А теперь, раз уж мы взялись пробуждать в вас мужество, без которого не одолеть пути, или указывать путь, без которого не обрести мужества, продолжаем слушать Джона Сизонса с его очередными экскурсами в демонологию.
— Зовут меня Блэк Барт.[45] Вот все спрашивают: чего это я грабил почтовые кареты «Уэллс Фарго»?[46] Может, мистер Уэллс или мистер Фарго меня чем обидели? Да нет, ничего такого не было. Просто я тут покумекал и решил — раз ребята такие деньжата возят, чё ж их не грабануть.
— Вот так так! — воскликнул Полуночный Пилот. — К нам пожаловал сам Джек-фонарь, да еще и с бикфордовым шнуром. Однако не могу не согласиться: деньги, когда их много, опасны. Так что если они у вас накапливаются, высылайте их мне — одной головной болью меньше. Ну вот, пока вы тут постигаете гармонию духа, изображу-ка я парочку собственных номеров. Мог бы шлепнуть по стопке пластинок — проверить, не склеятся ли, но лучше я по случаю Хеллоуина продемонстрирую настоящий класс — чтоб холодком замогильным повеяло. Все по-честному, притащу вам таких гостинцев, что слюнки потекут. И не просто отличную музычку и эксклюзивную демонологию Джона Сизонса, но такое, такое… Впрочем, сгорайте себе от любопытства, пока ваш покорный слуга нанесет визит Королю Ящериц и бросит пару-тройку снежков в луну. Я мигом, Джек, а после сочтемся — слово даю.
В эфире все смолкло. Я бы выключил радио и послушал что-нибудь из коллекции Донны, но не хотел пропустить выступлений Джона. Мне нужно было слышать каждое его слово. Оно связывало меня с реальностью, я почему-то был уверен, что Джон живет, пока я его слушаю. Я думал о своем друге, погрузившемся в кому, и мне вдруг стало интересно, похож ли он сейчас на Элмера с его улыбкой.
Я и сам будто погрузился в кому, голова затуманилась, как и ночь, проносившаяся мимо на скорости, вокруг так и полоскались тени — рваные паруса, волны захлестывали мозги, которых я, может, давно уже лишился — совсем свихнулся, однако домой все же двигался. Машина мчалась вниз по западному склону Скалистых гор в направлении Солт-Лейк-Сити; не успел я и глазом моргнуть, как уже подъезжал к городу. Яркие огни вывели меня из транса. Я стал посматривать по сторонам в поисках своего приятеля, зеленого динозавра. Но когда так и не увидел знакомой вывески, почувствовал, будто утратил частичку магических способностей. Заправиться я решил в «Коноко», рядом с развязкой. Мочевой пузырь чуть не лопался, но я не вышел из машины, сидел с наглухо задраенными окнами, оставив только небольшую щель, через которую и попросил заправщика, чтобы залил бак бензином лучшей марки. Мне казалось, что если я заговорю, о чем думаю, меня в момент окружат полицейские машины, не успеешь даже бросить клич: «Становись к стенке, мать твою!»[47] Мне очень не хотелось разлететься на части, только лететь — прямиком к Тихому океану, выжав газ до отказа. Парню, заправлявшему мой «кадиллак», я дал двадцатку, велев оставить сдачу себе, неважно, будет он молиться за меня, проклятого судьбой идиота, или нет. И выехал с заправки, наращивая скорость.
Когда хочется отлить, что аж к горлу подступает, лететь ничуть не проще, чем стоять, так что в самом начале долгого и безрадостного пути через солончаковые равнины между Солт-Лейк-Сити и Вендовером я прервал бег — остановился у обочины и сделал свои дела, оценив тот факт, что получаю огромное удовольствие от такой малости. Ночь выдалась до того морозной, что струя дымилась, впитываясь в освещенную луной землю. Ничто так не промывает мозги, как мощный, основательный слив — судя по объему жидкости, я должен был достичь просветления; однако, видать, у меня просто закружилась голова, потому что я спросил душу, как будто она была рядом:
— А солончаки, они не души высохших океанов? Тебе не кажется, будто мы уже на берегу? Если у нас ничего не выйдет, может, вообразим, что мы уже на месте?
Но души не было. Не было и ответа. Однако я чувствовал ее, чувствовал, как она ждет своего часа, терпеливо, как валун, который знает, что однажды превратится в песок для песочных часов. Такова была она, однако я видел ее сущность — она была ветром. Я стоял, держа член, и вдруг вспомнил детство, мне тогда было десять: откуда ни возьмись налетел сильный ураган, и я с ужасом наблюдал, как он срывает лепестки с роз в саду, как швыряет их, разноцветные, в окна, налепляя на дребезжащие стекла. Утром отец посмотрел на разоренный сад — то был единственный раз, когда я видел его плачущим. Воспоминание вызвало слезы и у меня. «Помоги мне, душа», — попросил я, не зная, к кому обращаюсь, к отцовой душе или своей, наверно, к обеим, потому что нуждался в серьезной помощи. Если только души помогают. Но душ не было. Не было и ответов. Я вернулся к машине, завел мотор и помчался, пожирая милю за милей.
