперед, снова застыло, повернулось в одну сторону, в другую. А как бы вел себя он, Кронго, оказавшись на чьей-то ладони? Так же, как этот таракан? Кронго забросил таракана в кусты и снова растянулся в шезлонге. Кронго незаметно уснул. А проснувшись, ясно почувствовал, что он на веранде не один.
— Извините, — тихо выдохнул в ухо Поль, чуть тронув его руку и заставляя подняться. — Пожалуйста, тише. Я открою дверь.
Кронго узнал лицо Поля, хотя было темно. Поль расплылся во тьме где-то около прихожей, показал рукой — можно идти. Поль и Лефевр, они здесь. Они боятся кого-то разбудить… Значит, они давно уже на веранде. Может быть, они и разбудили его. Кронго, еще не совсем очнувшись от сна, пошел за Лефевром, чувствуя шорох одежды, дыхание. Калитка открыта, перед ними пустой переулок… Все темно, ни одного огонька. Значит, около трех…
— Тихо? — Лефевр опустил воротник куртки. Зачем они пришли за ним ночью? Зачем он идет за ними?
— Да. — Поль провел их к глухой улочке за кофейней, помог Кронго сесть в «джип». Лефевр долго шуршал чем-то, устраиваясь сзади.
— Куда мы едем? — Кронго спросил это не потому, что хотел знать, куда они едут, а чтобы хоть что-то спросить.
— Сейчас, месье, сейчас. — Поль бесшумно повернул ключ зажигания, было неясно, как он видит в темноте. Машина глухо зашумела, тронулась с выключенными фарами. — Сейчас, месье, мы скоро будем на месте.
Знакомый небоскреб — безмолвный, ни единого огонька. Они едут быстро, очень быстро. Мелькнуло — Пьер. Что же у него было до этого момента? Сон. Неподвижные звезды. Таракан. Что еще? Ах да, отчаяние.
— Сюда. — Поль легко притормозил. Вынул ключ, подождал, пока сойдет Кронго. Они прошли через стеклянную дверь, свернули в коридор. Теперь Кронго увидел, что, хотя с улицы казалось, что небоскреб пуст и все окна темны, здесь, в слабо освещенном холле первого этажа, ходят люди, за конторкой сидит пожилая блондинка. При их появлении она привычно кивнула, записала что-то.
— Господин комиссар. — Лефевр кашлянул.
«Да, да» — послышалось за дверью. Неясный страх охватил Кронго. Он не заметил, как они подошли к этой двери. На ней написано «Медицинская служба». Он понял, отчего этот страх — от этих мелких металлических букв. Но есть спасение, и это спасение в том, что он расскажет Крейссу о Пьере. Ему будет легко это сделать, потому что он твердо знает, что Пьер не человек Фронта, а жулик, жулик с блудливыми глазами. Он сейчас же скажет Крейссу. Но почему медицинская служба? Лефевр нажал ручку. Неярко светит настольная лампа. За столом Крейсс, он сидит в кресле, в руках у него зажигалка.
— Ну как? — Крейсс чуть кивнул Кронго. В комнате прежде всего бросались в глаза плотно задернутые коричневые шторы, которые сверху еще закрывала большая простыня. Края простыни были в нескольких местах заколоты английскими булавками. В углу стоял белый медицинский шкаф, на нем висел халат.
— Держусь на одном кофе. — Крейсс отхлебнул из чашки. — Кронго, кто из ваших может работать на Фронт?
— Что? — переспросил Кронго.
— Я знаю, что вам не до этого, просто хочу проверить… Для себя… Не хотите?
Крейсс развернул лист.
— Сейчас, сейчас… Да, кстати… Альпак… Альпак в хорошем состоянии?
— Альпак… — Кронго почувствовал усталость.
— Сейчас объясню. — Крейсс вгляделся. — Что вы скажете об Амайо? Вряд ли? Да, вряд ли… Тассема? Да, тоже нет. Ассоло? Тоже нет. Да, он слабоумный, я видел его… Хотя слабоумный… Но отложим. Давайте переберем новых. Литоко? Вам не показалось…
Крейсс улыбнулся.
— Я хотел просить вас об услуге… Хотел просить… Самому повести Альпака, когда мы разыграем приз дружбы. Это будет событие, и я хотел бы… Вы посоветуете мне, кого пригласить. Мы можем пригласить любых лошадей… Лучших лошадей мира. Понимаете, лучших. А агент Фронта — черт с ним. Мы найдем его сами.
Крейсс замолчал, помаргивая, и Кронго почувствовал, что он должен подождать, пока снова заговорит он сам, потому что то, ради чего его привезли сюда, еще не сказано. Теперь он понимает Крейсса, понимает его паузы, подергивание подбородка.
— Скажите, Кронго, Альпак сможет привезти крытую бричку с двумя людьми? Кроме вас?
— Крытую бричку?
— Кронго, это недалеко, километров тридцать.
Кронго попытался понять, что же хочет от него Крейсс. Альпак должен везти кого-то километров за тридцать. Кронго взял стоящую около него чашку, отхлебнул. Он должен сказать что-то, потому что Крейсс ждет ответа. Альпаку что-то грозит. Иначе бы они не приехали за ним ночью. Но что может грозить Альпаку?
