Симон предпринял последнюю отчаянную попытку.
– Послушайте, ваше преподобие! Вы совершаете ошибку. Нас хватятся. Палач Шонгау наверняка уже ищет нас…
– Палач Шонгау? – перебил его Боненмайр и тихо засмеялся. – Не думаю. Никто не знает, что вы здесь. А если даже ищет… – Он сделал вид, что задумался. – Как знать, может, я передам вас августинцам Роттенбуха. Тогда Куизль сможет вас колесовать и четвертовать. Справедливое наказание за осквернение мощей святого Фелициана, не думаете?
– Мы можем молчать! – воскликнула Бенедикта. – Что касается сокровищ тамплиеров, забирайте деньги себе. Нам они все равно не нужны, слишком много на них крови.
– Деньги? Вы и вправду решили, что мы гонимся за деньгами? – Настоятель взглянул на них с изумлением и сокрушенно покачал головой. – А я-то считал вас умнее. Вы меня разочаровываете.
Покачивая головой, Боненмайр вместе с братом Натанаэлем вышел из библиотеки. Дверь с грохотом захлопнулась на замок, и Симон с Бенедиктой уставились на высоченные полки, заставленные пыльными книгами, фолиантами и пергаментными свитками.
Моя могила, подумал Симон.
Он задумался о том, что значило последнее замечание настоятеля.
Вы и вправду решили, что мы гонимся за деньгами?..
Что-то в его сознании рвалось наружу. Симон вдруг уверился, что на руках у него теперь были все части головоломки. Осталось лишь правильно собрать их воедино.
Второй Сантьяго-де-Компостела… толпы паломников в Штайнгадене… сокровище христианства…
– Ну конечно! Вот она, разгадка!
Лекарь вскочил и принялся шарить по бесчисленным полкам в поисках нужной книги.
Если уж ему суждено умереть, то он решил хотя бы узнать, за что.
Едва ли не сразу за пределами Роттенбуха Куизль почувствовал, что за ним следят. Он свернул с широкой дороги и двинулся по узкой тропинке, о которой знали лишь немногие посвященные. И все же палач был не один.
Сначала возникло знакомое чувство между лопатками; к нему прибавился тихий шорох в ветвях, а с деревьев, которых палач не задевал, то и дело срывались небольшие горсти снега. Все вместе пробудило инстинкты Куизля; люди за его спиной были хороши – но недостаточно.
Палач резко свернул с дорожки, двинулся к сухим засыпанным снегом кустам ежевики и скрылся в зарослях. Перед ним открылась звериная тропа, незаметная снаружи. Якоб притаился между кустами и замер. Годы, проведенные в лесу за охотой или в поисках трав, научили его сливаться с окружающей природой. Если благоприятствовал ветер, палач мог таким образом подпустить к себе вплотную косулю и ребром ладони сломать ей шею.
По шороху Куизль понял, что мужчины приближались к нему. Они двигались почти бесшумно, и только тихие шаги выдавали, что один из них вошел в заросли, а второй двинулся в обход. Значит, он сможет достать их по очереди, одного за другим. Палач ухмыльнулся.
Небольшое преимущество…
Куизль стиснул полированную дубинку, с которой никогда не расставался, и стал дожидаться, когда мимо него проберется первый мужчина. Наконец он его увидел. Незнакомец крался, пригнувшись, по звериной тропе и внимательно осматривался по сторонам; в правой руке он держал заряженный пистолет. Широкополая шляпа с перьями и яркий сюртук под изношенным плащом выдавали в нем бывшего солдата. Бородатого ветерана, закаленного в бесчисленных боях и наделенного силой и хитроумием человека, с малых лет привыкшего к смерти. Такого, каким был и сам Куизль.
Палач дождался, когда ландскнехт пройдет мимо него, и ударил его по руке дубинкой.
Человек оказался проворным. В последний момент он, вероятно, уловил краем глаза движение сбоку. Солдат, выругавшись, откатился в сторону и одновременно направил пистолет в сторону палача. Тишину разорвал выстрел, Куизль почувствовал жгучую боль в щеке, но задумываться об этом не было времени. Он с грозным рыком бросился на противника, который отбросил бесполезный теперь пистолет и выхватил шпагу. Однако густые заросли не давали ему толком ударить, он несколько раз попытался уколоть палача, а потом выпрыгнул из кустов. Куизль в последний раз успел врезать ему по лопатке, прежде чем солдат скрылся из виду.
Палач выругался. Все его преимущество пошло прахом – теперь оба солдата стояли снаружи, а он, как загнанный в теснину кабан, сидел в своем укрытии. Якоб слышал, как они пыхтели перед зарослями, сквозь ветви виднелись их силуэты. По раздавшемуся щелчку Куизль понял, что один из них взвел арбалет, а второй, похоже, заново набивал пистолет порохом.
