Но ее жизнь складывалась удачно. Похоже, Числа ей благоприятствовали. Она играла с ясным умом и гордым сердцем — и процветала.
А затем так глупо пожелала оспорить вынесенное против ее дочери решение. Ей захотелось переиграть незначительное, в сущности, событие.
И она проиграла.
— Я видел, как ей ампутировали пальцы, — сказал старик, и его голос дрогнул при воспоминании о боли. Конечно, он видел подобное и прежде, и расплата зачастую была куда суровее. Но то была его дочь, и ее боль усилилась для него многократно.
— Я был потрясен. Я всегда говорил: «Что есть, то есть», но тогда я утратил веру и увидел иной путь. И твердо решил, что моя дочь никогда больше не пострадает. Для меня она стала выше Чисел. Я согрешил. Стал манипулировать исходом. Отверг Шанс. Отвернулся от Случайности.
— Тогда почему…
— Я стал жаден до удачи. Возгордился. Я хотел защитить свою дочь, избавить ее от боли. Но пошел еще дальше. Уподобившись богу, я завалил ее дарами. И зашел слишком далеко. Похоже, Совет уже некоторое время подозревал меня. А сегодня меня застали в Матрице, когда я подстраивал очередное чудо, твою — как вы это называете? — премию. Как говорят в твоем мире, меня застали на месте преступления.
Грег подался вперед и стиснул плечи старика:
— И они сотворили этот ужас? Убили Холли и Мириам, чтобы наказать тебя?
Старик печально покачал головой:
— В нашем мире не существует такого понятия, как наказание. Даже причины и следствия наказания для нас чужды. Совет лишь прекратил мои махинации. Оборвал долгую цепочку удачных событий. И баланс неотвратимо восстановился.
Старик стряхнул с плеч руки Грега и встал, оказавшись выше его ростом.
— Ты вправе меня ненавидеть. Мой эгоизм породил вакуум, в который ворвалась эта трагедия. Я сам так поступил и отменить последствия не могу. Я мертвец, погубленный гордыней. И продолжаю жить лишь потому, что выбора у меня нет, — проговорил он с вновь обретенным достоинством.
Он проскользнул мимо Грега и распахнул дверцу стенного шкафа. Потом обернулся.
— Мне очень жаль, сын мой. Теперь твой мир закрыт для меня, а мой — для тебя. И объединяет нас лишь скорбь. Прощай.
Когда Грег бросился к шкафу, Хранитель уже исчез. Дверь в Свипер-сити сузилась, съежилась до размеров линейки, скользнула на пол и метнулась под кровать. И когда Грег отодвинул кровать, то увидел лишь пыль и старый носок.
— Я хочу подать апелляцию! — завопил он. — У меня есть право на апелляцию!
Но тот, кто мог услышать его вопль, находился очень далеко. Возможно, его вообще не существовало.
* * *
На похороны Грег приехал вместе со своими родителями. Их лица были такими же, как у него, — бледными, искаженными горем. Они любили Холли и Мириам. Крохотный гробик дочери казался ему святотатством, призывом к разрушению всего мира.
Грег уволился с работы, снял со счета все сбережения и уехал в Лас-Вегас. Гам он проиграл все деньги с тем равнодушием, что привлекает внимание женщин. Некая дама с улыбкой хищницы поинтересовалась, не хочет ли он заглянуть в ее номер.
— Извините, — ответил Грег, — но я женат.
Поздно ночью он вернулся к себе в номер и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Он не мог заснуть, включил лампу на столике и уставился в потолок. У него раскалывалась голова, а тени на потолке словно расползались, как тараканы. Грег встал, порылся в чемодане, вытащил ярко-красный шар с голограммой поцелуя Холли, снова улегся и положил шар на живот.
— Я поставил все, что у меня было, — пробормотал он. — Я играл по правилам…
Он ждал. И уже решил, что ничего не произойдет.
И тут он увидел дверь. Она выскользнула из-под двери туалета и раскрылась перед ним на полу.
Грег нырнул в нее прямо с кровати и с торжествующим воплем провалился в Свипер-сити.
* * *
И теперь он сидел в зале Хранителя Судьбы, готовый к финальной игре. Шансы были 1230227 к 1 против него.
— Грег Хэлли, — произнес Хранитель, — подав апелляцию, ты обязан подчиниться решению Чисел. Если выпавшее, число не совпадет с набранным тобой, ты примешь избранную для тебя судьбу. Если же Случайность примет твою сторону, твоя жена и дочь оживут и станут такими, какими были до катастрофы, а ты получишь право уйти и искать собственную судьбу так, как это принято у твоей расы.
— Отец! — крикнул Грег. — Мое Число 9382.
— Я не твой отец, — возразил Хранитель, — а Число ты должен набрать на панели перед тобой.
— Ты мой тесть. Мы оба любили Холли и Мириам.
— Да, — кивнул Хранитель. — Я скорблю.
— Не ты один.
— А кто же еще?
— Мать Холли.
Хранитель покачал головой:
— Это человеческая аналогия, которая, боюсь, здесь не применима. У Холли нет матери; я ее единственный родитель.
— Извини, но такое невозможно. Это не по-человечески. А я пришел сюда из мира людей.
— И кто же эта мифическая мать?
— Сестра Колеса. Кто же еще?
«Я видел ее, — подумал Грег. — Видел, когда она уводила Холли в эту комнату».
— Боюсь, человеческие домыслы не имеют здесь силы. Набери свое Число.
— Сколько всего Сестер Колеса?
— Восемь.
— Здесь их семь.
Хранитель обвел взглядом комнату. Он тоже насчитал семь Сестер, но повторил:
— Твое Число.
Грег медленно набрал: 9, 3, 8, 2.
На стенах бешено замелькали цифры.
«Я проиграл».
Стены окрасились красным.
— Числа не совпали, — объявил Хранитель.
В зал быстро вошла восьмая Сестра.
— Подождите, — сказала она. — Кажется, у нас была неисправность интерфейса. Я заново наберу Число просителя.
— Такого прецедента не было! — крикнул Хранитель.
Воцарилась тишина. Сестра откинула капюшон и пристально посмотрела на Хранителя, стоявшего на вершине лестницы.
— Твое сердце, — сказала она. — И твои воспоминания. Это достаточный прецедент.
Она снова надвинула капюшон, скрыв лицо в тени, наклонила голову и заново набрала Число.
Стены замерцали, погасли и снова покрылись мелькающими цифрами. Зал вспыхнул яркой желтизной.
— Числа удовлетворили твою апелляцию, — объявил Хранитель.
* * *
Хранитель прошел вместе с Грегом в приемную.
— Когда ты вернешься, Холли и Мириам будут дома. Погубившее их событие стерто. Отныне твоя жизнь будет протекать, подчиняясь законам, действующим в твоем мире.
— Спасибо, — сказал Грег.
— Ты не понимаешь последствий того, что сотворил. Ты, если использовать ваше выражение, проклял нас всех. Те, кто находился в зале, стали свидетелями тягчайшего греха, который только известен нашей культуре.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
