– Да и рассказывать-то особо не о чем, – пожал плечами Стас. – Устроил диверсию, воспользовался суматохой, вот и все.
– Скромность есть добродетель, – похвалил Фома. – А ведь слухи ходят, будто Потерянные двадцати бойцов убитыми лишились и еще с полсотни ранеными. Правда аль брешут?
– Вполне вероятно.
– Еще поговаривают, что наемники тому виной. Повздорили, дескать, с Бульдозеристом и к Центровым переметнулись, громко дверью хлопнув.
– Врут. Наемники, как только заваруха началась, сняли охрану и ушли. К Центровым или нет – не знаю, но к саботажу на складе они не причастны.
В кабинет вошла Вероника с подносом, неловко бочком обогнула Стаса, поставила на стол тарелки с чашками и, заливаясь румянцем, удалилась.
– Значит, все в одиночку провернул? Молодец. А главный-то сам, Бульдозерист, не пострадал ненароком?
Стас взял с тарелки румяную ватрушку и отпил из чашки горячего травяного чая:
– Мм. Очень вкусно. Спасибо большое. Бульдозериста я в штабе встретил, когда шел за пулеметом. Точнее, не встретил, а слышал только, как он с охраной в бункер спускался. Судя по твердости шага, комендант был вполне здоров.
– Вот ведь скользкая… – Фома с досады поджал нижнюю губу и замахнулся, намереваясь от души врезать кулаком по столу, но взял себя в руки и ограничился выразительным жестом, к которому обычно добавляют «Эээх!». – Прискорбно, прискорбно.
– Да не расстраивайся, – попытался утешить настоятеля охотник, разделавшись со своей порцией. – Центровые миндальничать не станут. Им только покажи подранка, а дальше дело техники.
– Может, и так, может, и так, – погладил Фома бороду. – Ну а сейчас куда путь держите? – переключился он с тяжелых раздумий на дела насущные.
– За реку, – ответил Коллекционер. – Бульдозерист – дядька мстительный и пока еще живой. А ну как след возьмет. Лучше уж мы на тот берег, да и разбежимся.
– Понятно, понятно… – покивал настоятель. – К нам-то долго добирались?
– Вчера затемно еще вышли.
– Пешком, стало быть?
– Лошадьми не богаты, – засмеялся охотник.
– Не по старой ветке шагали?
– Зачем нам крюк такой закладывать? Мы напрямки.
– Жаль, – Фома вздохнул и замолчал, возя по столу блюдце.
– А в чем дело-то?
– Да, понимаешь, чудные вещи творятся. Доложили мне вчера о стрельбе на той дороге. Пороховщики с вояками какими-то сшиблись. Крепко сшиблись. Три машины в хлам: две детские, одна вояк. Восемь покойников. Причем так выходит, что броневик у вояк – отличный, кстати, броневик – из игры первым вышел. Ракету словил прямо в дверь кабины. Гильз кругом навалено до хера, но почти все детские, за их тарантасами шлейфом тянутся. А возле броневика чуть – семерки, мосинские и, что интересно, четыре крупняка чистеньких, блестящих. Одиночными стреляли, три, от силы четыре человека. И перестреляли пятерых Пороховщиков, которые были на ходу и с пулеметами. А один тарантас ихний так и вовсе разметало, будто с миномета фугасом. Трупы облегчили чуток. При троих дитятях, что человеческий облик сохранили, личного оружия не обнаружилось. Из броневика тоже выгребли все. Оставили пару сюрпризов. А самое главное – сняли то ли «Корд», то ли «Утес» с тарантаса детского вместе с коробом патронным и уперли в неизвестном направлении, пешком, когда на сорок километров вокруг ни души. Вот и ломаю я голову – что за броневик? Куда ехал? Кого вез? И где сейчас та бравая команда?
– Сожалею, – развел руками Коллекционер, – но тут мы тебе не помощники. Не видели ничего. А почему ты считаешь, будто они пешком ушли? Может, и вторая машина была, с минометом в кузове.
– Может, и была, только следов не оставила совсем. Не иначе, – лицо настоятеля приняло умиротворенное выражение, а руки поднялись к небесам, – ангелы унесли на крыльях ту машину.
– В таком случае ее экипажу лучше не препятствовать, – пошутил Стас, но у Фомы шутка отклика не нашла.
– А по ногам найти не пытались? – спросил охотник.
– Пытались. Как же не пытаться? Да без толку почти. Буря песчаная накануне разразилась, неглубокие следы замела все. Но кое-что удалось отыскать. Веришь, нет, отпечаток вот такенной ножищи. – Настоятель вытаращил глаза и развел руки в стороны, демонстрируя гостям невиданный размер стопы загадочного существа. – Я сам поначалу не поверил, но все, кто видел, в один голос божатся, что натурально обутой стопы след, размера этак пятидесятого, и широченный. А весит богатырь сей, по глубине судя, центнера за три.
– По описанию очень на Жопу смахивает, – поделился мнением Стас.
– В разношенных шлепанцах, – усмехнулся Коллекционер.
– Вам все смехуечки, – нахмурился Фома. – А мне не до шуток. Мало нам гусляра этого, так еще твари какие-то объявились, не пойми-разбери.
– Кстати, – охотник поднял вверх указательный палец, – будь добр, напомни, сколько ты за шкуру гусляра обещал.
– Десять золотых, – Фома настороженно прищурился. – А что?
– Секунду. – Охотник развязал мешок и достал замотанную тряпкой конечность. – Вот что, – развернул он трофей.
– Поясни, – указал Фома на черный корягообразный предмет, лежащий на столе среди тарелок и чашек.
– Ну, – Коллекционер потер подбородок, – предполагаю, что это его рука. Одна из.
– Ты предполагаешь?
– Да.
– А поточнее никак?
– Видишь ли, в чем дело, – охотник коснулся пальцами гладкой поверхности «серпа», явно наслаждаясь созерцанием этого органического оружия, – данного куска гусляр лишился спонтанно, пулей оторвало. И вот этого еще, – выложил он на стол пластину. – Мертвого тела мы не видели, в землю гад зарыться успел. Но в том, что тело сейчас мертвое, я практически не сомневаюсь. Уж больно много оно свинца впитало. Не живут с таким содержанием тяжелых металлов в организме.
– «Предполагаю»… «Практически»… – скривился настоятель. – Стареешь, Кол. А ведь было время, – обратился он к Стасу, тыча пальцем в охотника, – врал в лицо, да с таким задором, что плакать хотелось от благодарности, душу вынимал.
– К чему ворошить? – откинулся Коллекционер на спинку стула. – Один раз всего и обманул-то. Не обманул даже, а так, приукрасил слегка.
– Приукрасил?! – Фома подался вперед, от чего ножки кресла заскрипели, царапая дощатый пол, и снова начал апеллировать к Стасу: – Этот брехун двенадцать лет назад сослепу завалил брата нашего, Никанора!
– Ну, началось…
– Да. А мне наплел, как героически сражался против своры обдолбанных Навмашевцев и как потом на плечах выносил с поля боя истекающего кровью друга. Нес-нес и не донес, помер Никанорушка. Ой, сколько там сожалений было, сколько клятв отомстить за брата. А я, дурак, еще его успокаивал, отговаривал, боялся, что и впрямь резню учинит, а нам потом расхлебывать. Пиздобол. Прости Господи, – перекрестился настоятель. – И как ему теперь верить?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
