– Он не сгорел, зачем себя мучить, – говорил ей Симон настолько искренне, что она поняла: он снова надел маску придворного и подшучивает над ней.
Матильда закусила губу.
– Я все время об этом думаю. Ты бы тоже так вел себя, будь это твоя плоть и кровь.
– Твой отец был так же близок мне, как и собственная родня, – возразил Симон. – Моя кровь смешалась с его кровью в нашем сыне. Незачем мучить себя мыслями о том, что могло бы быть. Ингалф пообещал, что прах твоего отца будет перенесен в церковь и с почтением погребен перед алтарем. Там он будет в безопасности. – Он взял ее за руку. – Господь заботится о нем. Ты можешь доверить ему эту ношу.
Она покачала головой, хотя и понимала, что он прав, но его спокойствие возмущало ее. Она не желала освобождаться от этой ноши – пока она ее несет, она сохраняет тесную связь с отцом. Она несла ее из любви, ревниво охраняла ее, и одна мысль о том, чтобы от нее избавиться, ужасала ее.
Глава 29
Кроулендское аббатство, весна 1033 года
– Ты уверена, что выдержишь это испытание? – спросила Джудит.
Матильда кивнула и мужественно постаралась побороть тошноту. Накануне она ела устриц и теперь чувствовала дурноту. Все хотели, чтобы она осталась дома, но она настояла на поездке в Кроуленд. Собирались открыть гроб ее отца, омыть кости в святой воде и похоронить перед алтарем вновь отстроенной церкви в аббатстве.
– Я в порядке, – уверяла она. Это было ложью, но она считала, что должна присутствовать в Кроуленде во время этой церемонии.
Джудит скептически подняла брови.
Матильда отвернулась от матери и стала разглядывать местность, по которой они проезжали. Была поздняя весна, заболоченные земли почти высохли. На возвышенностях паслись овцы и козы. Шерсть принесет им хорошие деньги.
Едущий впереди Симон живо о чем-то говорил со своим шурином. Она думала, что об охоте, потому что упоминались соколы, но потом Ранульф назвал женское имя – Сабина, Симон рассмеялся и ответил так тихо, что она ничего не могла услышать.
Матильда с раздражением посмотрела ему в спину.
– Чего еще ждать от мужчин, – заметила Джудит. – Они как дети. Лишь немногие из них становятся взрослыми.
– Может быть, лучше быть ребенком, чем взрослым, – вздохнула Матильда, почти с завистью глядя на своего сына, который заснул на руках у Сибиллы. Сама она была не в состоянии его нести.
Джудит раздраженно фыркнула, чтобы показать, что она думает о ее словах.
Матильда внимательно пригляделась к матери. Та ничего не говорила о том, как относится к вскрытию могилы Уолтефа. Возможно, она не испытывает никаких чувств; или стены, которыми она себя окружила, слишком крепкие, чтобы пробить в них брешь.
– Ты никогда по нему не скучала? – спросила Матильда. – Никогда не чувствовала своей вины в том, как он умер?
Сначала она подумала, что мать не ответит, снова спрячется в свою раковину, но Джудит вздохнула и сказала:
– Разумеется, я чувствую себя виноватой. И я скорблю по нему, потому что он был ребенком, а смерть ребенка всегда труднее пережить, чем смерть взрослого человека. – Она слегка повернулась в седле, чтобы взглянуть на Матильду. – Но он сам выбрал свою судьбу, хотя и другие этому поспособствовали. Я еду туда по зову долга и не собираюсь оплакивать прошлое. – Она пришпорила лошадь и уехала вперед.
– Она снова тебя расстроила? – спросила сестра, подъезжая к Матильде.
Матильда грустно улыбнулась.
– Нет, – ответила она. – Нам нужна передышка. Мы свертываемся в обществе друг друга, как молоко с уксусом.
Джуди нервно погладила шею лошади.
– Как ты думаешь, мы сможем смотреть на кости нашего отца?
От ее слов Матильду снова затошнило.
– Не знаю, – прошептала она. Каждый раз, приезжая в Кроуленд, она видела череп аббата Теодора. Его вид ее не волновал. Она привыкла к мощам святых и другим церковным реликвиям. Но Теодор умер двести лет назад, он не был с ней одной плоти, он не подбрасывал ее на руках, не сажал ее на колени и не гулял с ней по саду. Увидеть бывшие когда-то большими, теплыми руки отца, теперь лишенные плоти, и пустые глазницы… – Мы должны это сделать. Но я буду рада, когда сегодняшний день останется позади.
– Я тоже, – печально призналась Джуди.
Сожженные огнем строения аббатства снесли и на их месте построили временные деревянные дома. Из ближайшей каменоломни возили камень для более основательной перестройки. Сама церковь полностью сохранилась, и именно там должны были похоронить останки Уолтефа, но сначала их следовало вымыть и завернуть в чистую шелковую ткань красного цвета, которую Симон специально привез из Лондона.
Матильду дважды вырвало после приезда в аббатство. Но она, вцепившись в руку Симона, сжала зубы и крепилась, наблюдая, как несут гроб и с большой осторожностью ставят на покрытый льняной тканью стол.
Симон с тревогой посмотрел на ее белое лицо и больные глаза.
– Может, выйдем наружу? – предложил он.
Матильда отрицательно покачала головой. Сил говорить у нее не было. Холодный пот покрыл лоб, в глазах стоял туман. Голоса монахов, читающих молитву на латыни, эхом отлетали от стен церкви.
Деревянная крышка была осторожно снята с помощью ломов. Там оказался еще один, внутренний гроб. Матильда заставила себя смотреть, хотя глаза сильно резало. Ее отец никогда не въедет в ворота Нортгемптона, потому что душа его была на небе, а кости здесь…
Монахи осторожно сняли крышку – Матильда вспомнила, как они с отцом снимали деревянную крышку с колодца. Она по-прежнему бросала туда серебряные монетки для эльфа, но, если бы эльф вдруг выпрыгнул оттуда, она бы с визгом убежала. Теперь надо было выдержать. Нельзя бежать, нельзя закричать…
Отца перезахоронили в рясе монаха-бенедиктинца. Крепкая ткань не сгнила за эти годы. Из-под капюшона рясы виднелись ярко-рыжие волосы. Блестящие, как будто их обладатель все еще жив. Сохранилась плоть на надбровных дугах, веки плотно закрывали глазницы. Не совсем череп, но уже и не лицо.
Матильда вдохнула, попыталась выдохнуть, но в груди не хватило воздуха. В ушах раздался гул, и, хотя она широко открыла глаза, света не увидела. Она почувствовала, как Симон крепко сжал ее, где-то слышались голоса, но очень далеко, затем наступила темнота.
Очнулась она в гостевом доме. Джуди прижимала влажную ткань ей ко лбу, Симон тер руки.
– Все в порядке, – пробормотала сестра. – Ты упала в обморок, когда они открыли отцовский гроб.
Чувствуя себя обессиленной, Матильда все же заставила себя сесть и посмотреть на них.
– Я… Они омыли кости? – с трудом выговорила она. Она вспомнила темноту внутри гроба, сияние рыжих волос, намек на черты лица в глубине капюшона.
