Начальник стражи и привратники так и покатились со смеху, но теперь в их веселье уже не было насмешки. Голиас заставил Луция показать еще множество штучек, пока не убедился, что стражники настроены к нам добродушно. Наконец он сам повернулся к Гавэльвавру и отвесил ему поклон.
— Мы — бродячие артисты и были бы рады случаю позабавить славных обитателей замка и самим развлечься на славу. Вы нас пропустите?
— Гм-м-м… Я никого не пропускаю без распоряжения дона Родриго, — заявил начальник стражи, — но он сегодня впустил целую толпу менестрелей и прочий сброд.
— Это хорошо, — сказал один из стражников. — Я думаю, сам король пропустил бы их. Так или иначе, Раван все равно не узнает, что мы пропустили кого-то без распоряжения короля. У него сегодня много других забот.
— А зачем вам меч? — спросил Гавэльвавр, указывая на рукоятку, торчащую из котомки Голиаса.
— В нашем деле все годится. — Голиас вытащил меч, закинул голову и, к моему ужасу, засунул меч на полтора фута себе в горло.
— Видали? — спросил он, вытащив лезвие.
— Поднять решетку! — распорядился главный привратник.
Мы оказались в вымощенном булыжником внутреннем дворике, окружавшем вторую стену. Вторые ворота не были закрыты. Привратники, занятые болтовней, едва взглянули на нас. Несомненно, именно на сегодня и было назначено торжество, если допускались такие вольности. Не сговариваясь, мы с Голиасом ускорили шаг.
— Надо заглянуть в цветник, — бросил на ходу Голиас. Мы обогнули угол дворца. — Если бы там гуляли сейчас дамы, нам бы не поздоровилось. Но сегодня, я уверен, там никого нет.
Вход в окруженный стеною сад не охранялся. Заглянув, мы увидели, что сад пуст.
— А ну-ка, быстро, пока нас никто не засек, — скомандовал Голиас.
Джонс проворно трусил впереди нас. К сожалению, мы быстро убедились, что рисковали напрасно. Я повсюду видел, не припоминая названий, много поздних цветов. Но розы уже отцвели. Нам было тем более досадно, что в саду оказалось много розовых кустов.
— Надо было заглянуть на церковный двор, — предложил я, радуясь возможности улизнуть из сада.
— Смотри-ка, Шендон, — сказал Голиас, когда мы вышли за ограду, — кругом ни души.
Я быстро сообразил, к чему он это говорит.
— Наверное, все уже где-то собрались.
— Заглянем во дворец, — приказал Голиас, прибавляя ходу.
Дворец напоминал тюрьму. Охранять вход был приставлен стражник с копьем. Помимо копья, с ним стояла бутылка, а сам он сидел, развалясь, на ступеньках. Он взглянул на нас, когда мы приблизились.
— Можно нам войти? — спросил я у него.
— Нет, но вам и не стоит входить.
— Почему же?
— Потому что там никого нет!
На этом пафос его испарился, и голос дрогнул.
— Они все ушли и бросили меня здесь. Теперь я здесь совсем, совсем один.
Джонс простонал. Он, как и мы, догадался, почему так случилось. В замке не так уж много построек, которые могли бы вместить большое количество народа. Если Раван и гости не во дворце — значит, они в церкви. Несчастный осел, казалось, готов был лишиться разума. Мы снова бросились бежать. Он не отрывался от нас только потому, что не знал дороги.
— Держись к нам поближе, даже когда мы окажемся на месте, — посоветовал ему Голиас, — сплоченность — залог успеха.
Мы миновали вторые, поменьше, ворота. Церковь стояла между стеною замка и болотом, которое надежно охраняло ее от возможного нападения врагов. Здание выглядело унылым. Унылыми казались и мертвые деревья, и серое небо. На крыше сидели три канюка.
— Похоже, нас тут ждут, — выдохнул я на бегу. Голиас ничего не ответил.
Мы ворвались в церковный двор, отгороженный стеной из крошащегося камня. Здесь росла только чахлая травка да несколько поганок. Людей было не видать. Я вторил стонам Джонса.
— Делать нечего, идем в церковь, — сказал Голиас, — держи Луция за ухо, Шендон. Да покрепче.
Он распахнул дверь, и я с опаской переступил порог, держа осла за ухо. Так как все были поглощены тем, что происходило в глубине, на нас никто не обратил внимания. Оглядевшись, я с ужасом подумал, что мы опоздали.
Двое мужчин и две женщины стояли у алтаря. Священник, обращаясь к ним, возвышал свой голос, верша ритуал. Шло венчание. Невеста была опутана брачными одеждами, и потому я не мог наверняка сказать, что это Гермиона. Но в женихе я сразу узнал Равана. Чувствовалось, что решающий момент вот-вот наступит.
Я не прислушивался к словам священника, но неожиданно услышал, как дон Родриго сказал:
— Да, согласен.
У меня даже дыхание перехватило. И тут викарий спросил:
— Согласна ли ты, Гермиона? — и так далее. Голиас стоял со мной плечом к плечу. В отчаянии я оглянулся на него. Он был похож на человека, который ждет удара под ложечку.
— Только она сейчас может остановить поезд, — прошептал он.
И Гермиона осмелилась, против всех наших ожиданий.
— Нет, я не согласна! — крикнула она. Священник недоуменно замолчал.
Больше девушка ничего не сказала, но и этого было достаточно. Исполнять ритуал невозможно без строгого следования образцу. Священник заглянул в книгу, словно усомнившись, верный ли текст он читал. Раван так и подскочил и со злостью оглянулся на толпу, по которой прокатился шумок. Шафер и посаженая мать растерянно переминались с ноги на ногу. Подружки невесты взволнованно щебетали, обсуждая заминку. И только посаженый отец сохранил невозмутимое спокойствие.
— Отче, — спросил он, — отчего вы прервали службу?
— Но, ваше величество, она сказала…
— Я слышал ее ответ, — заявил король. — Она сказала: да. Или вы, может быть, считаете, что я ослышался?
— Что вы, что вы, ваше величество! — Священник поспешно прижал палец к своему уху. — Скорее всего, это я ослышался. Старею, надо полагать.
— Одряхлели и не в силах служить?
— Н-н-нет, ваше величество! Я еще не настолько дряхл.
— А не то мы подыщем вам место получше, — предложил Джамшид. — Но только после того, как пара будет обвенчана. Пожалуйста, продолжайте с того момента, на котором остановились.
Все снова заняли свои места. Я подумал, что Гермиона обескуражена уловкой короля, и взглянул на Голиаса. Похоже, что он был того же мнения.
— Вы, ваше величество, лорд Раван и все присутствующие! — крикнул Голиас. — Я налагаю на вас заклятие!
У меня даже дух захватило от его смелости. Я еще крепче сжал ухо Джонса. Все оглянулись на нас, потрясенные. Один Джамшид оставался невозмутимым.
— Кто осмелится наложить заклятие на короля? — спросил он с неудовольствием.
— Бард.
— Знаю, знаю. Только проклятые поэты способны на такое бесстыдство. Если это ты, Норнагест, я поджарю тебя на пламени твоей же свечи. Назови свое имя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
