Но Пако придерживался иного мнения. Он назначил ей встречу в «Кокорико». Его инструкции отличались предельной простотой: вести себя как ни в чем не бывало. Партии требовалось, чтобы Мерседес оставалась в столице. Если ей устроят очную ставку с иностранцем, она должна все отрицать: ей поверят скорее, чем ему.
Мерседес не стала спорить. Она уже много лет беспрекословно выполняла приказы. И все же девушка чувствовала сильную тревогу. Мерседес привела в порядок все свои дела и написала два письма близким людям – она всегда поступала так в тех случаях, когда опасалась скорого ареста. Сегодня она накрасилась и оделась тщательнее, чем обычно: надела сиреневое шелковое платье и блестящие черные чулки. Под тонкой тканью четко проступали очертания груди. Мерседес делала все это не из кокетства и не из стремления понравиться. Она знала, что мужчинам нелегко мучить тех женщин, которые вызывают у них желание. А если они это и делают, то чаще всего такими методами, которых она не боялась. Мерседес давно уже научилась относиться к своем телу не как к части самой себя, а как к полезному орудию и своего рода союзнику.
Она была готова ко всему. Ее лучших друзей давно уже не было в живых. Они нашли свою смерть кто в лесу, кто в горах, под пулями «зеленых беретов» или правительственных солдат. Мысль о погибших друзьях приучила ее покорно ждать того, что должно произойти. А сейчас – немного хладнокровия, и она выпутается…
Мерседес хотела было позвонить кому–нибудь из Отряда, но передумала: это могло вызвать подозрение. У них было условлено, что она выходит на связь всего два раза в неделю. Итак, она ни о чем не знает, и светловолосый иностранец ей вовсе не звонил…
В дверь постучали. Мерседес аккуратно погасила сигарету в пепельнице, поднялась, одернула платье, чтобы оно плотнее облегало тело, и взглянула в зеркало на свое отражение. На мгновение ею овладел непреодолимый страх. Ей захотелось убежать, забыть обо всем, стать самой простой, самой обыкновенной женщиной… Но уже в следующую секунду она взяла себя в руки и не спеша открыла дверь.
На пороге стоял Таконес Мендоза – как всегда в темных очках и с бледным, точно у покойника, лицом. Из–за его спины выглядывал Эль Кура, на этот раз одетый в «штатское».
Она сделала удивленное лицо:
– Какими судьбами?
* * *
Мерседес сидела напротив Малко – улыбающаяся, привлекательная и невозмутимая. Время от времени она клала ногу на ногу, шурша чулками: ей было известно, что мужчины очень восприимчивы к этому звуку.
Эсперенцы ей можно было не опасаться: та сама хотела ей верить. Остальные были опаснее. Особенно Хосе: он смотрел на нее неподвижным как у змеи взглядом.
– За последние три дня мне никто не звонил, – повторила Мерседес. – Ни наш новый друг, ни кто–либо другой.
Она облизнула губы кончиком языка. Очная ставка длилась уже полчаса. Мерседес защищалась очень просто, сдержанно и никого не обвиняла: ей никто не звонил – и точка.
«Следствие» зашло в тупик. Малко явственно ощущал смущение и замешательство всех присутствующих. Эсперенца, разумеется, подтвердила, что его пытали так же, как и ее.
Но, с другой стороны, кто же приказал Гутьерресу похитить Эсперенцу? И почему Малко вдруг заговорил о своем телефонном звонке, когда никто его ни о чем еще не спрашивал? Таконес склонялся к предположению, что иностранец задумал тонкую уловку, призванную поссорить их с Мерседес, но не мог взять в толк, зачем ему это понадобилось.
Происходящее напоминало пьесу Сартра. Трое мужчин и Эсперенца лихорадочно размышляли – для них это был вопрос необычайной важности. Один из двоих лжет – либо Малко, либо Мерседес. А поскольку лжет, у него есть на то причина, серьезная, непосредственно связанная с дальнейшим существованием организации, а в подпольной борьбе подобный риск недопустим.
Мерседес отклонилась назад, будто случайно выпятив грудь. Ее короткое платье высоко открывало бедра. Она поймала на себе взгляд Эль Куры, который в эту минуту напрочь забыл о своем святом предназначении. Глаза его едва не вылезали из орбит. Мерседес еще более вызывающе положила ногу на ногу. Эль Кура мысленно перекрестился и поклялся себе овладеть Мерседес прежде, чем ее разоблачат и казнят – если такое, конечно, случится.
– Мы выйдем отсюда только тогда, – с расстановкой произнесла Эсперенца, – когда узнаем, кто из вас двоих лжет. В глубине души ей было тяжело произносить такие слова.
