— Атя! Атя, тихо! Тебе нельзя сейчас перенапрягаться! — Макс перехватил меня за талию и поднял так, что я безвольно замахала ногами в воздухе. Ярость колотится во мне от злости и обиды, что чувствую из-за них.
— Отпусти меня! — вскрикнула, когда Миша отшатнулся в сторону, столик я все же разбила, толкнув его ногой. На фоне музыки этого никто кроме нас не заметил.
Фролов отпустил, но нехотя, а я сразу же отскочила от него в сторону. Удивительно, что ещё на него не набросилась. От одного взгляда на его такое родное и такое ненавистное лицо, что-то внутри меня жаждет его крови. Впервые, я хочу сделать ему больно так же, как сделал он, своим откровенным враньем и недосказанностью.
— Раз уж убивать вы меня не собираетесь, и жизни моих родных ничего не угрожает, — холодно посмотрела на Мишу, с трудом подавив желание выпить его энергию, как сделала это с Царем, — то я пойду.
Я дернула ручку двери, но Макс попытался меня схватить за руку. Резко повернулась, чувствуя, как от злости по моим щекам текут все те же кровавые слёзы. Чёрт, как же я голодна! Останавливаю его только взглядом. Он ведь даже не раскаивается, словно сказал и сказал. Какая в принципе разница кто он и что знал обо всём с самого начала?! Знал, что со мной происходит, но прикидывался другом, хотя на самом деле хуже врага.
— Не хочу больше никого из вас видеть, — уперлась взглядом в Макса, буквально заставляя себя ненавидеть его, — играйте в свои упырские игры без меня.
Скользнула в толпу, полностью игнорируя его взгляд, от которого что-то больно сжалось в груди. Толпа подхватила меня, никто даже не заметил моих кровавых слёз. Я умудрилась растолкать себе дорогу, но далеко уйти не смогла. Его теплая рука схватила меня за запястье и развернула назад.
— Отпусти! Отпусти, я сказала! — дернулась в сторону, даже понимая, что это бессмысленно.
— У вас все в порядке? — тут же спросил какой-то парень, выяснять отношения при всех этих людях полнейшая глупость.
— Проваливай, — даже не посмотрел на него Макс, и парень ушёл тут же, как будто был ещё одной его пешкой.
Фролов сильнее меня, даже когда я стала тем, чем стала. Боюсь, моё молчание говорит ему куда больше, чем мне хочется. В бликах светомузыки он кажется каким-то нереальным, точно статуя, пронзающая меня холодным взглядом. Но не это заставляет меня замереть, а его слова:
— Ты достаточно набегалась от меня, Золушка.
Тот взгляд, который я замечала у него, сейчас изменился. Он как чайник, который вот-вот закипит, словно он очень давно хочет что-то сделать и теперь решился. Помнится, я не хотела оказаться рядом, когда ему сорвет крышу, но похоже у меня нет выбора.
Его глаза красные и светятся так, что даже линзы не могут этого скрыть. Прижимает меня за талию к себе, подняв над землей так, чтобы я оказалась выше на добрую голову. Его рука проходится по моей оголенной спине и сжимает шею и затылок, заставляя подчиниться.
Я замерла, но совсем не от страха, скорее от больного предвкушения. Как будто это я специально раз за разом испытывала его нервы на прочность, желая, чтобы у него все же снесло крышу. Почему? Потому что в тайне хотела этого, увидеть какой он на самом деле.
Его губы накрывают мои, а руки не дают и шанса отвернуться или избежать поцелуя. Это явно не тот мучительно-нежный поцелуй, что был у него дома по пьяни. От него так не кружилась голова, и не резало в легких, будто бы я целую вечность не дышала. Такой страстный поцелуй, что кажется жестоким и беспощадным ко мне. Мысли куда-то убежали, как и весь остальной мир. Все стало таким неважным: ярость из-за вранья и недосказанности Макса, перерождение, чем бы оно там не было, и даже голод отошёл куда-то на задний план. Меня просто как будто не стало, я растворилась в нем, в тех ощущениях, что несет в себе его жестокий поцелуй. Плевать на все, на любые причины, которые должны заставить меня оторваться от его губ. Мне хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно, но он прервал его, и только тогда я поняла, что слишком долго не дышала. Предоставив мне свободу от своих губ всего в несколько сантиметров, смотрит на меня таким же затуманенным от желания взглядом, как и я. Зря он это сделал. Его поцелуи как крепкий алкоголь, ударяют в голову, а без них я начинаю трезветь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты — принц! — выдохнула пораженно и обиженно. Ещё одна ложь, хотя он ее такой и не считает.
