Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(фрагмент элегии)
Как-то в кругу томитян говорил я о доблести вашей(Я и по-гетски могу и по-сарматски болтать).Некий старик среди нас на мое восхваленье такуюРечь величаво повел звонкому слову в ответ:«Гость дружелюбный, и нам слово „дружба“ — не чуждоесловоВ этом далеком от вас, Истром омытом краю.В Скифии есть уголок, именуемый древле Тавридой —Бычьей землей. Не года скачут от гетов туда.Там я близ Понта рожден. Не к лицу мне стыдитьсяотчизны.Фебу, богиню, чтят жертвами жители гор.Там и поныне стоят на плечах колонн-великановХрамы, и к ним переход — в сорок ступеней пролет.Статуя с неба сошла, по преданию, в эту обитель.Верно, молва не пуста: цоколь от статуи цел.Жертвенник в камне скалы сверкал белизною природной:Ныне он тускл и багров, кровью пропитанный жертв.Жрица безбрачная там роковые вершила обряды:И превышала она знатностью скифских невест.Грозен обычай веков, заповеданный предками скифам:„Да упадет под мечом девственным жертвой пришлец“.Мощно царил там Фоант, знаменитый по всей Меотиде.Берег Евксинский не знал мужа славнее, чем он.И притекла, говорят, Ифигения, некая дева,В годы державства его к нам по воздушным волнам:Будто ее ветерки, под облаком в небе лелея,Волею Фебы, как сон, в эти места увлекли…Многие годы она алтарем управляла и храмом,С грустью невольной рукой скорбный обычай блюдя.Вдруг занесли паруса двух юношей к храму Тавриды.На берег вольной ногой оба ступили, смеясь.Возрастом были равны и любовью. Молва сохранилаИх имена — и звучат ныне: Орест и Пилад.Юношей жадно влекут к алтарю беспощадной богиниТривии. За спину им руки загнули враги.Вот их кропит водой очистительной жрица-гречанка,Рыжие кудри друзей длинною лентой крепит,Их обряжает она, виски обвивает повязкой.Для промедленья сама ищет в смущенье предлог.„Я не жестока, о нет! Простите мне, юноши, — молвит, —Варварский этот обряд горше мне варварских мест.Скифский обычай таков. Но какого вы племени люди?Столь злополучно куда держите путь по морям?“ —Смолкла. И слышит она священное родины имя,Милых сограждан своих в пленниках вдруг узнает.Глухо бормочет: „Один из двоих обречет себя в жертву,Вестником в отчий дом пусть воротится другой“.Жертвой наметив себя, в путь Пилад торопит Ореста.Друг отвергает. За смерть жаркая тяжба идет.В праве на смерть не сошлись. Других разногласий не знали.Спорят: кому из двоих душу за друга отдать?Длится мен? юношей бой — состязанье в любви беззаветной.К брату дева меж тем трудно выводит письмо.Брату наказы дает. Но тот, кому дева вручала,Был, — о, превратность судеб! — братом и был ей родным.Образ богини втроем похищают немедля из храма,К морю тайком… и корма пенит безбрежный простор.Канули годы, века, но образ дружбы высокойЮношей чтят и досель в Скифии, в темной стране».С детства знакомую быль так закончил старик незнакомый,Все похвалили рассказ — честности добрый пример.
