– О Свет! – выдохнула Лиане, тяжело рухнув на табурет, а не опустившись на него с обычно свойственной ей грацией. – Нам следовало в первый же день отдать ее в руки правосудия. Пусть мы кое-что узнали от нее, но все это ничто по сравнению с тем, что теперь она снова на свободе и может вредить миру, как ей вздумается. Просто ничто!
Эти слова лишний раз свидетельствовали о том, до какой степени Лиане потрясена; в обычном состоянии она не стала бы произносить столь банальных истин. При всей внешней вялости ум ее отнюдь не утратил остроты. Почти все доманийки выглядели томными и соблазнительными, но при всем том о них ходила слава как о чрезвычайно продувных и ловких купчихах.
– Проклятье! Нам следовало не спускать с нее глаз, – вырвалось у Суан сквозь стиснутые зубы.
Брови Эгвейн взметнулись вверх. Суан, похоже, потрясена не меньше Лиане.
– Кто должен был этим заниматься, Суан? Фаолайн? Теодрин? Они даже не знают, что вы обе на моей стороне. – Кто вообще на ее стороне? Пять женщин. И Фаолайн, и Теодрин вряд ли столь уж преданы ей, особенно Фаолайн. Найнив и Илэйн, конечно, тоже можно добавить к этому списку, и несомненно Бергитте, хотя она и не Айз Седай. Однако сейчас они далеко отсюда. Действовать украдкой и с помощью хитрости – вот в чем по-прежнему состояла главная сила Эгвейн. Плюс то, что никто не ожидал этого от нее. – Как мне следовало объяснять кому бы то ни было, зачем нужно не спускать глаз с моей служанки? Но даже если бы кто-то и охранял ее, что путного из этого вышло бы? Ведь это наверняка был один из Отрекшихся. Ты что, в самом деле думаешь, что Фаолайн и Теодрин даже вдвоем сумели бы остановить его? Я, к примеру, не уверена, что смогла бы сделать это, даже в соединении с Романдой и Лилейн. – После нее в лагере они были самыми сильными, такими же, какой прежде была Суан.
Заметным усилием воли Суан постаралась справиться с собой и даже фыркнула, услышав эти имена. Она часто повторяла, что, утратив былую власть, тем не менее могла бы помочь Эгвейн стать лучшей Амерлин на свете. И все же переход от положения льва, взирающего на всех с высоты, к положению мыши под ногами был труден. Именно поэтому Эгвейн многое ей позволяла, стараясь не ограничивать ее свободу.
– Я хочу, чтобы вы порасспрашивали тех, кто спит около палатки Могидин. Может, кто-то заметил этого мужчину. Он наверняка пришел пешком. Открывать проход внутри маленькой палатки слишком рискованно, он вполне мог рассечь ее пополам. Разве что совсем крохотный.
Суан снова фыркнула, громче, чем в первый раз.
– К чему все это? – проворчала она. – Ты что, хочешь отправиться на ее поиски, точно глупая героиня одного из тех глупых сказаний, которые так любят рассказывать менестрели? И привести ее обратно? Может быть, заодно и разделаться со всеми остальными Отрекшимися? Одержать победу в Последней Битве? Даже если мы получим его описание с ног до головы, никто не способен отличить одного Отрекшегося от другого. Никто из нас по крайней мере. Все эти замыслы – просто чушь собачья, и я не дам за них...
– Суан! – резко оборвала ее Эгвейн. Свобода свободой, но должны же быть какие-то пределы. Она не потерпела бы такого поведения даже со стороны Романды.
Краска медленно проступила на щеках Суан. Изо всех сил стараясь сдержаться, она принялась разглаживать свои юбки, старательно избегая взгляда Эгвейн.
– Прости меня, Мать, – наконец произнесла Суан. Это прозвучало почти искренне.
– У нее был трудный день, Мать, – вмешалась Лиане, кокетливо улыбаясь. Она очень хорошо владела этим искусством, хотя в основном применяла его, чтобы заставлять сильнее биться мужские сердца. Не без разбора, конечно; она была достаточно проницательна и осторожна. – Хотя все они теперь нелегки. Ей бы еще чуточку выдержки... Научиться, например, не швырять в Гарета Брина всем, что под руку подвернется, как бы она на него ни злилась...
– Хватит! – прервала ее Эгвейн. Понятно, что Лиане всего лишь хотела помочь Суан выйти из затруднительного положения, но Эгвейн сейчас было не до этого. – Я хочу узнать как можно больше о человеке, который освободил Могидин, даже если это всего лишь сведения о том, высокий он или низкий. Любой пустяк, чтобы этот человек перестал быть просто тенью, крадущейся в темноте. Это не слишком много, и я имею право просить об этом.
Лиане сидела совершенно спокойно, пристально глядя на цветы, вытканные на ковре у ее ног.
Краска заливала теперь все лицо Суан, нежная кожа рдела, точно рассветное небо.
– Я... смиренно прошу у тебя прошения, Мать. – На этот раз в ее голосе и в самом деле звучало раскаяние, хотя ей по-прежнему трудно было встречаться с Эгвейн взглядом. – Иногда так тяжело... Нет, это меня не оправдывает. Я смиренно прошу прощения.
Не сводя с Суан пристального взгляда, Эгвейн как бы ненароком поглаживала пальцами накидку, точно напоминая, кто она такая. Этому ее научила сама Суан. Однако спустя некоторое время Эгвейн почувствовала неловкость и опустила руку. Молчание само по себе великая вещь. Оно давит на того, кто поступил неправильно, и это давление заставляет его еще острее чувствовать свою вину. Очень полезное средство в самых разных ситуациях.
– Что-то не могу припомнить, за что я должна тебя простить. А раз так, – в конце концов очень спокойно произнесла она, – значит, в этом нет необходимости. Но, Суан... Держи себя в руках, не позволяй, чтобы это случилось снова.
– Спасибо, Мать. – Что-то вроде кривой улыбки скользнуло по губам Суан. – Если вы разрешите сказать... Я, кажется, неплохо обучила тебя. Но мне хотелось бы дать тебе совет. Можно? – Она замолчала, дожидаясь нетерпеливого кивка Эгвейн. – Думаю, что расспрашивать людей следует Фаолайн и Теодрин, а твое приказание об этом должен передать им кто-то из нас, напустив на себя мрачный вид из-за того, что приходится выполнять такие поручения. Они привлекут к себе меньше внимания, чем Лиане или я. Все знают, что ты им покровительствуешь.
Эгвейн тут же согласилась. Она все еще плохо соображала, иначе и сама додумалась бы до этого. Ощущение надвигающейся головной боли снова вернулось. Чеза твердила, что у нее часто болит голова из-за того, что она мало спит, но трудно спать, если кожа на голове все время натянута, как на барабане, точно ее вот-вот разорвет изнутри от множества мучительных и беспокойных мыслей. Ну, по крайней мере теперь ей нечего больше беспокоиться о сохранении тайны Могидин, так же как не нужно скрывать умения изменять с помощью Силы свой облик и таить свой дар от других женщин, способных направлять. Было слишком рискованно проявлять такое умение прежде, поскольку это могло привести к раскрытию тайны Могидин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
