— Здравствуйте, Коля. Вот вы, значит, какой — покоритель сердец! Ну, познакомимся, я — Зинаида Павловна. — И сказала Гере: — Забирай его и комнату и накрывай на стол. У меня все готово.
Когда сели ужинать в тесной комнатушке (домик состоял из кухни да этой комнатушки) и включили свет, Зинаида Павловна при электричестве и вовсе превратилась в молоденькую девушку. Она держалась так просто, голос, жесты и движения ее были так молоды, что Коля невольно сравнил ее со своей мамой — его мать, имевшая пятерых сыновей, младшим из которых был он, выглядела бы рядом с Зинаидой Павловной старухой.
С Колей Зинаида Павловна обращалась, как с равным, и он быстро отрешился от неловкости, держался непринужденно.
— Теперь, ребята, давайте поговорим серьезно, — сказала Зинаида Павловна, когда они поужинали и Гера, убрав посуду, подала чай.
— Я знаю, Коленька, о вашем намерении жениться, — Зинаида Павловна по-хорошему улыбнулась ему. — Гера мне вчера сказала, и вот я все время думаю. Честное слово, я не против. Если вы любите друг друга, то это просто замечательно. Ведь правда же, вы любите друг друга?
— Конечно! — с чувством сказал Коля.
— Но где же, Коленька, жить и на что жить? — попросту спросила его Зинаида Павловна. — Вот вы оба подумайте и ответьте мне: где и на что? Неужели здесь? — Она скептическим взглядом окинула свою комнатушку, тесно заставленную старенькой мебелью, увешанную по стенам истертыми коверчиками, полочками с какими-то статуэтками и скляночками, горшочками с комнатными цветами.
— Нет, зачем же? — немедленно ответил Коля, понимая, что всем им жить здесь тесно. — Мы снимем комнату.
— А на какие деньги, Коля? У тебя стипендия, Гера получает гроши. Хотя она и кончила десятилетку, но что это за работа — ученицей продавца? — говорила Зинаида Павловна, дружески называя Колю на «ты». — Ребята, поймите меня, ведь это жалкое существование! А если появится ребенок? Для нормальной жизни нужны деньги, а их нет. Ты меня слышишь, Гера?
Было видно, что Гере весь этот разговор не по душе. Она сидела, потупясь, все время молчала и краснела.
— Деньги всегда можно найти, — ответил за Геру Коля.
— Где же, Коля? Где вы их найдете?
— Ну, заработаю, конечно, — Коля смутился от столь прямого вопроса Зинаиды Павловны. — Я могу работать и учиться. Ничего особенного.
— Ничего вы, Коля, здесь не заработаете, — вздохнула Зинаида Павловна, снова переходя на «вы». — Сейчас хорошие деньги платят только на Севере. Я не говорю о пройдохах и спекулянтах, эти везде умеют делать деньги. А если нормальный человек хочет заработать, то только на Севере. — И обернулась к дочери: — Гера, ты помнишь Толика, сына Пантелеевых? Носатый такой, некрасивый. Помнишь, его еще «дурачком» дразнили? А вот уехал на Север, через пять лет богачом вернулся. Тогда уж и женился, и то два года жену выбирал.
— Мама, что ты сравниваешь? Ведь он геолог, — пожала плечиком Гера. У нее была привычка, разговаривая, слегка передергивать правым плечом.
— Я никого ни с кем не сравниваю, просто вспомнила Пантелеевых, — ответила ей Зинаида Павловна. И, покачав энергично головой, сказала: — Нет-нет, так нельзя! Нельзя начинать с пустого места! Хотя, честное слово, Коля, вы мне нравитесь. Но подумайте, разве я не права? Вот скажите, как вы сами считаете: права я или нет?
Коля Зинин не знал, что ответить: его ошарашил такой поворот. Выходит, она против их женитьбы? Такое радушие к нему — и вдруг против? Что же делать? Нужно как-то убедить ее, — соображал он. — Гера молчит — значит, нужно ему. Гера надулась и сидит с каменным лицом…
— Конечно, вы правы, — волнуясь, сказал он. — Но собственно… собственно, я тоже могу поехать на Север! — неожиданно заявил он, хотя минутой раньше и не помышлял об этом. И стал говорить все быстрее: — Могу поехать на полгода или на год, даже на два… Вы меня не знаете, Зинаида Павловна! Я не боюсь работы. А через год я вернусь. Гера, как ты думаешь?.. В общем, я решил — еду! — с полным убеждением сказал он.
— Ну, если так… — в голосе Зинаиды Павловны звучало что-то похожее на удивление. — А ведь серьезно, Коля, почему бы не рискнуть?
— А как же институт? — недоуменно спросила Гера, переводя взгляд с матери на Колю.
— Ну… тут уж надо выбирать: или-или, — ответила ей Зинаида Павловна.
— А что институт? Институт не помеха, — решительно заявил Коля. — Переведусь на заочное. А лучше всего возьму на год академический отпуск.