«Это письмо — о поэт! — царей величайший потомок…»Это письмо — о поэт! — царей величайший потомок,Прямо от гетов к тебе, шерстью обросших, идет.Странно, что имя твое, — прости мне стыдливую правду, —Имя Севера в моих книжках нигде не звучит!Прозой суровой у нас переписка очереднаяНе прекращалась, но был в пренебрежении стих.В дар не слал я тебе элегий на добрую память:Что мне дарить! Ты сам и без меня одарен.Кто бы дарил Аристею мед, Триптолему пшеницу,Вакху терпкий фалерн иль Алкиною плоды?Духом ты плодовит и в кругу жнецов ГеликонаЖатву тучнее твоей вряд ли собрат соберет.Слать стихотворцу стихи — что дубраве зеленые листья,Вот где корень моей скромной задержки, Север.Впрочем, и я уж не тот: оскудел талантом, — похоже,Будто прибрежья пески плугом впустую пашу;Или как ил забивает протоки подводные грязьюИ при заглохших ключах дремлет течение вод, —Так и душу мою илом бедствий судьба запрудила,И оскудевшей струей стих мой уныло течет.В этой глухой стране сам Гомер, поселенный насильно,Стал бы меж гетами впрямь гетом до корня волос.Не укоряй же, я слаб и ослабил поводья работы,Редко теперь вывожу буквы усталой рукой.Тот сокровенный порыв, питающий душу поэтов,Обуревавший меня некогда, — где он? Иссяк,Чуть шевелится, ползет. На таблички нудная музаБудто насильно кладет нехотя пальцы мои.И наслажденье писать — лишь тень наслажденья былого.Как-то безрадостно мне в ритмы слова сопрягать.Иль оттого, что плоды стихотворства не сорваны мною?Сорваны! Горек был плод, — в том-то и горе мое.Иль оттого, что слагать стихи, когда некому слушать,То же, что гордо во тьме в такт, словно в танце, ступать.Слушатель пыл придает, от хвалы дарование крепнет.Слава, как шпоры коню — вихрем взнесет до небес.Здесь же… читать стихи?.. Но кому? Белокурым кораллам?Или иным дикарям-варварам Истра-реки?Что же, скажи, предпринять при таком одиночестве?ПраздностьЧем мне заполнить? И как длительный день скоротать?Я не привержен к вину и к метанью костей, когда времяТак неприметно бежит в смене удач — неудач.Землю пахать?.. Я бы рад, да злая война не радеет:В этом свирепом краю плугом не взрыть целины.Что ж остается? Одна отрада холодная — музы.Нет, не к добру послужил мне этот дар Пиерид.Ты же, кого поит счастливее ключ Аонийский,Чти свой удачливый труд, неистребимо любиИ, пред святынею муз благоговея, — для чтеньяМне на край света сюда новую книгу пришли.
ЛУЦИЙ АННЕЙ СЕНЕКА
ЭПИГРАММЫ
«Всё, что мы видим вокруг, пожрет ненасытное время…»Всё, что мы видим вокруг, пожрет ненасытное время;Всё низвергает во прах; краток предел бытия.Сохнут потоки, мелеют моря, от брегов отступая,Рухнут утесы, падет горных хребтов крутизна.Что говорю я о малом? Прекрасную сень небосвода,Вспыхнув внезапно, сожжет свой же небесный огонь.Всё пожирается смертью; ведь гибель — закон, а не кара.Сроки наступят — и мир этот погибнет навек.
«Корсика, землю твою заселил пришлец из Фокеи…»Корсика, землю твою заселил пришлец из Фокеи,Корсика, имя твое было в ту пору Кирнос.Корсика, брег твой короче Сардинии, круче, чем Ильва.Корсика, множеством рыб реки богаты твои.Корсика, как ты ужасна, когда разгорается лето,Но несравненно страшней в дни под пылающимПсом. Будь милосердною к тем, кто в изгнании здесь погибает;Тем, кто здесь заживо мертв, легкой да будет земля.
«Корсика дикая сжата скалою крутой отовсюду…»Корсика дикая сжата скалою крутой отовсюду;Выжжена вся — и лежит всюду бескрайность пустынь;Осенью нет здесь плодов, и летом колосья не зреют,Древо Паллады к зиме здесь не приносит даров.Только дождями богата весна н не радует взора;В этой проклятой земле даже трава не растет.Хлеба здесь нет, нет ни капли воды, ни кострадля умерших.Здесь лишь изгнанник живет вместе с изгнаньем вдвоем.
К лучшему другуКрисп, ты — сила моя и спасенье скользящего в бездну,Крисп, украшение ты форума древнего; власть,Крисп, ты являл, лишь желая скорее помочь человеку,Берегом был и землей ты в катастрофе моей.Мне ты — единая честь и оплот в опасностях верный,Ныне для скорбной души ты — утешенье одно.Крисп, ты прекрасная вера и милая пылкая доблесть;Сердце всегда у тебя медом Кекропа полно.Красноречивому деду, отцу ты великая слава,Кто б ни лишился тебя, станет изгнанником он:В неумолимой земле я распластан, придавленныйк скалам, —Сердце ж с тобой, и его не оторвать от тебя.
О простой жизни«Дружбы царей избегай», — поучал ты в речении кратком:Эта большая беда все же была не одной.Дружбы еще избегай, что блистает чрезмерным величьем,И сторонись от всего, что восхваляют за блеск!Так, и могучих владык, прославляемых громкой молвою,Знатных домов, что тяжки происхожденьем своим,Ты избегай; безопасный, их чти издалека, и парусСвой убери: к берегам пусть тебя лодка несет.Пусть на равнине фортуна твоя пребывает и с равнымЗнайся всегда: с высоты грозный несется обвал!Нехорошо, если с малым великое рядом: в покоеДавит оно, а упав, в пропасть влечет за собой.
