— Привет, Жека, — произнес дед Стас.
— Как ты?
Дед Стас улыбнулся одними глазами, подернутыми дымкой.
— Да вроде сегодня ничего… — голос у него был слабый, а у глаз и рта собрались морщины.
— Смотрю, ты молодцом. Гостей принимаешь.
— Да вот, Ванька, черт, пришел. Предлагает выпить…
— Чего там, полста молдавского коньячка! Для здоровья — самое оно! — оживился дед Вадик. — У меня дома бутылка открытая есть! «Черный аист»! Племяш привез из Кишинева. Сбегать?
Жека улыбался, стараясь не обращать внимания на то, что дед назвал старого друга Ванькой. В последнее время он не всегда узнавал даже его, Жеку, так что сегодня для него хороший день.
— Хана тебе, Вадик! Мат в три хода! — вспомнил Жека, как объявлял сопернику дед Стас, сидя за шахматной доской в небольшом скверике в пяти минутах ходьбы от дома.
Окружавшие доску и игроков мужики начинали галдеть, обсуждая перспективы партии, а дед Вадик лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации. И иногда находил, ходов через двадцать ставя мат другу. Заканчивалось все тем, что толпой шли выпить «по кружечке» к ларьку у самого «Степана Разина».
— Пиво — дерьмо, но свежее дерьмо, — говорили то один, то другой.
— А где сиделка? — спросил Жека у деда Вадика.
— Сисястая-то эта? На кухне, с Ольгой треплется. Она Ильича покормила, да мы ее выгнали — чего ей тут нас слушать?
— Правильно.
— Я бы тоже лежал бы и болел, если об меня такими титьками терлись, — мечтательно закатил глаза дед Вадик, потом посмотрел на друга. — В наше время, если бы какая-нибудь краля так оделась, ее бы дружинники в милицию отправили и там заперли бы на пятнадцать суток… Жека, не знаю, как вы, парни молодые, с ума не сходите — вот увидел такую и не поймешь, проститутка она или на День рождения к подружке вырядилась. И — ну это мне Егорка, внук мой, рассказывал — пригласил ее на первое свидание, даже цветов не принес, а она ему все равно дала. А вроде приличная. Вот пацан и думает теперь — шлюха она или просто он ей так понравился, до беспамятства. «Я ваша вся, сударь», бля… — дед Вадик не то засмеялся, не то закаркал, наставил на Жеку подрагивающий палец. — Я понимаю, почему ты еще не женился.
Жека подумал и сказал:
— Ну, я тут встретил одну… Наверное, женюсь.
— Молодец! На свадьбу-то нас с Ильичом пригласишь?
— Куда же без вас и без баяна?
— Слышал, Ильич? Еще на свадьбе с тобой попляшем.
— Что за девушка? — спросил дед Стас. — Не та, что к Игоревне из Орла приехала поступать в институт?
Жека подумал, что все-таки не зря он покупает нооджерон деду. Иначе откуда эти всполохи и просветления у него в голове? Хотя внучку Инессы Игоревны с третьего этажа он не видел пару лет. Встретившись с глазами деда Вадика, Жека понял, что деду Стасу уже говорили, что внучка Игоревны либо провалилась при поступлении и уехала домой, либо вышла замуж и улетела в Америку, либо еще что-то.
— Куда нашему Жеке до нее, Ильич, — похлопал дед Вадик по руке друга. — Я же ругал его тогда, говорил: «У тебя голова соображает. Книжки читаешь. Иди в институт».
«Институт», — подумал Жека и вспомнил, как его и Флюгера в шестом классе Культура, их классная руководительница, за какое-то хулиганство заперла в кабинете и нещадно, куда попало, избила мешком из-под сменки. Тяжело, со всхлипами дышала и приговаривала при этом: «Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь…» А в мешке (дело было перед зимними каникулами) у Флюгера лежали хоккейные коньки, на всю жизнь отбившие у Жеки охоту к учёбе.
— Так нет, Жека же у нас дворовый пацан, — продолжал дед Вадик. — Звезда гетто, мать твою… Как, кстати, мать?
Жека бросил на него косой взгляд и коротко покачал головой.
