Примерно через час пришлось опять менять порядок движения: устали собаки Кейзо. И вновь я увидел за собой залепленную снегом морду Тьюли и всех остальных небольших и дружных собак Джефа. Начался подъем. Примерно за час до остановки, повернув очередной раз голову, я увидел, что Джеф делает мне знак остановиться. Подъехал подталкиваемый ветром Этьенн и попросил меня вернуться к Уиллу, чтобы помочь ему разобраться с собаками. Спустился против ветра вниз по склону и застал печальную картину. Наши собаки понуро лежали в снегу, и поэтому вид нашей некогда боевой колесницы рядом с суетящимся расстроенным и нервничающим Уиллом производил унылое впечатление. Всего через два дня после забастовки собак Кейзо отказались работать и наши. Уилл выглядел растерянным и не знал, как заставить собак встать. Он предложил мне встать с упряжкой, а сам пошел на лыжах вперед, одновременно подзывая собак, но, увы, этот безотказно действовавший до сих пор метод на этот раз не произвел особого впечатления — они продолжали лежать. Попробовали поменяться местами с Уиллом — тот же эффект! Уилл кричал на собак и колотил их — безрезультатно! Только Тим, Томми и Пэнда пытались еще как-то изобразил некую активность, но их энтузиазма явно не хватало, совместными усилиями нам удалось стронуть упряжку с места, но ненадолго: собаки валились в снег буквально каждые 15–20 метров. Видно было, что они здорово устали. Продолжать движение было совершенно бессмысленно, поэтому остановились на ночлег немного раньше обычного, несмотря на значительный уклон местности.
У Уилла сдали нервы, и он начал, едва распустив веревку, увязывавшую груз на нартах, выбрасывать в снег «лишний», по его мнению, вес. Оранжевой птицей полетела его большая теплая парка (он выбросил ее со спокойной душой, поскольку накануне я пообещал отдать ему свою), веревка, еще какой-то мелкий инвентарь. Я подошел к нему и довольно резко заявил, что, может быть, лучше сначала подумать, а уж потом выбрасывать все подряд. Я считал, что если мы решили помочь собакам, то прежде всего следовало отказаться от небольших саней, которые мы по-прежнему продолжали буксировать за собой и которые в глубоком снегу работали как хороший тормоз. Уилл молча развернулся и ушел в палатку. Видно было, что он явно недоволен моим вмешательством. Я, не спеша, чтобы дать себе остыть, занялся организацией лагеря: освободил и перевернул нарты, покормил собак, выдав им опять только по полпорции — корма оставалось всего на два дня, а до склада около 25 миль (сегодня все-таки прошли 17 миль), и неизвестно, сколько нам до него идти, а ветер к вечеру вновь усилился. Закончив дела, забрался в палатку. Здесь, в теплой атмосфере, после сытного ужина мы с Уиллом вновь возвратились к событиям сегодняшнего дня. Уилл считал, что единственной причиной забастовки его собак был избыточный вес нарт. Я же склонялся к мысли, что это прежде всего психологическая усталость, вызванная беспросветной погодой, отсутствием солнца и полноценного отдыха. Внешний вид собак не внушал особых опасений: они были в хорошей форме, с прекрасным мехом и отменным аппетитом (в Гренландии в конце путешествия выглядели они гораздо хуже). Я убежден, что один-два дня полноценного отдыха без ветра и метели, и они обретут прежние уверенность и энтузиазм. В доказательство привел пример с собаками Кейзо, которые так же не хотели идти накануне, а сегодня нормально справлялись со своею задачей, несмотря на то что и отдохнуть-то как следует им не пришлось. Уилл остался при своем мнении. Что день грядущий нам готовил? Лагерь в координатах: 73,5° ю. ш., 67,5° з. д.
29 сентября, пятница, шестьдесят пятый день.
Интересно, когда кончится снег? Последнюю неделю мы часто вспоминали наших друзей Мустафу и Ибрагима и их благодатную родину, где снега просто не бывает. Хорошо было бы Антарктиде поделиться снегом с Аравией. Мы сейчас, пожалуй, как никто в мире, ощущали, как много здесь этого снега.
За сегодняшнюю ночь выпало около 70 сантиметров свежего мокрого снега. Утром тепло, около минус 11 градусов, опять снег, опять мгла, видимость менее 200 метров, но двигаться можно. Уилл неожиданно разбудил меня в три часа ночи и заявил, что хорошо бы, если бы Генри захватил из Пунта-Аренас 40 литров бензина для нас. Я спросонья не сразу понял, зачем для этого надо было будить меня в середине ночи, но потом по мере прояснения сознания до меня дошло, что ближайший сеанс радиосвязи с Пунта-Аренас в 6 утра и моя задача успеть сообщить Этьенну об этом бензине, поскольку я все равно выхожу из палатки для снежных процедур около 6 часов, а Уилл боится проспать. Радиосвязь принесла обнадеживающую весть: самолет вылетел из Пунта-Аренас и держит курс на Розеру, где предполагает быть около 3 часов пополудни.
