— Друг! — сказал он как можно убедительней. — Тебя лишили свободы?
— Да, да! — горячо зашептала женщина. — Помоги мне, друг, и благословение Хрона будет с тобой! Я — его служанка!
— Помогу! — обещал Биорк.
— Но будь осторожней! — прошептала она обеспокоенно. — Эти мужчины сильны. Довольно ли вас, чтоб справиться с ними?
— Вполне! — заверил туор. — Обернись, теперь можно! — И встал на ноги.
Женщина повернула голову. Лицо ее, закутанное в шарф, обратилось к Биорку, и она тихо вскрикнула: вид его оказался для нее неожиданностью.
Братья у костра мгновенно оборвали разговор, и взгляды их устремились на пленницу.
— О! — удивленно выговорил младший. — Ты откуда взялся, малец?
Биорк сделал несколько шагов вперед, и свет костра озарил его бороду и кольчугу под плащом.
— Туор! — изумленно произнес старший.
— Туор! Туор! — эхом отозвались его братья.
— Что надо тебе, маленький воин? — осторожно спросил старший из братьев. Жители Холодного Края относятся к маленькому народу с большим уважением. — Подойди раздели с нами пищу!
Биорк отрицательно покачал головой.
— Думаю я, — сказал он на языке норманс, — женщина эта лишена свободы!
— А тебе что за дело? — агрессивно воскликнул младший.
— На земле Короната нет рабов! — твердо сказал туор. — Она вольна идти куда захочет!
— А иди ты сам!.. — закричал младший, хватаясь за меч.
— Дурак! — зашипели на него с двух сторон братья. — Это же туор! Туор! Ты, идиот!
Биорк спокойно ждал, чем кончится перепалка. Северяне упрямы, но почитают старших. Младший заткнулся и лишь свирепо зыркал на маленького воина.
— Закон не всегда справедлив! — примирительно сказал старший брат. — Будь нашим гостем у очага! — произнес он условную формулу. — Даже если она вольна — куда она пойдет ночью?
— Будет так, — согласился Биорк. — Принимаю.
Два брата облегченно вздохнули: сумасшедший ссорится с минмэннис, если можно этого избежать.
Биорк подошел к женщине.
— Я не оставлю тебя! — обещал он.
Ее синие глаза сверкнули из-под края капюшона.
— Не слишком доверяй им, маленький воин! — сказала она. — Они уже призвали на себя гнев богов!
Биорк кивнул и вернулся к костру. Старший подал ему чашу и миску с едой. Кстати, Биорк ничего не ел с самого утра. Пока он утолял голод, братья вежливо молчали.
Когда он насытился, старший из них честно поведал ему всю историю похищения. Неторопливо, без лишних эмоций, — как принято у жителей севера. Туор выслушал его столь же невозмутимо. А потом сказал:
— Верю тебе, воин. Но не могу понять: зачем вы это сделали?
— Слава и доблесть! — выкрикнул младший.
— Справедливо ли: в Нетоне сотни пророчиц, а в Холодном Краю — ни одной! — задумчиво сказал старший.
Средний промолчал. Здесь, в Голубом Лесу, идея уже не казалась ему удачной.
— А зачем вам пророчица? — удивился туор, для которого все нетонские боги — пустой звук. — Мало вам собственных колдунов, которых вы кормите? Эти-то хоть вас лечат! — И младшему: — Велика доблесть: воину справиться с женщиной! Честь ее — честь воина! — добавил он, глядя на смутившегося юношу. — Скажу прямо: на мой взгляд, в вашем поступке разума — как раз на кувшин харуты! Стыдитесь!
Теперь уже два старших брата смущенно опустили глаза: вспомнили, что кувшин харуты был. Но, схватив котоара за хвост, — попробуй отпусти!
— Благодарю за тепло и ужин! — вежливо поблагодарил туор. — Я иду спать. Надеюсь, хоть закон крова для вас священен!
— Да! Да! — рьяно заговорили все трое. — Не тревожься, гость!
Биорк кивнул и, отойдя к пленнице, завернулся в плащ, лег и задремал.
Братья же полночи провели в разговорах, а утром тихо оседлали урров и, не попрощавшись, уехали.
Туор так устал, преследуя их вчера, что проснулся лишь с лучом Таира. Женщина еще спала. Спал привязанный к дереву урр. И тюки с поклажей тоже были здесь. Не было лишь трех норманов.
Биорк с хрустом потянулся. Женщина еще спала. У нее оказалось бледное приятное лицо и очень светлые волосы.
Туор сполоснул лицо в маленьком ручье, протекавшем поблизости, и занялся завтраком. Он слышал, как встала женщина, как она умывалась и причесывалась, но не обернулся. Наконец она сама подошла к костру. Биорк встал, повернулся — глаза у нее были цвета северного моря, а ростом она лишь немного превосходила маленького воина.
— Мое имя Биорк! — сказал туор. — А твое?
— Виарта!
Так он впервые посмотрел в глаза матери Нила.
Сихон отыскал Нила там, где и ожидал: под большой сантаной в полумилонге от реки. Гигант лежал на спине, сложив на животе большие руки. Рот его был полуоткрыт, широкая белокожая физиономия и во сне сохраняла благодушное выражение. Из горла вырывался храп. На холмике груди, сложив крылышки, сидела голубая аллора. Когда тень Сихона упала на нее, ящерица перепорхнула на молодой побег сантаны и уселась между двумя листочками на его макушке. Побег наклонился, и ящерица затрепетала прозрачными крылышками.
Тут Сихон обнаружил, что глаза Нила открыты. Начальник Стражи, скрывая смущение, кашлянул:
— Велено тебе, северянин, спать ночью в отведенном тебе месте.
— Угу, — сказал Нил и закрыл глаза.
Сихон перенес тяжесть тела с левой ноги на правую.
— Ты понял меня? — спросил он настойчиво.
Нил приоткрыл один глаз.
— Я не глухой! — буркнул он и снова захрапел.
Сихон пожал плечами и оставил его в покое.
Теперь, когда смотрел Санти в сияющие глаза, бурные волны мятущихся чувств больше не захлестывали его. Но не разумом сдерживал он себя, а чем-то подобным мускулу, открывшимся внутри. Стоило «напрячь» его — и будто челн в воле кормчего становилась душа его над пенными гребнями чувств.
— Ты быстр в учении! — промолвила фэйра.
— Ты — мой учитель! — ответил юноша. — Могу ли я медлить?
— Санти, Санти! — голос Этайи был нежен, как первый луч Таира. Кисть руки ее спадала с изголовья продолжением струящегося шелкового рукава. Радужный поток волос тек до самого пола, смешиваясь с золотистой шерстью ковра.
— Хочешь, покажу тебе Лес? — спросила она. — Тот, что лежит за Горами Фэйр? Хочешь?
— Как может быть это? — спросил юноша. — Лонги и лонги отсюда до Фэйрских Гор…
Улыбнулась Этайа. Так, как улыбаются фэйры: одним лишь маленьким ртом. Кожа ее жила, как живут речные струи под лучами Таира. Холодными казались черты Этайи, но в холоде этом было больше тепла, чем в самой жаркой из песен Санти.
