Его история была такова. Они случайно повстречались в Бостоне, возобновили свое мимолетное знакомство, Белинда сказала, что покинула деревню Сейлем, и предложила наняться к его будущей супруге в качестве компаньонки и служанки. Она якобы явилась в особняк на Оливер-стрит в день приезда Гвендолин, познакомилась с ней и тотчас же была принята на службу. Вот почему девушка оказалась в доме и захотела присоединиться к гостям. Все это время он стоял на том, что Белинда лгала ему и он понятия не имел об истинном положении вещей.
После дня дотошных расспросов его история не изменилась ни на полслова. Всегда умевший хладнокровно противостоять нажиму, он не поддавался на попытки смутить или запутать его. Саймон, арестованный в ту же ночь, подтвердил его рассказ. Гвендолин, похоже, тоже пока держалась. Ее не арестовали. Схватили лишь его самого и слуг-мужчин. По иронии судьбы их отправили в ту самую бостонскую тюрьму, где ночевала Белинда, хотя и в другое крыло, так что она даже не узнала об их аресте. Гвендолин же допросили на следующий день на Оливер-стрит, и, кажется, она в точности повторила то, что он шептал ей на ухо, пока уводили Белинду.
Итак, пока все было в порядке. Джастин знал: освобождение его самого и слуг – лишь вопрос времени. И все-таки напряжение не покидало его. Одна мысль о том, что Белинда оказалась во власти Джонатана Кэди, сводила его с ума. Что эти мракобесы там с ней делают? Если ее обидели… Его могучая рука стиснула прутья оконной решетки так, что побелели пальцы. Он выругался, и его голос резко прозвучал в утренней тишине. «Если ее обидели». Конечно, обидели. Но не только Кэди и суеверные обитатели деревни Сейлем. Нет, страдания Белинды гораздо глубже, чем те, которые способна причинить физическая боль. Обиду ей нанес не кто иной, как он сам.
Джастин застонал. Почему, ну почему он вел себя как последний мерзавец? Вместо того чтобы выложить ей всю правду о Гвендолин, объяснить, что он не собирается жениться на этой корыстной ледышке, он сознательно внушил Белинде, что она ничего для него не значит. Он сделал это в гневе, намереваясь преподать Белинде урок, когда она засомневалась в нем, но эта жестокая затея завела его в тупик.
Гнев бурлил в нем – гнев, всецело обращенный на самого себя. Гвендолин перестала что-либо значить для него в ту самую ночь, когда он первый раз предался любви с Белиндой, – в ту непроглядную, ветреную ночь, когда они лежали возле очага в доме ее кузена. Именно тогда он понял, что отныне сердце его без остатка, на веки вечные принадлежит этой пылкой, обворожительной гордячке с огненными волосами. Она избавила его от наваждения, изводившего его душу долгие десять лет, она заставила Джастина осознать: то, что он испытывал к Гвендолин все эти годы, не любовь, а желание самоутвердиться. Гордость – вот что заставляло его так сильно желать Гвендолин, а вовсе не страсть. Белинда, необузданная, прекрасная и любящая, заставила его это понять. Она пробудила в нем страсть, какой он раньше не знал, и, более того, пробудила в нем давно забытую нежность. Она – из тех сильных и преданных женщин, что готовы встать рядом с мужчиной и противостоять любым невзгодам. Ее любовь – настоящая, это не прихоть и не минутный каприз. А он? Что он сделал с ее любовью, с ней самой? Вспомнив о том, сколько боли было в ее глазах, когда она впервые столкнулась с Гвендолин и поняла, что ее предали, Джастин с размаху ударил кулаком по стене. Ему нужно прорваться к Белинде! Он обязан ее вызволить, спрятать в безопасном месте, а потом объяснить и вымолить прощение. А если она откажется простить… Он даже боялся представить, что тогда будет. Закрыв глаза, с одержимостью отчаявшегося человека он молился о том, чтобы она осталась невредимой. Если с ней что-нибудь случится…
– Джастин, к тебе гости, – окликнул его Саймон, Обернувшись, Джастин обнаружил, что за дверью стоит Гвендолин в компании мирового судьи Эдмунда Лайона и угрюмого констебля. И понял вдруг, что рассвет давно наступил, что утро в самом разгаре и что он уже битый час терзается мыслями о Белинде. Взяв себя в руки, он размашистыми шагами приблизился к двери.
– Доброе утро, – обратился он к Гвендолин холодным, сухим тоном. – Чему обязан такой чести?
– Джастин, как ты тут? – Гвендолин глядела на него с ужасом. Ему даже не позволили сменить одежду, в которой он был на приеме, и теперь, в этой зловонной камере, он выглядел грязным и неряшливым.
Губы Джастина дрогнули в улыбке.
– Я в полном порядке, Гвендолин, – произнес он с ленивой усмешкой, растягивая слова, – хотя и выгляжу несколько хуже, чем ты. – Джастин окинул взглядом ее роскошную, облаченную в небесно-голубые шелка фигуру, и голос его стал напряженным. – Ты сегодня просто прелестна, дорогая. Я рад, что даже после ужасных передряг очарование твое нисколько не померкло. Вижу, ты по-прежнему не жалеешь времени и сил на свои туалеты. Но скажи – ты явилась, чтобы увести меня отсюда? А вы, мировой судья, здесь для того, чтобы наконец освободить меня и моих людей? Нам уже порядком надоело сидеть здесь, не ведая за собой никакой вины.
Мировой судья Лайон, напыщенный коротышка в парике, еще позавчера присутствовавший на приеме у Джастина в качестве гостя, пронзил узника колючим взглядом.
– Нет, господин Гардинг, я здесь не для того, чтобы выпустить вас. Пока нет. Более того: у меня появились к вам новые вопросы. Я намеревался препроводить вас в Городской централ, но госпожа Гардинг пришла ко мне и стала умолять о свидании с вами. Она хочет убедиться, что с вами все в порядке. Я сказал, что она может сопровождать меня сюда, если пожелает. Джастин кивнул.
– Судья, могу я с глазу на глаз поговорить со своей невестой? – спросил он.
Лайон насупился и скрестил руки на груди. Казалось, серебряные пуговицы на его туго натянутом камзоле вот-вот отскочат.
– Полагаю, что нет… – начал было он, но тут Гвендолин положила свою изящную ладонь на его руку.
– Ах, судья Лайон, будьте милосердны, – кокетливо взмолилась она. – Мне так хочется побыть хотя бы мгновение наедине с моим суженым! – Голос ее звенел в тюремном полумраке, как маленький колокольчик. – Это ужасное происшествие расстроило все наши планы, и теперь нам с Джастином необходимо обсудить кое-какие личные вопросы. – Она улыбнулась, заглядывая в глаза мировому судье так, словно считала его самым добрым, самым чутким малым на свете. – Знаю – обычно о подобных поблажках не может быть и речи, но, наверное, столь влиятельный человек, как вы, способен выполнить эту мою маленькую просьбу без особых хлопот. Ну, пожалуйста, сэр, – я навсегда останусь вашей неоплатной должницей.
Мировой судья Лайон откашлялся. Он перевел взгляд с лучезарного лица Гвендолин на надменные черты Джастина и пожал плечами:
