Фабия еще не отстранили от должности, но уже дали понять, что «ничто не вечно в этом лучшем из миров»!
…Кстати, кое-кто из историков, не без оснований, считает необходимость присутствия Квинта Фабия для проведения некоторых важных жертвоприношений в Риме всего лишь прозрачным предлогом для отзыва Медлителя из армии! Истинные причины «вызова на ковер» не могли быть для него секретом! Когда он брал бразды правления не только страной, но армией под свое жесткое начало, его диктаторские обязанности по проведению религиозных обрядов в Риме были переложены на претора Марка Эмилия! И вдруг выясняется, что именно теперь, когда «нервы у всех оказались напряжены как струна», лишь он, Квинт Фабий, и только он, Квинт Фабий, должен и обязан лично присутствовать на жертвоприношениях…
Уезжая, он оставил командование войсками на своего начальника конницы, наказав ему при этом вести себя как можно осмотрительнее и не губить солдат понапрасну, как это сделали Семпроний и Фламиний. Главное, по его мнению, было то, что римляне перестали терпеть поражения от противника, привыкшего побеждать. Римляне не только почувствовали уверенность в своих силах, но и не дали пунам одержать ни одной впечатляющей победы! И именно это следовало считать немалым достижением. Но амбициозного Минуция, жаждавшего единоличной победы, такой расклад никак не устраивал. Суровый и быстрый воин, опытный и ловкий оратор, он выступил перед солдатами и командирами с гневно-обличительной речью, в которой открыто называл Фабия Кунктатора не медлительным, а лентяем, не осторожным, а трусом. От унизительных характеристик диктатора он умело перешел к животрепещущей для каждого римлянина теме: упадку Рима, о том, что допускается разорение родины, об утрате былой римской энергии и решимости, не раз ранее спасавшей отечество в суровую годину. Сколько можно отсиживаться в окопах, давно пора с оружием в руках выйти навстречу злому ворогу и дать ему открытый бой. Римское государство выросло на отваге и энергии, а не той медлительности, которую некоторые трусы называют благоразумной осторожностью. Патетико-патриотическая речь Минуция возымела действие на простых солдат, раздраженных – им представлялась беззубой медлительность старого диктатора – и тоже рвавшихся в бой. И как только представилась возможность, легионы Минуция дерзко атаковали наемников Ганнибала. Началось все с того, что Минуций спустился с предгорий на холмистую равнину под Каленой, и противники сблизились «на пушечный выстрел». Это Одноглазый Пуниец принял вызов. Он перенес свой бивак от захваченной им Гереонии поближе к врагу: противников разделяло уже не более трех километров!
Нам известно несколько трактовок развития дальнейших событий. Вот одна из них – наиболее популярная.
В схватке, разыгравшейся под стенами Гереонии, победителей не было, поскольку обе стороны понесли равные потери: 6 тысяч карфагенян и более 5 тысяч римлян. Оправданием для Ганнибала может служить то, что большая часть его солдат в момент внезапного нападения римлян оказалась рассеянной по окрестным полям для сбора хлеба. При этом Минуций действовал столь стремительно, что не позволил двум тысячам копейщиков врага занять очень выгодный для засады холм, лежавший между противниками. Именно с его вершины начальник римской конницы контролировал ход боя. Его легковооруженная пехота и конница бросились в долину истреблять занятых фуражом солдат Ганнибала. Получив суровый приказ никого не брать в плен, они резали направо и налево. Тем временем тяжеловооруженные легионеры штурмом почти взяли карфагенский лагерь и, казалось, победа уже близка, но положение спас Гасдрубал (сын Гискона), вовремя вышедший со своей 4-тысячной кавалерией во фланг вражеской пехоте и остановивший ее прорыв. Воспользовавшись ситуацией, Одноглазый Пуниец успел перестроить своих воинов и перейти в контратаку. И все же с помощью резервных легионеров Нумерия Децимия пунийцы были выбиты со своих позиций, а на следующий день и вовсе отошли на прежнюю позицию под Гереонией.
Минуций счел этот маневр как проявление нерешительности и признание врагом собственной слабости. Тем более, что теперь пуны выходили на фуражировку гораздо реже и очень осторожно. Римский начальник конницы не только быстренько занял поспешно оставленный врагом лагерь, но и не преминул в восторженных тонах отрапортовать в Рим о «блестящем» выигрыше, одержанном (между прочим!) в отсутствие старого маразматика Фабия Кунктатора, боявшегося вступить в открытый бой с иноземным завоевателем. Враждебный Фабию клан сенаторов постарался раздуть этот «успех» начальника римской конницы в отсутствие на поле боя самого диктатора до размеров громкой победы, сообщение о которой вызвало на улицах Рима бурю восторгов. И это вполне естественно: ведь до этого более двух лет римляне слышали только о катастрофах! Люди сделали простой вывод: как только вечный «оборонец» Фабий Кунктатор, не только не разбивший захватчиков, но и не мешавший им разорять страну, покинул свою армию, она, перейдя в атаку, тут же добилась долгожданной победы!
Сам диктатор, как только он узнал о выдающемся успехе своего начальника конницы, открыто заявил, что боится такого успеха больше, чем любой напасти! Вполне понятно, что такая «позиция» диктатора еще сильнее подрывала и без того его стремительно «падающий рейтинг»!
…Между прочим, некоторые исследователи не исключают, что скорее всего Ганнибал умышленно дал втянуть себя в битву под стенами Гереонии – подставил треть своих воинов под удар, а потом отступил с одной лишь целью: внушить горячему и задиристому Минуцию, что тот одержал выдающуюся победу над самим Ганнибалом! Хитроумный Ганнибал мог повторить уловку, проделанную им с напористым Семпронием Лонгом перед сражением на берегах Треббии. Это «поражение» пунийцев было составной частью ганнибаловой задумки на полное уничтожение вверенных Минуцию войск, как только представится 100 %-ная возможность это сделать. Впрочем, так ли это…
Поскольку в Риме заждались больших побед над иноземным агрессором, то большинство было склонно преувеличивать значение «победы» под Гереонией. Многим показалось, что наконец-то наступил поворот к лучшему, что причиной бездействия и тяжелого морального состояния римских солдат была не их трусость и плохое ратное мастерство, а чрезмерная осторожность диктатора Фабия Кунктатора. Эту давно витавшую в воздухе идею ловко развил и доходчиво сформулировал народный трибун от плебеев Марк Метелл. Трибуны, как известно, пользовались личной неприкосновенностью, и Метелл смог безнаказанно выступить против Фабия. То, что творится в стране, говорил он, совершенно невыносимо: оказывается, именно диктатор мешает успешно вести войну с заклятым врагом; именно он всячески стремится затянуть ее, чтобы подольше сохранить верховную власть; Италия опустошается, а диктатор римскими войсками охраняет свое поле; только когда он покинул армию, воины, страстно желавшие сразиться с врагом, вышли за лагерные укрепления и ведомые смелым начальником конницы Минуцием Руфом разгромили противника. Закончил свою пламенную речь Метелл крайне эффектно и неожиданно: он предложил простому народу… полностью уравнять в правах трусливого диктатора и храброго начальника конницы!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