В солончаковых равнинах хорошо одно — это действительно равнины, ровные, на одной линии уходящие к горизонту, месту встречи неба и земли, преграде взгляду. Если передвигаться достаточно быстро, можно заглянуть за край. Дорога шла двумя черными полосами, я взрезал ее посередине, оседлав белую линию и соскакивая с нее только при виде встречной машины.
Тишина и расстояние целиком захватили меня. Я уже собрался выключить радио, чтобы покрутить пластинки самому, когда услышал треск атмосферных помех и последовавший за ними голос Пилота:
— А вот и я, целый и невредимый — доказательство тому, что пока никаких демонов, ну а раз так, то оно и к лучшему. «Но кто скажет по полету старой карги, что есть истинная тьма, а что пляшущие огни?» Эти демоны, будь они неладны, такие коварные! Вот почему мы попросили трубадура Джона Сизонса просветить нас по части тьмы. Ага, Джон, пребывающий в шаманском трансе… пожалуйста, проходите.
— Доброй ночи, — донесся мягкий голос Джона. — Если еще не узнали, я — Джей Пи Морган,[48] и сегодня поделюсь с вами секретом: как американцу преуспеть в делах. Вы наверняка удивитесь — до того это легко и просто. Первым делом покупаете сталелитейный завод. Дальше — рабочих. Покупаете их как можно дешевле, а платите им ровно столько, чтобы с голоду не померли. Ну, и в последнюю очередь покупаете конгрессменов — платите им, чтобы они проводили тарифные законы, защищающие вас от иностранных сталеплавильщиков. Политиков можно купить за бесценок — приобретайте их оптом. Ведь цель, как вы видите, в стабильности, а ничто так не дестабилизирует, как конкуренция. Поэтому запомните: высокие цены, низкие зарплаты и монополия на рынке. Когда соскоблите все эти сантименты и красивые слова, окажется, что дух для идиотов, а поэзия для дураков. Деньги — это сила. И будем откровенны: сила правит миром.
Тут же следом заговорил Полуночный Пилот:
— Правильно говоришь, брат Джон! Пора уже перестать ходить вокруг да около. К делу! Поднатужься и выдай. Приходится быть по меньшей мере таким же реальным, как демоны, и это только чтобы покрыть расходы, не больше, Джек, так что стой на своем. Либо ты переступишь, либо скатишься, либо проскользнешь в узкую щель. Так что подумайте над этим, если у вас, конечно, есть чем думать, а я тем временем приступлю к исполнению своего обещания — сейчас повеет замогильным холодом. Что, думаете, мозги вам пудрю? Ну так вот, фиг с два, потому как прямо из нашей студии вы услышите знаменитого уличного прорицателя, заступника убогих, единственного и неповторимого Четвертого Волхва. Может, вам приходилось слышать мантру, которую он распевает днями напролет вам в назидание, а может, и спасение: «Четвертый Волхв поднес свой дар и исчез»? Это предложение, единственная фраза святого, и есть все, что позволено говорить ему согласно священному обету. Но вы, вероятно, не знаете, что раз в год, в канун Хэллоуина, или Дня всех святых, он может ответить на один вопрос. Так вот, сегодня мы с вами удостоены такой чести — он в нашей студии — и меня прямо распирает от гордости за то, что этот вопрос задам ему я. Добро пожаловать на радиостанцию «БЗМЕ», сэр. Прорицатель кивает и все так же вертит йо-йо.
— Спроси его, что за дар! Спроси! — взмолился я.
— Сэр, мы понимаем, — продолжал Полуночный Пилот, — что сейчас не время для обмена любезностями и что вы можете ответить только на один вопрос. Позвольте, я начну. Скажите нам, пожалуйста, что за дар поднес Четвертый Волхв?
Я ликовал!
— Никто не знает, — ответил Четвертый Волхв. Услышав голос, я тут же понял, что это он и есть. А если и не он, то ну очень талантливый пародист. — Обычно ученые допускают три варианта, которые по части доказательности более-менее равноценны. Вот три наиболее обоснованных версии в отношении дара Четвертого Волхва: песня, белая роза и поклон — жест признания и уважения. Однако опять же никто не знает наверняка.
— А какая из этих трех версий кажется наиболее вероятной вам? — вежливо осведомился Полуночный Пилот.