Нужно выходить. Иначе они расстреляют меня, как бешеную псину…
Не задумываясь больше ни на секунду, Куизль зарычал и рванулся из кустов. С окровавленным лицом, в рваном, забрызганном грязью плаще, он в это мгновение действительно походил на разъяренного кабана. От его страшного крика солдаты на секунду оцепенели, и эта секунда замешательства вышла Якобу на руку. Человек с пистолетом отбросил оружие и судорожно потянулся за шпагой. Второй не успел толком поднять арбалет, и болт с визгом полетел в землю и застрял в сапоге палача, что разозлило Куизля еще больше. Он налетел на них и врезал дубинкой одному из разбойников в живот. Тот согнулся, словно поваленное дерево. Палач размахнулся и обрушил дубинку на голову противника. Раздался треск, словно кто-то расколол лесной орех.
Куизль повернулся ко второму разбойнику. Тот, размахивая шпагой, пытался удержать палача на расстоянии. Клинок со свистом рассекал воздух, солдат метался в разные стороны, колол шпагой и снова отскакивал. Одним из таких выпадов он задел плечо Якоба и разорвал ему плащ, однако палач вовремя увернулся. Когда разбойник замахнулся для очередного удара, палач внезапно пригнулся, поднырнул под шпагу и оказался прямо перед противником.
– Проклятый ублюдок, больше тебе не водить меня за нос.
Куизль влепил ему две столь увесистые оплеухи, что бедняга, словно мешок соломы, рухнул на землю.
Через некоторое время незнакомец очнулся, связанный по рукам и ногам; голова его раскалывалась от боли. В нескольких шагах от себя он увидел Куизля, сидевшего перед небольшим костром. Языки пламени отбрасывали на палача красноватые тени. По лицу его широким ручьем текла кровь: Куизль стиснул зубы и зашивал рану на щеке.
Заметив взгляд пленника, палач ухмыльнулся.
– Неплохой будет шрам, – сказал он. – Но это ничто по сравнению с теми шрамами, которые получишь ты, если не выложишь все как есть.
Он едва заметно кивнул в сторону костра. Пленник покосился на огонь, и взгляд его остановился на огромном охотничьем ноже, клинок которого докрасна раскалился среди углей.
И разбойник решил говорить.
Магдалена бежала по темному коридору прочь от подземной часовни. Ей попалось несколько ступеней, проход поднимался немного вверх. Внезапно она выбежала к перекрестку и резко остановилась – вправо и влево от основного коридора уходили низкие туннели. Во мраке мерцал слабый свет факелов.
Где она оказалась? Какой проход выбрать?
Неожиданно девушка решила свернуть налево. Проход изгибался и всего через несколько шагов выводил в каменную келью, выложенную грубо вытесанными блоками. Комната имела почти идеально квадратную форму, по стенам ее тоже горели факелы, а в центре стояли два саркофага. На надгробных плитах изображены были рыцари с мечами и в полных латах. Магдалена осторожно приблизилась к тяжеленным гробам.
Может, ее держали в очередной усыпальнице тамплиеров?
Она обнаружила мраморную табличку, установленную внизу у надгробия, только когда ударилась об нее ступней. Магдалена тихо выругалась и попрыгала на одной ноге. Когда боль наконец стихла, она не без труда перевела витиевато украшенную надпись на довольно устаревшей форме латинского.
Под этой доской покоятся бесценные останки великого и могущественного князя Баварии Вельфа Шестого и его не менее добродетельного сына, Вельфа Седьмого.
Магдалена задержала дыхание. Очевидно, она находилась в усыпальнице Вельфов – могущественного рода, который, насколько она знала, в давние времена правил Баварией. Следовательно, часовня, где ее держали, была здешней надгробной капеллой! Вот только Магдалена понятия не имела, где располагалась усыпальница Вельфов. В Мюнхене? Или в Нюрнберге?
А может… в Аугсбурге?
Только теперь девушка обратила внимание на тихий гул, шепот и пение, подобное тому, какое она слышала под собором Аугсбурга. После того как ее глаза привыкли к темноте, она смогла различить слабый проблеск под потолком. Свет падал в щель, образованную вокруг прямоугольной плиты. Оттуда же проникали голоса. У Магдалены бешено заколотилось сердце. В считаных метрах над ней были люди, которые могли ей помочь! Вероятно, монашеский хор; или прихожане тянули прощальную песнь во время мессы. Магдалена собралась уже позвать на помощь, но потом вдруг остереглась.
