Делал свои лодки Хейердал со товарищи из папируса (это "Ра-1" и "Ра-2"), а также из тростника берди (это уже "Тигрис"). А еще сырьем мог быть камыш тотора (это, кажется, на острове Пасхи) и даже пальмовые черешки.
В первый раз для великого норвежца корабль строили африканцы с озера Чад, во второй и третий - индейцы с озера Титикака. Причем технологии были разные (в чем разница - не скажу, хоть убей, но у индейцев получалось лучше). Я вспомнил, что африканское племя называлось будума, а индейское - кечуа. Я вспомнил имена и национальности участников экспедиций (даже на Кон-Тики, хотя это был вовсе бальсовый плот).
Я вспомнил, что Ра-II дошел до Барбадоса. Что при трансатлантических плаваниях проблемы были с рулевыми веслами и намоканием папируса. Что каюта была сплетена из бамбука. Что при строительстве лодку пытались грызть верблюды. Но все эти милые детали не давали ответа на вопрос "с чего начать".
В памяти всплыло ключевое слово "сигара". Ага, вроде как, обтягивая снопы веревками, получали сигарообразные поплавки, из которых и сооружалось судно.
Тростник надо было сперва высушить, потом вымочить, и только потом вязать. Вроде бы лодку на одного человека мастер сооружал за день.
Вопрос только, из чего вязать? Папируса я в глаза не видал, равно как и тоторы. Пальм в округе не было. И тут память бросила ломать дурочку и подбросила ссылочку. Таинственный тростник берди, как выяснили доблестные советские ученые, - это один из видов рогоза. А вот рогоз в моих краях был. Несмотря на то, что рос я в безликих каменных джунглях новостроек, за домом тянулся роскошный овраг. Яр по-украински. Впрочем, в нашей мальчишечьей среде это слово было, скорее, географическим названием. Яр, он же Яруха, он же Вонючка, он же Вонючий Дунай - глубокий, широкий, с цепочкой сообщающихся естественных озер на дне. Как водится, грязных донельзя - местное население, а также строительные конторы с успехом сбрасывали в овраг всякий мусор. Тем не менее, пацаны ловили там рыбу, лягушек и всякую живую мелочь для аквариумных питомцев. Зимой по склонам можно было кататься на санках и лыжах. Весной самые безбашенные устраивали катание на льдинах - даже шестами обзаводились. Я раз попробовал - и провалился. Благо, мелко было, по грудь всего. Но вот пресловутый рогоз рос там в изобилии. Я прекрасно помнил сочные саблевидные листья порой выше человеческого роста, обычно светлее береговой травы, ячеистые на срезе, и коричневые пуховые колбаски соцветий, появлявшиеся в конце лета. Мы еще жгли их от комаров.
Ну что ж, по крайней мере, знаем, на что должен быть похож здешний камыш, чтобы подойти на роль строительного материала.
Вы будете смеяться, но он здесь таки был.
Из дневника Юли
Назвать это кораблем я бы не решилась, несмотря даже на достаточно внушительные его размеры. Не назвала бы я вышеназванное плавсредство также ладьей, стругом, чайкой и драккаром. По поводу джонки и сампана не знаю, не уверена. Но, наверное, тоже не назвала бы. Из вредности. Потому что это была просто очень большая и достаточно грубо сделанная лодка. Не в том смысле грубо, что из нее гвозди или щепки торчали. А безыскусно как-то, без красоты, без души. Здоровенная плоскодонка. Борта идут перпендикулярно днищу и параллельно друг другу, как два забора. Только в районе носа и кормы сходятся под углом, чтоб лодка совсем уж корыто не напоминала. А где изящество линий, где плавность обводов корпуса, где стремительность форштевня и основательная прочность шпангоутов?! Прочность, правда, была. Доски на борта шли пальца в три толщиной.
Я очнулась на этом чуде враждебной техники уже поутру после памятного сражения на ночном берегу. Голова была тяжелой, как после болезни, лицо саднило. Но, кажется, больше никаких неприятных ощущений. Разве что шею ломит после лежания на спине на твердых досках.
-- Мы благодарим принцессу .... за оказанную помощь ....в битве, -- с какими-то непонятными паузами проговорил над ухом Терроссиф. -- И приносим извинения за то... что вовремя ... не прислушались ... к ее мудрости.
Я с трудом повернула голову и уткнулась носом в чей-то сапог. Пришлось приподняться и оглянуться. Кирпич сидел на банке почти над самой моей головой. И не просто сидел - он греб, с натугой ворочая веслом, и выдавал короткие фразы в промежутках между гребками.
-- Где Дрик?
-- Не волнуйтесь, он здесь. Хотя передайте ему, пожалуйста, что в следующий раз его ловить отправится стрела. А с ней в ноге он далеко не убежит, -- да, моего приятеля этот черномазый явно невзлюбил.
Я поискала мальчишку глазами. Он еще спал в следующей шпации *( *отделение между двумя шпангоутами, то есть ребрами корабля), еле видимый за двумя слаженно ходящими спинами гребцов. Пробраться вдоль лодки я к нему не могла.
Спал он так до самого дневного привала, так что воленс-неволенс пришлось довольствоваться слащаво-неприязненными речами Терросифа. Уж не знаю, почему он вбил себе в голову, что я обязана выслушать его извинения, тем более, что произносить их в ритме тяжелой гребли, регулярно сбивая дыхание, ему явно было нелегко. И сил на то, чтобы подобрать слова, уходило больше.
Короче, выяснила я следующее. За плечо во время схватки с дикарями меня попытался схватить сам Терросиф - спасая, разумеется. И именно ему я заехала локтем между ног. На что проклятый ошейник прореагировал в соответствии со вложенной программой и долбанул меня по башке зарядом какой-то гадости. Причем, если я правильно поняла (ох, дорого бы дала за подтверждение своей догадки), действовал он не магически: сдавил артерии на шее и шибанул в нос какой-то химией. Наверное, за это "нештатное срабатывание" Кирпич огреб от начальства. Да плюс от меня получил по столь деликатному месту. Словом, были у него основания меня сегодня особенно не любить. Ну да ладно, чихала я на его любовь.
А вот что за корабль, откуда взялся и куда нас теперь везет - на эти вопросы Терросиф отвечать не пожелал.
Личные наблюдения запутали меня еще больше. Лодкой явно командовали... союзники? коллеги? словом, ребята из той же "песочницы", что и наши похитители. Те же черные одежки, оружие того же типа. Было их тут человек тридцать, не меньше. В каких отношениях они были с группой, что тащила нас через леса, я так и не поняла. Знакомых лиц я заметила не больше пяти. Остальные - а всего до реки нас с Дриком вела дюжина, как мы не без труда выяснили -- могли остаться там, на месте сражения. А могли и валяться на дне лодки. Ведь там лежали люди, одетые в черное. Но лежали неподвижно, словно мешки с тряпьем. Я сперва даже подумала, что это трупы убитых дикарями.
Когда стали на небольшой привал, оказалось, что есть трупы, но есть и живые, причем большинство. Привал оказался очень кстати: в кустики хотелось немилосердно. Увы, собственно кустов на крошечном, метров 12 в поперечнике, островке не наблюдалось. Пришлось кое-как укрыться за чахлой травкой, которая едва доходила мне до плеч, когда я стояла. Правда, для моих дел требовалась как раз сидячая поза, но все желающие могли легко догадаться, чем именно я там занимаюсь. Ну и пусть догадываются. Между прочим, здоровенные черные дядьки облегчались, ничуть меня не стесняясь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