— У нас много других лошадей. — Надо говорить спокойно, так, чтобы Крейсса убедили слова Кронго. — Ничуть не хуже, хороших в ходу на любой дороге. Я поеду с вами, если это нужно. Но Альпак… Альпак, вы сами знаете, призер. Опасно бежать такое расстояние.
— Кронго, я все-таки настаиваю на Альпаке. Дорога будет очень хорошей. Не бойтесь, с жеребцом ничего не случится. Мы не будем гнать. Это будет легкая прогулка.
Альпак, Альпак… Зачем же ему нужен Альпак?
— Не хотите… — Кронго показалось, что Крейсс с каким-то особым значением разглядывает белый халат. — Сделайте мне эту услугу, Кронго. Вот и хорошо. Спасибо, Кронго.
В странном направлении движутся его мысли. Ему совершенно непонятно, почему Крейсс хочет ехать куда-то в крытой бричке, а не в машине. Непонятно, почему Крейсс настаивает, чтобы именно Альпак вез его в крытой бричке. Но ведь Пьер, может быть, не жулик, подумал Кронго, и значит, он может не говорить пока Крейссу о Пьере. Это будет как бы платой за то, что он согласится на поездку Альпака.
— Теперь ответьте мне, Кронго, ваши лошади все время находятся на ипподроме?
— Да. — Кронго подумал, чтобы вникнуть в смысл собственного ответа. — Все время. Конечно.
Но ведь это не так.
— Нет. Конечно, нет. С лошадьми происходит всякое. Бывает, мы продаем их. Бывает, отправляем на конный завод в Лалбасси.
Лефевр хмыкнул. Крейсс торжествующе переглянулся с ним.
— В Лалбасси? Вот как… Ну да, у вас же там конный завод. Как вы отправляете их? В машинах?
— В автофургонах.
— Всегда в автофургонах?
— Всегда? — Кронго пожал плечами. — Бывает своим ходом. Это близко. Но призеров мы туда отправляем редко.
— Конечно, своим ходом. — Лефевр осторожно взял зажигалку Крейсса и прикурил. — Сейчас с машинами стало плохо.
— Вы можете оказать большую услугу государству. Впрочем, это все чушь. Для вас это не играет роли. — Крейсс помедлил. — Просто… это моя большая просьба. Вы поедете сейчас на ипподром, скоро пять, обычное ваше время… Никто не должен знать, что мы с вами виделись… Ни в коем случае… Занимайтесь своими делами… Вы долгое время не имели связи с Лалбасси… В том, что вы поедете туда с Альпаком, не будет ничего необычного. Так ведь? Ведь когда-то нужно туда ехать… Не обязательно в автофургоне… Заложите Альпака к двум часам… У вас есть крытые брички?
— Крытые брички? — Кронго попробовал вспомнить. — Да, конечно. Кажется, есть… Старые.
— Это не имеет значения. Главное, чтобы бричка была крытой. В два вы должны выехать с ипподрома в сторону Лалбасси, но по дороге чуть замедлите шаг на Нагорной улице, около дома двадцать восемь. Вот и все.
— А не будет ли это… — Лефевр поднял брови. Крейсс посмотрел на часы.
Но зачем Крейссу нужен Альпак? Почему именно Альпак, а не другая лошадь?
— Кронго, вы все запомнили? Вы помните, где должны замедлить ход? Нагорная, двадцать восемь.
Лефевр смотрит мимо Кронго, хотя сидит прямо перед ним. Можно сказать, что Альпак болен. Нет, они, конечно, проверят это. Он должен что-то ответить. Но в конце концов, тридцать километров легким тротом в Лалбасси — ничего страшного. Дорога хорошая, сейчас сухо. Для Альпака это даже хорошо.
— Кронго, ваша машина ждет во дворе. Мы не виделись, я вас очень прошу, запомните это. Вы все поняли? В два часа. Постарайтесь быть точным. Нагорная, двадцать восемь.
— Да. — Странно, но при этом ответе Кронго не чувствует угрозы чему-то в его жизни, угрозы Альпаку. Только если он действительно поедет сегодня в Лалбасси, надо предупредить, чтобы с Альпаком с утра не работали. — Да, хорошо… Если… Конечно, конечно… Да, конечно…
— Спасибо, Кронго… — Глаза Крейсса опустились, разглядывая что-то на столе. — Спасибо. Лефевр, проводите директора.
На улице было все так же темно, но в неясной синеве чувствовалось утро. Знакомый «джип» у ворот, шофер-ньоно, навалившийся на руль, стены соседних домов — все вокруг было облеплено густым влажным воздухом, синим, прохладным, тяжелым, как глина. Спинка сиденья прижалась к его лопаткам. Приз дружбы. Любая лошадь. Ганновер-Рекорд. Звезды, которые вечером стояли над головой, теперь слабо блестят где-то у линии горизонта. Они стали мелкими, и то, что казалось недавно бесконечным черным провалом, теперь стоит плоской голубеющей доской, твердо наклонившей этот затейливый рисунок над океаном. И этот рисунок сопровождает его до ипподрома.
