Сейчас будет развилка: перекрытая (не для всех) дорога в Старый порт, а если правее — шоссе на Боргос, еще правее — «лепесток», ведущий в туннель под шоссе и дальше — к деловому центру. Поедем, наверное, прямо…
Взлетный рев идущего на обгон грузовичка ударил по ушам. Тут же завизжали тормоза, покрышки, Ноэля бросило вперед, чей-то крик, стекло и железо, вонь, удары не слышны, вспышка под черепом, выстрелы: один, другой, третий… Скрежет. Тихая брань. Тишина.
Ноэль очнулся и понял, что его несут. Несут как ребенка, подхватив под спину и под колени. Скорее, скорее, торопил кто-то знакомый, и мучительная неузнаваемость голоса царапала больнее, чем настоящая боль. Потом его стали укладывать в машину, и он опять уплыл.
Вновь он пришел в себя уже в помещении. Он чувствовал, что это помещение, потому что воздух был спертый и воняло сырой человеческой грязью. И — чего-то не хватало. Чего именно — он долго не мог понять. Наконец, понял. Не было повязки на глазах. Значит, их можно открыть…
Почему-то пришел страх. Как на пороге кабинета зубного врача.
Веки просвечивали розовым.
Глаза открылись не сразу. Не с первой попытки.
Над ним был щелястый потолок из серых необработанных досок. На длинном шнуре висела голая лампочка.
Ноэль наклонил голову набок. Теперь он видел еще и стену.
Стена была из расслоившейся перепачканной красками фанеры. Листы были прибиты к каркасу из криво сколоченных горбылей. Два почерневших от времени телеграфных столба — на одном сохранились даже перекладины с изоляторами — удерживали это все на себе. На высоте выше человеческого роста между столбами висела толстая и широкая плаха, непонятно на чем держащаяся. На плаху опиралась грубая приставная лестница. Повыше плахи темнели два неровных отверстия.
Он посмотрел в другую сторону.
Здесь стена была совсем рядом, так что видны были пятна грязи на фанере и загнутые острия гвоздей, торчащие из досок. Зато здесь было окно. Заляпанные косые куски стекла, прижатые гвоздями к деревянной раме. Ноэль смотрел в это окно снизу вверх и видел только кусочек неба. В небе зияла дыра, формой похожая на головастика. Вокруг дыры голубая эмаль облупилась, выставив ржавого цвета основу.
— Очнулся, — сказал рядом голос Стаса. Ноэль перевел взгляд туда, откуда пришел голос.
Это действительно был Стас. Только мертвый. Высохшая вяленая плоть облегала кости. Лицо — нарисованное на том пергаменте, в который превратилось настоящее лицо — неподвижно улыбалось. Глаза сухо поблескивали. Кто-то другой был за этими глазами.
— Слава богу, — сказал другой голос, и другой мертвец встал рядом с первым. Джиллина. Лица у него не было, и узнал его Ноэль только по оперкостюму, сметанному из бумажной мешковины серо-синего цвета, и по голосу, высокому и нервному. — А мы уже не знали, что думать. Совершенно целый, а без реакции… Супер, ты слышишь?
— Слышу, — одними губами произнес Ноэль. — Слышу.
— Ты как, в порядке? — тревожно спросил Стас. Лицо его не переставало улыбаться.
— В порядке…
Звуки, выходящие из его губ, казались совершенно инородными окружающему. Будто невидимые пузыри отрывались и уплывали.
— Вито… где?
— Здесь Вито, здесь. Только он в сопоре. Томаш с ним возится. Говорит
— многослойка. Этот Микк — молодец. Пуля в бедре, пуля между ребер — а Вито дотащил. Молодец. Ты сам-то помнишь, что с вами было?
— Нет, — сказал Ноэль, подумав. — Меня проверяли?
— Чист, как младенец, — сказал Стас. Ноэлю показалось вдруг, что из-за его плеча на миг выглянуло что-то лоснящееся и тут же спряталось.
