Состав стандартного ВИА колебался от восьми до четырнадцати-пятнадцати человек и включал в себя двух-трёх гитаристов, барабанщика, клавишника и духовую группу. В идеале все они должны были ещё и одновременно петь. Ежели, а чаще всего так оно и бывало, инструменталисты петь не умели, то для достижения полной вокально-инструментальности добавлялись три-четыре освобождённых вокалиста, разбавленных для убедительности певицей приятных форм и наружности, как правило женой руководителя.
С самого начала ВИ-ансамбли обязаны были петь только песни членов СК. Заполнялись специальные документы — рапортички, утверждалась худсоветом программа, и коллектив даже на гастролях в самых, как говорится, отдалённых уголках нашей необъятной не имел права отклониться от неё ни на йоту. Даже перестановка песен внутри программы не одобрялась. Даже если это было вызвано производственной необходимостью, например болезнью одного из участников. Такая практика давала возможность композиторам чётко контролировать количество исполнений своих произведений, и авторские текли рекой. За ансамблями ездили инспекторы концертных организаций, растворялись среди местных зрителей, тайком сверяли соответствие и появлялись потом неожиданно, как контролёр в троллейбусе.
Конечно, не всё было тогда так плохо — большинство инспекторов всё-таки совести и профессионализма не теряли: прямо с поезда с утра вламывались в люкс к руководителю коллектива и объявляли марку своего любимого коньяка, предпочитаемый цвет икры и желаемую степень прожаренности второго блюда. В общем, инспекторские волки оказывались относительно сыты, а программные овцы более или менее целы.
Бороздили просторы Родины также несколько ансамблей с национальным колоритом типа «Добры молодцы», «Калинушка». «Рябинушка» и т. д. В концертных организациях их не очень-то долюбливали. Название обязывало такие коллективы иметь в программе хотя бы половину народных песен, а с народа, как известно, ни авторских, никаких других денег не получишь. А ведь на месте народных вполне могли присутствовать песни советских композиторов, о чём постоянно и пёкся их союз.
Постепенно под влиянием всех этих факторов процентное отношение фольклора к здоровой эстраде стало уменьшаться, пока окончательно не свелось к нулю.
А позже даже советских композиторов удалось объехать на цыганской козе. В коллектив принимался (часто формально) какой-нибудь настоящий цыган или удачно косящий под него чернявый молодец. Тут в репертуар можно было вставить несколько очень популярных тогда итальянских (Пупо, Челентано) или французских (Джо Дасен, Миррей Матье) шлягеров, а назвать всё это «Песни цыган всего мира». Канало за милую душу.
Количество ВИА в семидесятые-восьмидесятые превысило все мыслимые пределы. Каждая захудалая филармония имела пять-восемь коллективов разного качества. Безналичные деньги, которые государство скупо, но ассигновало на культуру, всё-таки позволяли музыкальным организациям закупать аппаратуру, так что в обеспечении техническим оснащением ВИА шли далеко впереди вечно нуждающихся групп.
Музыканты ВИА имели постоянную плановую работу и как следствие этого — вполне приличные заработки. Административные вопросы на гастролях решались специальными директорами, аппаратуру таскали штатные грузчики — о таких райских условиях группы, находящиеся в неофициальном статусе, могли только мечтать. А ещё вокально-инструментальников активно показывали по телевидению, чем поощряли и так неимоверную популярность на всю многомиллионную страну. Особенно у прекрасной половины человечества.
В 75-м я работал в «Добрых молодцах». Приезжаем, например, в Свердловск. Из аэропорта — в гостиницу. Получаю ключ, поднимаюсь на пятый этаж. Когда открываю дверь, уже слышу, как надрывается в номере телефон. Прямо с чемоданом подбегаю, задыхаясь: «Слушаю! В трубке приятный женский голос: «Але, это добры молодцы?». Я гордо: «Да!». Она игриво: «А это красны девицы!». Дальше рассказывать?!
Однажды какая-то левая типография, будучи не в силах сделать нечто большее, изготовила для нас небольшое количество симпатичных наклеечек с названием ансамбля. Трёх разных цветов. Красавец певец, всегда имевший у зрительниц колоссальный успех, надписывал на этих наклейках свой текущий телефон и выдавал на концерте девушкам в обмен на букеты цветов, которые ему выносили на сцену почти после каждой песни. Если девушка попадалась очень симпатичная, он одаривал её зелёной наклейкой, если так себе, но ликвидная — голубой, а совсем уже бяка позорная получала наклейку оранжевую. Вечером после концерта, когда страдающие девицы обрывали его гостиничный телефон, он мягко интересовался, какого цвета у них наклейка. Если оранжевая — «Щас уезжаю в Москву!» Если голубая — «Перезвоните через полчасика!»» А уж если зелёная — «Жду с нетерпением, открываю шампанское!».
Девушки дежурили у служебных входов, лазали в гостиницы по водосточной трубе, ездили за артистами по другим городам. Однажды в Даугавпилсе пришла записка: «У меня есть пластинка «Самоцветов» и ребёнок от «Лейся, песня!», через неделю схожу на «Весёлых ребят» и можно умирать!».
Всё это не значит, конечно, что фанатичные поклонницы как класс появились в природе одновременно с вокально-инструментальными ансамблями.
Знаете Муслима Магомаева? Его машину в своё время поклонницы зацеловывали так, что живого места не оставалось — одна сплошная губная помада. И это при полном отсутствии современных моющих средств. Вот водителю-то радость!
А питерцы очень старшего поколения рассказывали, что красивого оперного тенора Сергея Лемешева в каждый его приезд в колыбель революции после спектакля у служебного входа всегда ждали сотни две поклонниц. Просто ради того, чтобы посмотреть, как он бегом прыгает в машину. Потом расходились, оставив на площади огромную лужу глубиной в два сантиметра. От проникновенного понимания искусства не выдерживал мочевой пузырь.
Вот это был экстаз! А ВИА — так, семечки.
Вырваться после репетиций на гастроли было праздником. Праздником вдвойне, потому что перед этим ансамбль был вынужден пройти пренеприятнейшую процедуру — сдачу программы;
Специальная комиссия, в основном состоящая из пристроившихся дармоедов, должна была дать оценку эстетике, гармоничности и идейной выдержанности концерта.
Я тогда работал в Росконцерте, где большое внимание уделяли внешнему виду. Поэтому перед прослушиванием музыканты всегда налаживали скромность. У всех без исключения были довольно длинные волосы — их старались спрятать в первую очередь. Непосредственно на голове причёска закалывалась девчоночьими невидимками, а десяти-двадцати сантиметровый хвост убирался сзади под воротник. Причём для того, чтобы хвост не вылез, его приходилось держать напряжённой шеей, сильно втянув голову в плечи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