— Понятно, — вздохнул дед Вадик. — Паскудная девка она все-таки.
— Кто? — не понял дед Стас. — Жекина невеста? Так ты не торопись жениться-то, приглядись.
— Вот и я о том же, — подмигнул дед Вадик вставшему Жеке. — Иди лучше эту за сиськи помацай. Не откажет, небось, работодателю? — и опять не то засмеялся, не то закаркал.
На кухне уютно витали запахи жарящегося мяса и заварного кофе, который на ночь глядя попивали устроившиеся у кухонного стола соседка «тетя Оля» и Света, третьекурсница Первого Медицинского — сиделка, которую дед Вадик назвал «сисястой». Не соврал, тесная блузка обтягивала груди четвертого размера. При этом фигура спортивная, светлые (ну, Света ведь) волосы заплетены в косу, лицо симпатичное, с редкими веснушками, голубыми глазами и пухлыми губами, которые, Жека как сейчас помнил, однажды пахли зеленым чаем с мелиссой.
— Я же говорила, что Жека пришел, — кивнула, когда он зашел, Ольга. — Привет, бродяга.
— Привет, тёть-Оль. Привет, Света, — улыбнулся он женщинам.
— Кофе хочешь?
— Нет, спасибо, тёть-Оль.
— Как делишки?
— Хорошишки. У вас как?
— Нормально, все по-старому.
— Где Евдокия Дементьевна? Опять в театре?
— Да, в Молодежке на «Касатке». Видел?.. Ну да, конечно. Где уж тебе время найти?.. Ладно, мальчишки — девчонки, пойду я пока позвоню.
«Тетя Оля» допила кофе, убавила огонь под сковородкой с мясом и вышла с кухни. Жека присел на ее место напротив Светы. Та смотрела на него.
— Я гляжу, деду вроде как получше?
— Да, но, знаешь, это временно, — ответила Света.
— Знаю, — кивнул Жека. — Неизвестно, что будет завтра. Как у него боли?
— Помогает… лекарство, — виновато, будто она по собственному желанию колола деду Стасу героин в вену, сказала Света. — Только опять кончается.
— Я привез, — произнес Жека. — И деньги за твои смены.
— Спасибо.
— Тебе спасибо.
— Вадим Дмитриевич еще не ушел?
— Нет, пускай пообщаются. Давно он тут?
— Ну, с час, где-то… Оля говорит, что надо отвезти Станислава Ильича на консультацию в онкологию…
— Нет, не надо, — помотал головой Жека. — Там сказали же в апреле, что дед полтора месяца протянет, не больше. Какая разница, что они сейчас пообещают? Еще полтора месяца?
— Извини.
— Ничего.
Жека подумал о том, как ему хорошо и уютно — торчать здесь, на коммунальной кухне. Слушать, как шипит мясо на старой газовой плите. Знать, что дед не чувствует боли, которую в панике телеграфируют в мозг погибающие клетки поджелудочной. Забыть, что его могут искать люди, вооруженные «береттами».
Немного неловко только встречаться глазами со Светой, кидающей на него взгляды поверх кружки с кофе. Жека вспомнил, как в однажды июле (он был в тот раз слегка навеселе, а Света дежурила третью или четвертую смену) он зажал ее в ванной комнате, сразу притянул к себе и полез с поцелуями. Сначала Света молча пыталась вырваться, а потом приоткрыла мягкие губы и стала целоваться так, что у Жеки задымилось в штанах. Он прямо через ткань блузки расстегнул ее лифчик, запустил под блузку руки, стал мять бархатные на ощупь груди девушки («мацать», как сказал дед Вадик), добрался до затвердевших сосков, попытался справиться с «болтами» на ее джинсах. Непонятно, чем бы все закончилось, но в ванную постучали, и они отпрянули друг от друга. Привели себя в порядок и разбежались. Первой вышла Света и укрылась в комнате деда Стаса, а за ней Жека, не глядя на тех, кто там был или не был на кухне, сразу оделся и, не прощаясь с сиделкой, ушел на улицу. Вспомнив об этом утром, чуть не полыхнул со стыда. Рассказал об этом заехавшему к нему на чаёк Фью, тот ответил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
