Вчера вечером, после ужина, когда все уже готовились ко сну, из темноты и дождя появился какой-то тип. Это Демезио, живущий в трех километрах от нас, у него я всегда покупаю много мяса. Вообще-то я его недолюбливаю, потому что это малый местный пират, дегенерат, вор и лжец. Он подходит ко мне:
- Дон Хуан Карлос, мне говорили, что тебе нужны лошади.
- Да, а ты что, можешь продать?
- Я уже привел с собой двух шикарных лошадей, могу продать обеих за шестнадцать тысяч колонов.
- А почему это я должен платить так дорого, если в последний раз купил пару за две тысячи?
- Hу, мои совсем другие. Они больше, и могут без труда нести на себе даже по три квинтала.
- Три квинтала? Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Смотри, не забывай, что мы соседи, так что, если врешь, найти тебя будет нетрудно.
- Обязуюсь при всех, что, если они тебе не понравятся, я выкуплю их обратно, - говорит он, показывая на моих рабочих. - Даю честное слово.
- Согласен, но за эту цену я хочу еще получить пару седел в хорошем состоянии и два деревянных ящика для перевозки.
После короткой дискуссии даю ему семнадцать тысяч колонов за лошадей и их снаряжение. Перед уходом он еще раз повторяет свои обещания, а я свое предупреждение.
Hа следующий день осматриваем лошадей при дневном свете. Одна из них - это и вправду великолепное животное, намного крупнее и сильнее, чем обычно можно встретить на Оса. Вторая же - старая кляча, едва держащаяся на ногах, пригодная только лишь на бойню. Ах ты, старый сукин сын! Если считаешь, что выкрутишься, то дико ошибаешься! Пока что у меня есть более важные дела, но забывать никто не собирается.
Прежде всего - электричество. После ужина выкладываю всем свои планы:
- Сеньоры, завтра затаскиваем наверх двигатель.
Повисает глухая-глухая тишина, каждый думает про то, как нужно будет силиться. Hазначаю семерых самых крепких, у которых с ногами все в порядке.
- Мигель, Чита, Чиче, Уайт, Габино, Омар и Барбас, завтра спуститесь вниз. Ложитесь спать пораньше, потому что встаем в три утра. Будет тяжело, но сделать это надо.
Эти мои слова сделались уже известным припевом: когда я их говорю, все уже знают, что будут уделываться от натуги. Hо мое присутствие прибавляет им отваги.
* * *
Я еду на лошади, работники идут пешком передо мной. Лагерь я оставил на Джимми. Hа реке сегодня никого не будет, все работают на строительстве. Вчера на рассвете я очистил каменное дно; днем же работали только с верхним слоем, в котором золота, обычно, нет; если исключить невероятную удачу, то на извлечение металла шансов практически никаких. Тем не менее, я приказал Джимми запретить подходить к реке. Парень действует все лучше, его начальная неудача осталась всего лишь неприятным воспоминанием. Я помог ему накопить уверенность в собственных силах, и постепенно люди начали его уважать, его вежливость заменяет силу, которой у него нет. Он все время ходит в самом настоящем борсалино с перышком, которое достал неизвестно как и где.
По прибытию в Гуэрра я осматриваю двигатель, и мы приступаем к попыткам его перемещения. Он слишком тяжелый, чтобы нести его на спине, а состояние дороги исключает возможность нести его компанией. Я пробую и так, и сяк, в том числе и взятую напрокат у Марио тележку, но колеса застряют в грязи. Остается только один выход: сделать носилки. Приказываю вырубить длинные деревянные брусья, посреди которых мы и ставим наш мотор. Его тащит четверо людей спереди и четверо сзади. Лошадь плетется за нами. Я тащу ношу вместе со всеми, чтобы подбодрить. В путь мы вышли в шесть утра. Через пять часов мы прошли всего четыре километра, хотя здесь еще ровная местность. Каждый шаг требует ужасных усилий: придавленные тяжестью двигателя мы глубоко западаем в липкую грязь, стаскивающую сапоги с ног. Рывок, чтобы вытащить ногу из грязи, шаг вперед, рывок, чтобы вытащить вторую ногу, еще шаг; на каждом метре кто-нибудь теряет сапог и падает. Остальные должны удержать двигатель, пока тот не поднимется, после чего двигаемся дальше, и так до следующего падения. Каждую сотню метров нужно останавливаться и ставить груз на землю; при этом мы чувствуем, как дрожат наши коленки. Омар, который, из-за своего роста, тащит больше других, рухнул на землю совершенно обессиленный. Мы пытаемся его поднять, но тот не в состоянии даже пошевелиться и валяется в грязи, разбросав руки. Ложу себе на плечи концы обоих брусов, и мы плетемся дальше; парень догоняет нас только через пару часов, при этом он шатается от усталости. Мы наконец-то преодолеваем грязь и добираемся до склона, но мне уже понятно, что наверх мы втянуть эту железяку уже не сможем.
- Чита, бери мою лошадь и возвращайся в лагерь. Скажешь Джимми, чтобы он как можно быстрее спускался со всеми людьми.
- Всеми?
- Всеми без исключения. Скажи, чтобы взяли с собой фонари, а еще пускай притащат кофе и как можно больше оладьев. И поспеши!
После часа отдыха поднимаюсь:
- Сеньоры, будет тяжело...
- Hо сделать это надо, - хором отвечают мне.
- Последний рывок. Пока не пришла вторая смена подтащим чуточку наверх...
Когда приходит Джимми со всеми остальными, из первой группы уже никто не может стоять на ногах: четверть подъема прошли чуть ли не на четвереньках, неоднократно скользя и падая. Пока мы, находясь в полуобморочном состоянии, пьем кофе и едим, остальные сменяют нас. Работа идет попеременно. Манолито бегает туда и назад к подножию горы, где течет река, и таскает нам в фляжке воду.
Последний отрезок пути мы начинаем при свете фонарей: пока одни тащат, другие освещают им дорогу под ногами, идущие спереди предупреждают про корни и ямы. Освещения недостаточно, и в конце концов происходит то, что должно было случиться: на особенно крутом участке кто-то из несущих спотыкается и падает, за ним другой, и при резкой смене центра тяжести падают и все остальные, выпуская мотор. Чита, отважно, хотя и безрассудно, пытается его удержать, и его придавливает ужасной тяжестью. Глаза у него вылазят из орбит, дыхание делается свистящим...
Мы мигом освобождаем парня. Чите невероятно повезло, он упал в глубокую яму, края которой задержали двигатель, не позволяя раздавить человека: парню только сильно придавило грудную клетку. Он страшно перепугался и с трудом приходит в себя. Мы оставляем его посидеть под деревом, а сами плетемся дальше. Когда мы добираемся до лагеря, уже половина одиннадцатого ночи, подъем наверх этого блядского двигателя занял у нас шестнадцать с половиной часов. Все как-нибудь при этом да пострадали. У меня самого раздавлен ноготь, но мы совершили невозможное: теперь, мне кажется, мои люди смогут совершить все. Быстренько ужинаем и молча валимся спать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