На раскопки ушло три часа. Мы оставили в этом лагере все, что могли: маленькие сани, аварийную палатку, несколько пар лыж, провиант, — причем Этьенн и Кейзо, обнаружив у себя огромные запасы конфет французского производства, безжалостно вышвырнули их на снег, отчего около их нарт образовался пестрый коврик. Все остальные, менее обеспеченные конфетами участники экспедиции не обошли этот коврик своим вниманием, и он в результате приобрел весьма потертый вид, а местами просто был продырявлен. Снег настолько мягок, что даже на лыжах я проваливался по колено! Шли крайне медленно, меняя первую упряжку каждые 40–50 минут: собаки, идущие по целине, быстро выдыхались, так как шли, проваливаясь по грудь, касаясь снега длинными высунутыми красными языками. Я брел впереди буквально шаркающей походкой, так как порой даже не мог вытащить лыжи на поверхность. Пришлось остановиться раньше 14.00, так как собаки очень устали и отказались двигаться. Даже совершенно безотказная до того упряжка Джефа и та остановилась. Собрались у нарт Этьенна и Кейзо и решили встать здесь лагерем в ожидании самолета и хорошей ветреной погоды (в надежде на то, что этот злосчастный снег сдует). Собачий корм был на исходе, и на таком скудном пайке они могли в лучшем случае отдыхать, но не работать, да еще в таких сложных условиях. Медленно, ибо торопиться некуда, разбили лагерь. Поскольку здесь предполагалась довольно продолжительная стоянка, Уилл предложил мне установить палатку подальше от остальных с тем, чтобы собаки не нарушали ночью наш покой. Отъехали метров на двести пятьдесят. Как знать, возможно, это наш последний лагерь с Уиллом — ведь с 1 октября мы должны меняться палатками. При трехпалаточном варианте я перехожу к Этьенну, Дахо к Уиллу, а Кейзо — к Джефу, при двухпалаточном — Этьенн, Дахо и я в одной палатке, а Джеф, Уилл и Кейзо — в другой. В любом случае до конца экспедиции мы с Уиллом не будем более соседствовать. Это и плохо, и хорошо. Плохо потому, что мы уже притерлись, наш быт организован, обязанности каждого определены, мы знали вкусы друг друга, любимые темы для разговоров и много всего того, что можно узнать, проведя вместе более двух месяцев в небольшой палатке отрезанными от всего остального мира. Хорошо потому, что каждый из нас получал возможность узнать поближе кого-то другого из команды, и это, конечно, должно было сблизить нас еще больше. Правда, когда сегодня утром перед выходом Стигер назвал такой состав троек: Джеф, Кейзо, я и Уилл, Этьенн, Дахо, — то Жан-Луи, подойдя ко мне во время утренних раскопок, сказал, что не хотел бы находиться в одной палатке с Уиллом, поскольку в этом случае неизбежными будут беседы о бизнесе и ни о каком отдыхе не может быть и речи (как было, по словам Этьенна, в Гренландии, когда они с Уиллом прожили вместе в одной крохотной палатке две недели). Не знаю, только ли боязнь разговоров о бизнесе или что-нибудь другое было подоплекой такого заявления Этьенна, но только после его разговора с Уиллом состав троек изменился. После забастовки своих собак Уилл изменил первоначальное решение об эвакуации только одиннадцати собак. Сейчас мы собирались отослать пятнадцать, поскольку знали, что Генри везет три свежие. Из оставшихся двадцати четырех собак предполагалось сформировать две упряжки по двенадцать собак. Сегодня же утром во время нашей беседы он заметил, что не исключает возможности разделения команды, если мы будем вынуждены задержаться на этой стоянке. Такое разделение, по мнению Уилла, будет способствовать более быстрому продвижению оставшейся группы по маршруту. Уилл предполагал оставить только троих, остальных же отправить в Пунта-Аренас с тем, чтобы они присоединились к экспедиции в базовом лагере в горах Лоуорт. Когда мы остались вдвоем, я осторожно осведомился, а кто же будет третьим. Относительно первых двух я не сомневался — это, разумеется, были организаторы и руководители экспедиции Уилл Стигер и Жан-Луи. Третьим Уилл предполагал взять Джефа как штурмана и каюра! Каково?! Естественно, я заявил Уиллу, что абсолютно не согласен с этой идеей, считаю ее принципиально вредной и необоснованной, и добавил, что ни при каких обстоятельствах добровольно не покину экспедицию. Сошлись на том, что нам не придется прибегать к крайним мерам. Должно же, наконец, нам повезти с чем-нибудь: со складом, погодой или самолетом (хотя, конечно, все эти три «везения» теснейшим образом зависели друг от друга).
