Смена темы, как она и ожидала, отвлекла Бонапарта, и он углубился в подробные рассуждения о непрочности Директории, которая в настоящее время руководила работой правительства.
– Без поддержки армии Директорию уже давно свергли бы, – заявил он. – Если бы не мой «дымок крупной картечи» три года назад, политический облик Франции был бы совсем другим.
Постучав, в столовую вошел слуга.
– Вы желаете, чтобы кофе подали в гостиную, генерал?
Наполеон вопросительно посмотрел на свою гостью:
– Мадам?
– Как вы хотите, Наполеон.
– Хорошо, тогда мы перейдем в гостиную. Принеси портвейн и коньяк, Клод. – Он вытер губы и отодвинул стул. – Мадам?
Мег оперлась на предложенную ей руку, и они вернулись в гостиную. Портьеры были задвинуты, и дверь в коридор, которую она раньше открыла, была теперь закрыта. Она посмотрела на нее, и генерал сам слегка приоткрыл ее.
– Теперь, мадам, все достаточно благопристойно?
– Дело не в благопристойности, генерал, – мягко напомнила Мег. – Меня волнует моя репутация. Мне не хочется попусту компрометировать себя.
Его яркие глаза вдруг стали проницательными, когда он понял смысл и тон ее слов.
– Конечно, Натали. Я прекрасно вас понимаю. – Он сел на диван рядом с ней, следя за ее руками, когда она разливала кофе. Одной рукой он незаметно обнял ее, ладонь легла на ее узкую спину. Тепло этой ладони, казалось, обожгло ее кожу сквозь тонкий шелк платья, и Мег потребовалось усилие воли, чтобы не вскочить с места. Скоро это кончится, сказала она себе. Ей нужно продержаться еще полчаса, не больше. Организовать убийство, и все будет кончено... Ее роль будет сыграна.
Она отказалась от предложенного портвейна и маленькими глотками пила кофе, стараясь не замечать руку, которая все еще оставалась на ее спине. Пальцы начали подбираться к ее затылку, генерал склонился к ее уху и тихо шепнул:
– Знаете, я нахожу вас чрезвычайно привлекательной, моя дорогая.
Мег слегка повернулась и взглянула ему в лицо:
– Как я уже сказала, Наполеон, я не хочу попусту портить свою репутацию. – Уголки ее губ приподнялись в соблазнительной улыбке, не оставляя у него никакого сомнения в том, что она отвечает на его чувства.
Он немного помолчал, пальцами как бы наигрывая какую-то мелодию на ее спине. Мег сидела тихо, позволяя доиграть мелодию до конца, ожидая, какой же ответ нарушит это молчание.
Наконец Бонапарт опустил руку, встал и направился к буфету, чтобы налить себе коньяку. Потом он обернулся, вращая бокал в руках, разглядывая ее, слегка хмурясь.
– Итак, Натали, как же мы все это устроим?
Мег решила, что на прямой вопрос нужно дать такой же прямой ответ. Она медленно открыла свой веер как бы в глубоком раздумье, потом решительным движением закрыла его и посмотрела генералу прямо в глаза.
– Если мы решим назначить тайное свидание, Наполеон, то это должно произойти в совершенно другой обстановке, – сказала она тихим, но решительным голосом. – Мы должны встретиться где-нибудь за городом, только мы двое. Я попросила бы вас прийти совершенно одного, как и я. Никто не должен знать об этом. Меньше чем через неделю вы отсюда уедете, наша связь превратится в воспоминание, а я остаюсь здесь. Я не могу и не хочу оказаться мишенью для насмешек и темой для сплетен по всему средиземноморскому побережью.
– Понимаю, дорогая, – сказал Бонапарт. – Полагаю, я смогу выполнить ваши условия без особых сложностей.
– Вы дадите мне слово, что никому не скажете? – Она взволнованно вскочила с дивана. – Ах Господи, я так мало понимаю в таких делах. Иногда я просто не владею собой, когда встречаю... – Она беспомощно развела руками. – Когда встречаю кого-нибудь, к кому меня так влечет.
Он улыбнулся и бессознательно ухватился за красные отвороты своего сюртука.
– Влечение для того и существует, чтобы ему следовать, моя дорогая.
– Может быть, – сказала Мег с печальной улыбкой. – Но именно женщине всегда приходится рисковать больше всего.
– Доверьтесь мне, Натали. Я не буду подвергать риску вашу репутацию, – сказал Бонапарт, подходя к ней. Он взял ее руки и поднес к своим губам, потом резко притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы.
Она противилась ему, отворачивая голову в сторону:
– Пожалуйста, пожалуйста, Наполеон. Не здесь, прошу вас.
Он внезапно отпустил ее. Глаза у него были довольно дикие, он тяжело дышал.
– Простите меня, но вы лишаете меня рассудка. Я не могу дождаться... – Он не закончил фразу, но в этом и не было необходимости.
Мег отошла от него поближе к окну. Сознание того, что Козимо у ворот следит за условленным сигналом, придавало ей уверенности.
– В нужное время, в нужном месте, – твердо сказала она и осталась довольна собой.
Бонапарт шумно выдохнул и вытер лоб платком.
– Вы очень неуступчивы, моя дорогая Натали. Но все будет, как вы скажете. Я все устрою. Ждите известий от меня.
– С нетерпением, – сказала Мег, подходя к нему. Она прижалась к нему и легко поцеловала в уголок рта. – Я обещаю, – шепнула она ему на ухо, – а теперь я вынуждена покинуть вас... на время.
Наполеон так резко дернул за шнур звонка, что, казалось, вырвет его из стены, и не успел звон затихнуть, как явился адъютант.
– Генерал?
– Проводите мадам Живерни к ее экипажу, – отрывисто приказал Бонапарт. Он коротко поклонился своей гостье. – Желаю вам спокойной ночи, мадам, – сказал он, повернулся и удалился в свой кабинет, не дожидаясь ее ответа.
– Генерал, – пробормотала она ему в спину и величественно прошла мимо любопытствующего Жиля, который открыл перед ней дверь. Бонапарт разыграл все достаточно хорошо. Пройдет слух, будто вдова чем-то вызвала его недовольство. Она изобразила смущенную неловкость и на прощальные слова адъютанта ответила едва слышным шепотом.
Он отдал ей честь и вернулся в особняк, чтобы доложить полковнику Монтеню об интересном завершении генеральского вечера.
Козимо еще никогда не проводил вечер в более неудобном положении. Он не отводил глаз от портьер на окне в покоях Бонапарта, каждая мышца в плечах и шее болела. Привычное для него холодное равнодушие исчезло, когда он сидел в ожидании, стараясь не представлять себе, чем занимается Мег. Воображение его разыгралось. Он винил себя за то, что втянул ее в опасную игру. У нее нет опыта, которым обладала другая женщина, и у нее не было тех мотивов для участия в этой войне, какие заставили Эйну участвовать в ней.
Сама Эйна пережила террор, но потеряла семью. Ее мать – австриячка – была одной из ближайших компаньонок Марии Антуанетты. Эйна выжила благодаря своему острому уму, бежав в Англию с глубоким чувством ненависти к революции и всему, что с ней связано.