Родине о себеКордуба, ныне власы распусти и оденься печалью,Плача, над прахом моим должный исполни обряд.Дальняя Кордуба, ныне оплачь твоего песнопевца,Тяжко горюя теперь, а не иною порой.И не тогда, когда в мире столкнулись враждебные силыИ налегла на тебя злая громада войны.Ты, пораженная горем двойным, от обоих страдала, —Были врагами тебе Цезарь тогда и Помпеи;И не тогда, когда триста смертей тебе причинилаНочь лишь одна, что была ночью последней твоей;Не лузитанский когда твои стены рушил наемник,Прямо в ворота твои вражеский меч ударял.Доблестный твой гражданин и слава твоя очутилсяВ сонмище бед: распусти, Кордуба, ныне власы!Но благодарен тебе я: природа тебя поместилаВдаль, к Океану: и ты меньше страдаешь вдали.
О благе простой жизниМалым я полем владею, доходом и скромным и честным,Но доставляют они мне беспредельный покой.Дух мой, не ведая страха, с одним лишь спокойствиемдруженИ не страшится злодейств, что за бездельем идут.Пусть привлекают других и война, и курульные кресла, —Всё, что лелеет в себе тщетную радость свою.Почестей я не ищу; быть бы частью народа простогоИ до последнего дня днями своими владеть.
О богатстве и бесчестииНет, несчастье одно в подобной жизни,Что счастливой считаете вы ложно:На руках созерцать камней сверканье,Или ложе отделать черепахой,Или нежить свой бок мягчайшим пухом,Пить из кубков златых, на алом лежа,Царской трапезой тяжко стол уставив,Все, что было с полей ливийских снято.Положив, не вместить в одной кладовой.Но не быть у толпы в фаворе — счастье,Не бояться, дрожа, любой невзгоды,Не пылать, обнажив оружье яро;Кто сумеет таким пребыть, сумеетСамую подчинить себе Фортуну.
О смерти другаОтнят Крисп у меня, мой друг, навеки;Если б выкуп за друга дать я мог бы,Я свои разделил бы тотчас годы,Лучшей частью моей теперь оставлен;Крисп, опора моя, моя отрада,Гавань, высшее счастье: мне отнынеУж не будет ничто отрадой в жизни.Буду дни я влачить опустошенный:Половина меня навеки сгибла!
О развалинах ГрецииГреция, скошена ты многолетней военной бедою,Ныне в упадок пришла, силы свои подорвав.Слава осталась, но Счастье погибло, и пепел повсюду,Но и могилы твои так же священны для нас.Мало осталось теперь от великой когда-то державы;Бедная, имя твое только и есть у тебя!
О начале и конце любвиЗлом подстрекаемы чьим рвутся нежные узы — не знаю:Этой великой вины взять на себя не могу.Зло навалилось, и силы сгубило сжигающим жалом, —Рок ли виною тому или виной божество.Что понапрасну богов обвинять? Хочешь, Делия, правды?Дан я любовью тебе, отнят любовью одной.
О звоне в ушахЗвонкое ухо, зачем ты все ночи звенишь непрестанно,Молвишь не знаю о ком, вспомнившем ныне меня?«Ты вопрошаешь, кто это? Звучат тебе уши ночами,Всем возвещая: с тобой Делия так говорит».Делия правда со мной говорит: дуновенье приходитНежное тихо ко мне в шепоте милом ее, —Делия именно так молчаливые таинства ночиГолосом тихим своим любит порой нарушать:Да, не иначе, сплетением рук обняв мою шею,Тайные речи вверять близким привыкла ушам.Я не узнал: до меня ее голоса образ доходит,В звоне тончайшем ушей сладостный слышится звук.Не прекращайте, молю, непрерывным струиться звучаньем!Молвил, — а вы между тем смолкли, увы, навсегда.
О ревнивицеВот как меня сторожить, Коскония, надо: пусть узыБудут не слишком тяжки, но и не слишком легки.Легкие слишком — сбегу, и порву — тяжелые слишком;Но никуда не уйду, если ты будешь мила.
МАРК ВАЛЕРИЙ МАРЦИАЛ
- Античная драма - Эсхил - Античная литература
- Критий - Платон - Античная литература
- Мера всех вещей - Платон - Античная литература / Науки: разное
- Лики истории в "Historia Augusta" - Маргерит Юрсенар - Античная литература
- Тишина - Аристофан - Античная литература
- О знаменитых иноземных полководцах - Корнелий Непот. - Античная литература
- Пестрые рассказы - Клавдий Элиан - Античная литература
- Горгий - Платон - Античная литература