— Вот сейчас вы оба рассуждаете разумно, — сказала Зинаида Павловна. — Коля уедет, вернется, сыграем свадьбу, и все будет по-человечески. Нужно только хорошенько обдумать, куда лучше ехать. По-моему, самое верное — завербоваться, это уже гарантия. Завтра я что-нибудь разузнаю у себя в мастерской, — обещала Зинаида Павловна, имея в виду шляпочную мастерскую, где она шила дамские шляпки.
Их разговор самым неожиданным образом был прерван появлением позднего гостя. Это был невысокий, начинающий седеть мужчина, пучеглазый, с толстым коротким носом, с укрупненными скулами.
— Матвей Софронович, познакомься с Колей, — сказала ему Зинаида Павловна и добавила: — Он собирается ехать на Дальний Север.
— Вот как? Это хор-р-рошо! — приподняв и опустив кустистые брови, произнес Матвей Софронович, шепелявя от того, что не имел двух передних зубов, и подержал в своей короткой твердой ладони руку Коли, который привстал из-за стола.
И больше ничего не сказал Матвей Софронович, а стал усаживаться за стол.
— Чай будешь? Я подогрею, — говорила ему Зинаида Павловна. — Молодежь уже уходит. Гера, проводи немножко Колю, подыши свежим воздухом. Но особенно не задерживайся.
И сразу все они, кроме Матвея Софроновича, повставали с мест, и Коля Зинин стал прощаться.
Поздний вечер уже опал на землю темнотой. Неполный месяц стоял высоко, белел Млечный Путь, и все небо от края до края разубралось звездами. Где-то в саду щелкал соловей, лениво перебрехивались собаки. Теплый, душистый воздух трепыхал и колыхался в ночи, и у Коли Зинина все трепыхало и колыхалось в душе. Он обнял Геру, притянул к себе:
— Ты меня любишь?
— Конечно…
— Поклянись!
— Ну, кляну-у-усь…
— Ты меня будешь ждать?
— Бу-у-уду…
Он поймал губами ее губы.
— Коля, не надо… Не уезжай…
— Нет, я уеду… Я уеду, — говорил он, целуя ее. — Твоя мама права, деньги нужны… У тебя щеки холодные… и губы…
— Не знаю… что-то холодно…
— Возьми мой пиджак… Такая ночь теплая…
Бог мой, чего не сделает любовь! Ровно через десять дней Гера провожала Колю на Север. Он завербовался в Магадан. В институте он выхлопотал академический отпуск, придумав тысячу свалившихся на него бед: смерть несуществующей бабушки, тяжелая болезнь отца, за которым он должен ухаживать, и еще, и еще нагородил всяких ужасов.
Блистал солнечный день, и все блистало вокруг: вокзальные окна, рельсы, бляхи носильщиков, поручни вагонов. Блистали золотистые Герины волосы, ее шелковая кофточка, ее глаза и губы. На Геру засматривались, оглядывались — какая красавица! Она ела вафлю возле вагона, куда Коля уже занес свой чемодан, и он в миллионный раз спрашивал ее:
— Ты меня любишь?
— Конечно, — отвечала она, подергивая плечиком. — Зачем бы я пошла тебя провожать?
Поезд тронулся. Гера помахала высунувшемуся из тамбура Коле, постояла немножко и пошла к выходу, не спеша доедая вторую вафлю и рассеянно поглядывая по сторонам изумительно красивыми черными глазами.
В день отъезда Коля написал домой небольшое письмецо:
«Милые, мамочка и папа! У меня все хорошо, даже сверх того — отлично. Обстоятельства сложились так, что я сегодня уезжаю в Магадан. Все подробности — почему это случилось и почему так спешно, сообщу с дороги или когда приеду на место. Главное, вы не волнуйтесь. В институте я взял академический отпуск, так что все улажено. В общем и целом, хочу стать самостоятельной личностью. Ждите писем. Желаю здоровья. Берегите себя. Целую. Ваш Коля».
Так Коля Зинин отправился на Север.
Прибыв в Магадан, он понял, что вербовщик, суливший золотые горы, нагло обманул его. На магаданской «бирже», куда из разных городов и городишек стекались завербованные, господствовала полная неразбериха. В грязном, заплеванном помещении «биржи», похожей формой постройки на конюшню или коровник, толкалась тьма народища. Курили, сморкались, харкали на пол, собирались группами, шептались. Все мечтали о хороших заработках, каждый норовил разузнать адрес большой деньги. Говорили о каких-то шахтах, вольфрамовых рудниках, золотых приисках, называли поселки с такими мудреными именами, что язык сломаешь. И все это было напрасным, потому что всем и всеми распоряжалась инспекторша, восседавшая в кабинете с отчаянно скрипевшей дверью. Под этой дверью выстаивали часами. Входили робко, вылетали стремглав, обзывали инспекторшу ведьмой, сучьей дочкой и еще покрепче.