— Хорошо, — Ноэль закрыл глаза. Так было легче. — Чем эта затея с Кипросом кончилась?
— Убили его. Эти, которые тебя везли. Прямо в лоб. — Голос Стаса.
— Мы его забрали, — добавил голос Джиллины. — А тех оставили.
— Не уследил я, — голос Стаса виновато дрогнул. — А он неопытный — выскочил, побежал… Ты его хорошо знал?
— Вместе росли, — сказал Ноэль. — В одном дворе.
— Я понимаю, — сказал Стас. — Я знаю, что ты чувствуешь. Но я не успел. Даже подумать не мог, что он побежит…
Ноэль открыл глаза. Стас по-прежнему улыбался.
— Позови Вильгельма, — зачем-то сказал Ноэль.
— Он дежурит на эрме.
— Посиди за него…
Стас повернулся и пошел. Со спины он казался более живым. Джиллина не шевелился. Ноэль перевел взгляд на него, и он тут же стал поправлять свой бумажный мундирчик. Ну, чего ты ту топчешься, хотел спросить Ноэль, но не спросил.
Появился Вильгельм. Шагов его не было слышно. Он всегда ходил бесшумно, и лишь теперь Ноэль понял, почему: Вильгельм был матерчатой куклой, набитой чем-то легким. Лишь голова его была пластмассовой головой манекена.
— Что, Ноэль? — спросил он, не открывая тонкогубого рта. — Ты меня звал?
— Да. Хочу тебя попросить… тебя попросить… — Господи, надоумь, о чем я должен его попросить, о чем? Ноэль закрыл и тут же открыл глаза. — Запиши имена, я боюсь… забыть… Запиши: Гейнц Гроссбландер… Ларс Игнацио… Максим Крэгг… Запиши…
— Я записал, Ноэль. Кто это? Поискать их?
— Это мое. Лично мое. Дело.
— Как хочешь. Это все? Ты за этим меня звал?
— Нет. Как «черный шар»?
— Никак, — заметно помедлив, сказал Вильгельм.
— Слушай меня внимательно. Мы не контролируем еще один канал поступления информации. Через обоняние. Этот синий кодон-сборщик…
— Знаю, Ноэль. Томаш допер до этого.
— И… что?
Вильгельм не ответил. Он мягко потрепал Ноэля по плечу, повернулся и пошел прочь. Он шел походкой мультипликационных кукол: каждое движение состояло из десятка статичных поз, сменяющих одна другую почти — почти — неуловимо.
— Вильгельм! — позвал Ноэль. Но Вильгельм не вернулся.
Мертвец Джиллина возобновил свои бессмысленные прихорашивания. Ноэль отвел от него взгляд: Джиллина замер. Стой так, подумал Ноэль. Теперь надо было сделать то, что делать было особенно страшно: посмотреть на себя. Тело свое он чувствовал, однако инстинктивно — или это было внушение? — опасался делать какие-нибудь движения. Но ведь надо когда-то начинать, подумал он. Для начала — поднимем руку…
Он почувствовал, что его правая рука шевельнулась и легла ладонью кверху.
Поднимаем…
Нет, рука лишь напряглась, силясь развернуться еще больше — ладонью наружу.
Понял.
Он сделал усилие в том же направлении — развернуть ладонь — и рука тут же взлетела вверх и упала за головой.
Уже кое-что…
После нескольких попыток ему удалось поднять руку из-за головы и задержать ее напротив лица.
Он был готов ко всему — кроме того, что увидел. Это была его рука. Просто испачканная чем-то, не вполне еще послушная — но ничуть не изменившаяся. Небольшая кисть, коротковатые пальцы с квадратными ногтями, сине-розовый шрам от недавнего ожога… Ноэль перевел взгляд на Джиллину. Тот вновь ожил, поправил ремень, спросил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