– Ты совершенно права, – поддержала Мерседес. – Остальные товарищи наверняка придерживаются того же мнения.
Товарищи, похоже, вообще не придерживались никакого мнения и не видели выхода из тупика. Мерседес почувствовала, что в конце концов время начнет работать против нее. Значит, нужно получить для себя как можно больше шансов. Ну что ж – чуточку коварства, и все будет в порядке.
– Честно говоря, мне очень не по себе оттого, что меня подозревают во лжи, – проронила она. – Особенно после всего, что нам довелось пережить вместе…
Под этим следовало понимать: «А вот откуда взялся этот тип, вы и сами, небось, не знаете…».
Мерседес встала и прошлась по комнате, слегка задев бедром Хосе Анджела. Несмотря на свои сорок лет, она выглядела еще очень соблазнительной.
Малко тоже напряженно размышлял. Он ничем не мог доказать, что звонил Мерседес. Если истина так и не восторжествует, в первую очередь они избавятся от него. Члены Отряда народного сопротивления сочли странным уже то обстоятельство, что похищение совпало по времени с его появлением в Отряде… Он неустанно прокручивал в памяти все подробности того вечера, пытаясь вспомнить нечто такое, что могло бы ему помочь.
И вдруг он вспомнил! Ведь Дивина застала его в баре с телефонной трубкой в руках. Может быть, она слышала разговор или хотя бы какие–то обрывки фраз?
– Я могу доказать, что звонил Мерседес, – внезапно объявил он.
Мерседес, стоявшая к нему спиной, не шевельнулась.
– Каким образом? – спросила Эсперенца.
– Там был свидетель. Нужно его разыскать. На этот раз Мерседес обернулась. «Гринго блефует, – подумала она. – Иначе он сказал бы это сразу». Однако по интонации Малко она поняла, что это не просто блеф.
Малко объяснил, в чем дело. Когда он закончил, Хосе сказал:
– Я ее знаю. Сейчас поеду к ней. Если она откажется приехать, то расспрошу ее на месте. Вы мне доверяете?
Ему доверяли все.
Малко встретился глазами с Мерседес, но не смог ничего прочесть в ее взгляде.
Хлопнула дверь: Хосе Анджел отправился на поиски истины. Оставалось только ждать его возвращения.
* * *
Под глазом у Дивины красовался огромный синяк. Они с Хосе ушли в дальнюю комнату бара «Кэтти», и она с возмущением показала ему кровоподтеки на бедрах – последствия взбучки, которую ей устроили гориллы Гутьерреса.
Ветеран Легиона машинально вертел в руках рюмку с третьесортным коньяком, от которого стошнило бы и крысу.
– Ты уверена? – в десятый раз спросил он. – В таком деле ошибки быть не должно.
Дивина изрыгнула кучу ругательств, в которых заставила Деву Марию совокупляться с кучей самых отвратительных созданий. Хосе снова и снова заставлял ее повторять рассказ, воссоздать все события минуту за минутой. Она ни разу не сбилась. Но Хосе был человеком добросовестным. Он внимательно следил за интонацией девушки, за ее мимикой, задал множество коварных вопросов… Везти Дивину в квартиру Эсперенцы было нельзя: она и так уже слишком много о них знала.
Дивина придвинулась поближе к Хосе и ласково провела рукой по его волосам.
– Ты меня уже совсем забыл, красавчик… Знаешь, я ведь еще не разучилась хорошо готовить…
Хосе Анджел улыбнулся ей в ответ. Он давно знал Дивину и относился к ней с благодарностью и уважением. Когда Хосе бежал из Гватемалы и оказался в Каракасе без денег и без паспорта, она помогла ему пережить самое трудное и опасное время. Дивина привела его в свою маленькую комнатку, не требуя ни гроша: этот высокий худой парень с грубым мужественным лицом и костлявыми руками убийцы внушал ей какую–то странную необъяснимую симпатию. Он прожил у нее несколько недель, ни разу не притронувшись к ее деньгам. Зато Дивина часто вставала на рассвете, отправлялась на рынок, и холодильник постоянно ломился от продуктов. Хосе оценил ее доброту и заботу. Тем более что Дивина ничего не требовала взамен.
Наконец он нашел работу и переехал. На прощанье Дивина сказала ему:
– Если захочешь вернуться, возвращайся. Если нет, можешь найти меня в баре «Кэтти». Я буду рада тебя видеть…
И он время от времени приходил. Иногда проводил ночь, иногда они просто дружески беседовали.
…Хосе Анджел встал. Дивина искоса посмотрела на него. Он по–прежнему напоминал ей старого, голодного и опасного волка. Он сунул руку в карман, собираясь заплатить за коньяк, но Дивина остановила его:
