– Или их задул ветер, – сказала Бенедикта и огляделась вокруг. – Как бы то ни было, нужно на всякий случай взять несколько из них.
Она ухватила пару книг потолще.
– Что вы задумали? – воскликнул Симон. – Вы же не собираетесь…
– Этим страницам сотни лет, они превосходно будут гореть, – перебила его Бенедикта. – Если держать за корешок, то получится замечательный факел.
Симон в ужасе показал на книгу в руках Бенедикты.
– Но это же «Исповедь» Августина! Да еще с комментариями! Грешно сжигать такую книгу!
Бенедикта бросила ему труд объемом в сотни страниц, а сама взяла еще четыре книги.
– Этого должно хватить. Вы, конечно, можете пробираться в темноте, пока кто-нибудь сзади не перережет вам глотку. – Она шагнула к проходу. – А теперь за мной. Пока настоятель не вернулся.
В следующее мгновение Бенедикта скрылась во тьме.
У Августина Боненмайра нервы были на пределе. Он в очередной раз сорвал с носа очки и принялся яростно их протирать.
– Он должен быть здесь! Ищите дальше! – Настоятель прищурил маленькие глазки, словно мог таким образом лучше ориентироваться в темноте. – Крест где-то у нас под ногами!
Вместе с братом Натанаэлем и послушниками Йоханнесом и Лотаром его преподобие отправился прямиком из библиотеки в часовню Святого Иоанна на поиски каких-нибудь указаний, потайной комнаты – чего угодно, что привело бы их к Святому кресту. И вот они уже целый час простукивали стены и разыскивали хоть какой-то знак, но до сих пор натыкались лишь на холодные стены. Августин Боненмайр еще раз огляделся по сторонам, силясь понять, что они сделали не так.
Часовня представляла собой небольшое, возведенное из песчаника строение с алтарем Девы Марии у восточной стены. Круглая форма часовни, придававшая ей сходство с замковой башней, должна была напоминать о храме Гроба Господня в Иерусалиме. Над входом, между Богородицей и Иоанном Крестителем, восседал Христос. Возле двери притаились на каменных плитах два льва.
И больше в часовне ничего не было. С уст Боненмайра сорвалось тихое проклятие.
Под его руководством монахи уже пытались сдвинуть фигуры святых и приподнять плиты со львами. Они простучали все стены и осмотрели полы в поисках потайных дверей или люков. Проверили даже сводчатый потолок часовни.
И теперь начали все с самого начала.
Настоятель кричал и ругался, пинал по алтарю, но и это ничем не помогало. Часовня Святого Иоанна надежно хранила свою тайну.
– Наследие тамплиеров под кровом Крестителя в могиле Христа, – взволнованно прошептал Боненмайр. – Решение к загадке здесь! Должно быть здесь, в этой часовне! Эти проклятые тамплиеры…
Он прикусил губу и медленно выдохнул.
– Мы сломаем пол, – сказал он наконец.
Брат Йоханнес прекратил простукивать стены и уставился на настоятеля.
– Но как, ваше преподобие? – вскричал он. – Это же святое место!
– Это место есть тайник проклятого тамплиерского отребья! – прорычал Боненмайр. – Я не позволю больше этим еретикам водить меня за нос, не бывать этому на моей земле! Мы сломаем пол. Несите кирки, сейчас же!
Симон и Магдалена вслед за Бенедиктой спустились по витой лестнице во мрак. После первого же поворота лекарь понял, что Магдалена была права. Он притронулся пальцем к одному из факелов: тот еще даже не остыл. Кто-то совсем недавно его затушил.
В проходе над ними еще мерцал тусклый свет, но и он после следующего витка растворился во тьме. Бенедикта остановилась, достала огниво, и вскоре перед ними засияло пламя: торговка подпалила одну из взятых с собой книг. Симон почувствовал боль в области сердца. Он даже знать не желал, что за книга сейчас погибала в огне. Аристотель? Фома Аквинский? Декарт? Лекарь нерешительно взглянул на «Исповедь» Августина у себя в руках. У него рука не поднимется поджечь столь великолепный труд.
С горящей книгой Бенедикта указывала им направление. Коридор вывел их от подножия лестницы к тому самому перекрестку, у которого меньше часа назад Магдалена искала путь к спасению.
– Куда? – прошептала Бенедикта.
Магдалена огляделась.
– Часовня, в которой меня держали, слева. Впереди крипта Вельфов, но оттуда ходов больше нет. Значит, пойдем направо.
Этот проход оказался немного уже предыдущих. Магдалена тем временем тоже подпалила книгу и пошла рядом с Бенедиктой по тесному коридору. В отсветах пламени Симону вдруг показалось, что перед ним шагают две сестры. Одна постарше, с заколотыми в пучок рыжими волосами и в дорогом, подбитом мехом плаще. И вторая: лохматая, с черными локонами, в изорванном после долгого плена платье и с гневным взглядом молодых глаз. Обе выказывали одинаковую решимость.
