Еще комната, и еще юнец – то ли сын, то ли внук – поди тут это мельничье отродье разбери, – но как бы то ни было, а кровь его сильна, вкусна и пахнет солнцем. А главное – Осси почти насытилась и теперь ей нужен только десерт. Легкий, как пенное облако в утренней чашке, горячий, как ворованный поцелуй и терпкий, как дамское вино, что пьют из высоких широко распахнутых кверху рюмок. И что самое приятное, она чувствует – десерт этот где-то здесь. Совсем рядом.
Найти его не составляет труда, а поиски почти не занимают времени, потому что Осси точно знает, где его прячут, и идет по дому уверенно, не таясь и никого не опасаясь. Да и некого тут опасаться – почти все обитатели этого дома уже мертвы и выпиты досуха, а потому безобидны, как осенняя трава, и вреда причинить не могут никому. А уж ей и подавно.
Десерт ждет ее на втором этаже, и Осси не спеша, оттягивая удовольствие и наслаждаясь, – просто-таки упиваясь каждым мигом ожидания, – поднимается по широкой аккуратной лестнице, огороженной резными перильцами. Красиво живут в этих краях мельники…
То есть жили…
От этой мысли ей становится почему-то очень смешно, и, будучи не в силах сдержать в себе накатившее веселье, она продолжает подниматься, глупо хихикая себе под нос:
– Жили… Жили себе – жили, красиво так… и вот на тебе… Дожили…
На этих словах смех разбирает ее до такой степени, что молодая вампирша уже не может найти в себе сил сделать еще хотя бы шаг, и останавливается, опершись на перила и согнувшись от неуемного хохота.
Наконец, поборов накрывший ее припадок смешливости и утерев выступившие слезы, она продолжает свой путь. Шатает ее как пьяную, в глазах плывет и жутко хочется спать. В какой-то момент она даже решает, что бес с ним – с десертом, – не стоит он таких мук, и чуть было не поворачивает назад, но воля и привычка доводить все до конца побеждают, и, поборов, внезапно накатившую сонливость и лень, она таки бредет к заветной двери.
– Все. Еще немного и спать. Спать, спать… – Она повторяет это как заклинание, но мысль о том, что между ней сейчашней – такой усталой, измученной и несчастной и желанным, но совершенно недостижимым сном находится досадная помеха, неожиданно приводит ее в ярость. Позабыв обо всем, она в бешенстве вышибает ногой массивную дубовую дверь, которую, находясь в другом состоянии и в другом обличии, и открыла бы с трудом.
Комната была большой и просторной. И по всему, именно тут еще совсем недавно почивал давешний герой в подштанниках. Во всяком случае, половина широкого супружеского ложа сейчас пустовала, а смятая подушка все еще хранила отпечаток его головы. На другой половине высокой двойной кровати, раскинувшись во все стороны и широко разбросав темные, отливающие бронзой волосы, спала молодая женщина. То есть, после того как леди Кай в припадке звериной злобы вынесла входную дверь, раскрошив ее в щепы, девице, конечно, было уже не до сна, но это ничего не меняло. Ни для нее, ни для Осси.
Закончилось все быстро. Бросок, удар и горло наполнилось мягкой, еще сонной, но все равно освежающей, как запах утренней росы, кровью.
Есть уже не хотелось, да и, честно говоря, не моглось, а потому Осси сделав пару небольших глотков, без сожаления отбросила почти полный сосуд, овладеть которым было, скорее, делом принципа, нежели необходимостью. Она была сыта и довольна жизнью. Все о чем теперь она мечтала, так это – о сне. О кратком забвении, которое унесет ее далеко-далеко, позволив оставить в стороне все проблемы и тревоги, и сотрет напрочь боль и горечь последних дней. Но… Но сначала надо было убраться. Хотя гостей и не ждали, но трупы во дворе оставлять не хотелось. Мало ли, как говорится…
Осси не могла никому – даже себе – объяснить, откуда взялась у нее в голове такая странная и, в общем-то, прямо скажем – не очень уместная фантазия, но спорить сама с собой она не стала. А потому, кликнув Мея, принялась наводить порядок.
Вместе они стащили трупы в подвал, на дверь которого она навесила старый, немного пожеванный ржавчиной, но все же очень внушительный замок, затем затерла, как могла две уже подсыхающие лужи крови, и, опять-таки, прибегнув к помощи Мея, заволокла на чердак так и не пришедшего в себя Иффу.
Уложив торговца на кучу мешков в углу, Осси разодрала на нем рубаху и внимательно осмотрела рану.
Рана была плохая, мерзкая, но не смертельная. А это означило, что жить он будет, если только… Если только Осси удастся избавить его от второй души, поспешившей занять его тело раньше чем оно сделалось бесхозным. Поторопилась она. Не угадала, не учла, что леди Кай два щупальца подрубит прямо влет, и тело в которое она уже вселялась, так и останется живым… Бывает же невезуха, вот и у нее случилась. Впрочем, Иффе тоже не сильно повезло…
Сделать больше леди Кай пока ничего не могла, а потому, оставив Иффу на попечение целителя, который должен был озаботиться восстановлением бренной плоти, она отправилась спать, резонно рассудив, что о чем – о чем, а о душе подумать никогда не поздно. Тем более – о чужой. Всему, как говорится, – свое время…
«Да положи ты его уже», – раздраженно буркнула Хода.
– Что?
«Ребенка, говорю, положи куда-нибудь. Уронишь еще».
Осси закрутила головой по сторонам в поисках подходящего места, но ничего, как на грех, не попадалось. Коморка под крышей была не слишком велика, зато захламлена была сверх всякой меры. Видно, такова уж участь всех без исключения чердаков.
Не найдя ничего лучшего, Осси подошла к мешкам, на которых скрючился в забытье Иффа, и аккуратно положила сверток рядом.
Но едва только убрала руки, как ребенок заголосил с новой силой, причем так, что казалось – еще немного и барабанные перепонки лопнут от этого ора, будто мыльные пузыри.
– Чего он орет? – Нахмурилась Осси. – Мне что – его теперь все время на руках таскать?
«Может, есть хочет?» – предположила Хода.
– Есть? – Похоже, что такое простое объяснение в голову леди Кай не приходило. – Пожалуй… И чем его прикажете кормить?
«В смысле – после того, как ты его мамашу того…» – не удержалась Хода.
– Убью! – Глаза интессы сверкнули так, что можно было не сомневаться – убьет и не поморщится. – В пыль сотру, если еще хоть слово…
«Ладно. Не закипай, – буркнула Хода. – Я так… по привычке… Я же знаю, что это не ты, а то, что в тебе… Короче, ты не виновата».
– Виновата, – буркнула Осси. – Только не надо мне все время этим тыкать.
«Не буду, – Хода уже пожалела, что не удержалась от язвительности. Действительно, гнобить Осси за то, что она сделала, не будучи в силах противиться звериному инстинкту, было, по меньшей мере, нечестно и несправедливо. Не в ее это было силах – и посильнее люди ломались… – Не буду, прости».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