Что бы он сейчас не говорил, как бы не оправдывался, не поверю. Второй раз провести меня у него не получится! Такой поцелуй у меня был лишь раз в жизни, и то он явно был не таким жарким и пьянящим.
— И ты моя принцесса, — прохрипел он со слабой улыбкой, и я непонятно как услышала его в этой развеселой толпе, которую заглушает орущая музыка.
Поцелуй, ещё один, крепкий как алкоголь, он сорвал его с моих губ, словно имеет на это право. Он ненормальный, будь то человек или упырь. Кажется, я лгала, что не хочу знать, каким он бывает, когда сорвется. Макс отпустил меня, только когда перестала сопротивляться, а наоборот сама схватилась за него, будто бы вот-вот упаду. Мне хочется упасть, хочется забыться, но я просто не могу.
Его рука сползла с шеи на плечи, придерживая меня, а то ноги как-то плохо держат. Фролов обаятельно улыбнулся, как принц, хотя он и есть принц, тот самый. В голове каша, плохо соображаю, не удивительно, что следующая его фраза поначалу меня совсем не удивила.
— Давай поженимся через шесть дней? — он нагнулся, касаясь губами моей макушки и обнимая за плечи. — София взбесится, но плевать. Будь моя воля, женился бы на тебе в первый же день.
— Что? — смотрю на него слегка растерянно, пока он стирает с моих щек засохшие кровавые слёзы.
— Я думал, что был в бешенстве, когда ты убежала в первый раз, но затем ты проделала это снова и снова… — почти заурчал он мне на ухо, вызывая поток мурашек и желание не обращать внимания на его слова. — Больше ты никуда не убежишь.
Он обнял меня так крепко, что я почувствовала на себе одновременно и его защиту, и угрозу.
«Больше ты никуда не убежишь», — это больше чем слова, обещание и даже угроза. Будет так, как он сказал, и никто не решится ему противиться. Никто, кроме такой сумасшедшей как я.
— Нет, — выдохнула на удивление легко.
Фролов такого явно не ожидал. Он не привык, что ему приходится сдерживаться и не крушить всё и всех налево и направо. Или что он там делает, когда злится? Целует в бешенстве он явно только меня, мне бы хотелось так думать. Все его слушают, а я не хочу.
— Нет, — повторила уже куда тверже, чем до этого. Макс моргнул раз, два, лишь когда убрала от него руки и попыталась отстраниться до него, похоже, дошло, что я ему отказала.
— Что ты сказала? — все же спросил он, когда я попыталась скинуть его руки со своих плеч.
— Я понятия не имею, что здесь происходит, но уверена в одном, что глупое предложение, сделанное по пьяни год назад, не дает тебе права называть меня своей невестой и тем более говорить о свадьбе.
— Атропа, — почти прорычал он моё имя, смотря на меня сверху вниз и удерживая за плечи.
— Хочешь услышать напрямую? — прорычала ничуть не хуже его. — Я отказываюсь быть твоей женой, невестой или даже девушкой, Максим Фролов… Или как там тебя?!
Если злость можно ощутить, но не увидеть, то я ощутила, хотя он ни одним движением или эмоцией ее не показал. Наоборот он напустил все свое показное спокойствие и спросил:
— Почему?
— Считаешь, у меня мало причин для отказа? — чуть истерично улыбаюсь, чувствуя, как внутри меня зарождается что-то страшное, оно словно пожирает меня изнутри.
— Ать, я знаю, ты злишься, но у всех моих действий и слов была причина, — говорит со мной, как с маленькой.
— Какая же, Фролов? — убираю его руку от своего лица, его касания как яд, парализуют и заставляют меня сомневаться.
Макс посмотрел на меня так, что остатки чувств к нему почти пересилили доводы разума и обиду. Все это ложь, что его поцелуи, что влюбленный взгляд. Мне нужно повторять себе это как мантру, иначе я просто задохнусь или хуже того расплачусь перед ним.