К Магдалене, похоже, вернулась ее прежняя самоуверенность. Девушка недоверчиво покосилась на Бенедикту.
– В тяжелом плаще ты же неповоротливая, как жирный медведь во время спячки, – прошептала она. – Лучше мне пойти впереди, я моложе и проворнее.
– Petite grace![38] – прошипела Бенедикта. – Сомневаюсь, что ты сможешь чем-то помочь, если на нас нападут. Не забывай, что я единственная из всех нас вооружена.
Она вынула пистолет и ускорила шаг. Магдалена насмешливо взглянула на миниатюрный пистолетик.
– Этой-то пукалкой? Ты ей даже курицу с кучи навоза не сгонишь. Надо бы тебе взглянуть на оружие, которое мой отец принес с войны.
– Но твой отец, к сожалению, не здесь и не защитит любимую дочурку!
Симон примирительно поднял руки.
– Прошу вас, дамы! Давайте для начала выберемся отсюда. А потом можете хоть головы друг другу поотрывать.
Бенедикта бросила через плечо пренебрежительный взгляд.
– Вы чертовски правы. Мы и так потратили много времени.
И она молча двинулась во главе их маленького отряда.
Магдалена с Симоном последовали за ней по тесному коридору. По стене через равные промежутки в ржавых держателях торчали затушенные факелы. В углу стояло пустое закоптелое ведро для смолы, служившей, вероятно, для изготовления новых факелов. Слева и справа то и дело попадались ниши и низкие проходы, но беглецы держались всегда главного коридора. Внезапно Магдалена налетела сзади на Бенедикту, которая резко остановилась перед развилкой. Коридор делился на два тоннеля одинаковых размеров.
– И куда теперь, мадам Всезнайка? – прошептала Магдалена.
Бенедикта подняла вверх свою наполовину сгоревшую книгу. В лицо потянуло тонкой струйкой дыма, и пламя наклонилось в левую сторону.
– Проход справа ведет наружу, – сказала торговка. – По крайней мере, оттуда тянет сквозняком. Значит, надо…
В это мгновение снова раздались шарканье и хрип. Теперь звуки казались совсем близкими. Они доносились до них из какой-то ниши, расположенной рядом. Или все-таки дальше? Затем где-то посыпались мелкие камни, и снова все стихло.
Бенедикта направила пистолет в темноту.
– Кем или чем бы ты там ни был, выходи! – крикнула она. – У меня есть для тебя приятный сюрприз. Забирай!
Кто-то захихикал.
Симон и обе девушки затаили дыхание. Смех разносился по коридорам, так что невозможно было понять, откуда именно он доносился.
Снова послышался шум. По камням зашаркали башмаки.
– Покажись, будь проклят! – выкрикнула Бенедикта. – Чертов ублюдок, я тебе яйца отрежу! Je te coupe les couilles, fils de pute![39]
Несмотря на охвативший его ужас, Симон изумился тому, что Бенедикта принялась вдруг ругаться, как парижский извозчик. Где она только набралась таких слов? Но размышления его были прерваны: по коридорам разнесся хриплый, срывающийся голос.
– Демоны, Магдалена. Демоны. Они внутри меня. Они… вгрызаются… в мою плоть… Ты видишь демонов, Магдалена?
– О господи! Это Брат Якобус! – прошептала Магдалена. – Значит, он так и не умер!
– А может, и наоборот, – отозвалась Бенедикта. – Голос этот, в любом случае, не может принадлежать живому.
Внезапно Симон учуял какой-то запах. Вначале едва уловимый, он становился теперь все более выраженным, и в нос лекарю ударила наконец вонь горящей смолы. Она исходила из того же коридора, откуда тянуло сквозняком. Беглецов, словно маленьким грозовым облаком, окутали вязкие клубы дыма. Голос стал теперь гораздо громче и, словно ветер, шелестел по проходам.
– Демоны, Магдалена. Они… пожирают меня… Ты видишь их? ТЫ ВИДИШЬ ИХ?
При последних словах справа показался маленький мерцающий шар. Он все быстрее и быстрее катился им навстречу, увеличиваясь при этом в размерах, пока не заполнил собой весь проход.
– ТЫ ВИДИШЬ ИХ, ДОЧЬ ПАЛАЧА?
Магдалену, как и остальных, парализовало от ужаса. Она слишком поздно поняла, что огненным шаром был сам монах. Его одежду и плоть пожирали языки пламени, он мчался вперед живым факелом.
Брат Якобус бросился на них, словно огненный призрак.
Монахи, словно могильщики, колотили кирками по полу часовни, разбивали плиты на куски и выламывали их заступами. Пот катился по лицам послушников. Ветхие надгробные плиты, украшенные крестами изразцы, мозаики – все превратилось в мусор и оказывалось в куче перед входом в часовню. Под плитами открылась голая земля.
