Вита, повернув голову, слушала ее, смотрела на нее и пыталась представить себе, каково это будет для Наташи принадлежать человеку, для которого она будет просто орудием для достижения какой-то цели, и для него никакого значения не имеет то, что она видит, и что чувствует, и тайна, и образы, и Вселенные внутри, людей, и война с самой собой — ничего. И в этот момент она в очередной раз ощутила свою второстепенность. Она не имела значения. Значение имела Наташа. А Вита была обязана хранить ее, потому что кроме нее это сделать некому. Герой и спутник героя. Пусть у героя вместо меча кисть и у спутника героя вместо щита высококачественная лживая улыбка. А ведь ветряные мельницы-то действительно оказались чудовищами.
— Вот, Лена, возьми, — сказала Света, появляясь на балконном пороге с дымящейся чашкой кофе. — Наташ, тебе сделать?
— Да, конечно, — холодно ответила Наташа. Света радостно кивнула и бегом умчалась на кухню.
— Она начинает меня раздражать, — пробормотала Наташа, глядя ей вслед.
— Она тебя обожает. Будь с ней помягче и постарайся продумать, как себя с ней вести. В конце концов, никто, кроме тебя, не виноват в том, что с ней случилось. Только ты можешь вылечить ее от этого…жречества.
Глаза Наташи затуманились, заволоклись мечтательной дымкой.
— Я бы могла ее снова нарисовать… могла бы найти то, что…
— Ты опять? — холодно произнесла Вита. — Аб инкунабулис?[10]
Наташа, не поняв, пожала плечами, выбросила недокуренную сигарету в дождь и отвернулась.
— Пойду спать, иначе мы сейчас опять… — не договорив, она махнула рукой и ушла в комнату. Света, услужливо улыбаясь, принесла ей кофе, и Наташа, обжигаясь, торопливо выпила его, потом быстро переоделась. Рубашка Светы оказалась ей узка и коротка, она сильно стесняла движения, резала в груди и в плечах, но Наташа не стала ее снимать — прикосновение дорогого хорошего материала к коже было восхитительным. Она выключила верхний свет и нырнула под одеяло.
Вита и Света долго не ложились, курили на балконе, говорили о чем-то, смеялись приглушенно за закрытой дверью, и повернув голову, она видела их темные силуэты за задернутой шторой. Вспугнутый кофе сон не возвращался, и Наташа просто лежала с закрытыми глазами. Вначале она вспоминала лицо погибшего в Суздале человека — картину она помнила хорошо, а вот лицо позабылось — лица не имели значения. Потом подумала о Славе, и сразу стало больно, за болью пришла ненависть, и слезы, порожденные болью, превратились в слезы бессильной ярости, и кто-то внутри глотнул этой ярости, и проснулся, и зашептал настойчиво. Слушать его было очень приятно, слушать его было необходимо, но Наташа сжала зубы и снова представила себя гигантским водяным валом. Волна обрушилась на шепот, смяла его, растворила и растеклась отчаянием и безнадежностью. Неужели теперь такова будет ее жизнь до самого конца? Снова и снова воевать с собой, снова и снова убивать себя, снова и снова лишать себя воздуха. Только и будет, что дороги, и города мимо, и чужие лица, и боль, и бессилие, и вечный голод, и вечная вина. Сколько она выдержит — десять лет или один день? Схоронить себя, не умерев. Что взято против воли, останется навсегда, а что отнято — никогда не вернуть. Ей казалось, что быть творцом — благо, но это оказалось проклятием. Как громко смеются боги, и сколько крови в их смехе!
Неожиданно все исчезло, и Наташа погрузилась в странный покой, густой, как мед, утешающий, умиротворяющий. Она снова услышала шелест дождя за окном, снова услышала голоса на балконе, смешок Виты, Наташиной и чужой волей безжалостно выдранной из собственной жизни. Умирали не те, кому следовало умереть. Умирали не те…
Думаю, когда ты начнешь рисовать, ты и не вспомнишь о своей мести, не вспомнишь о Славе, обо мне, обо всех, кто уже умер…
А разве это важно?
Наташа улыбнулась в полумраке, и кто-то внутри улыбнулся вместе с ней, и улыбки их были темными, и тьмы становилось все больше.
III
— Ты уверена, что не сможешь пойти? — снова спросила Вита, причесываясь и поглядывая на Наташу, которая лежала на диване и рассеянно смотрела в экран телевизора. — Ты ведь так хотела посмотреть город.
Наташа покачала головой, тут же охнула и прижала ладони к вискам.
— Нет. Голова просто раскалывается — и таблетка не спасла. Наверное, посижу еще немного и опять лягу спать. Ты надолго?
— Вряд ли. Я и сама не в лучшем физическом состоянии. Просто есть пара небольших дел, а вечером поеду к Карине, заберу деньги. Света, присмотришь за ней, хорошо? Я возьму телефон — если что, сразу звоните.
Матейко, усиленно кому-то названивавшая, весело кивнула.
— Возьми мой зонтик, обещали дождь. И один из ключей на тумбочке возьми. У меня их много — я почему-то постоянно теряю ключи.
— Хорошо, — Вита вышла из комнаты и вернулась уже в пальто и с сумкой через плечо. — Все, дамы, разрешите откланяться. Смотрите, не открывайте дверь кому попало. Я скоро.
— Не теряйся, — тускло сказала Наташа, с болезненным вздохом опуская голову на подушку. Но едва хлопнула входная дверь, как ее глаза, только что затуманенные и несчастные, мгновенно ожили, широко раскрывшись, и из них выглянуло нечто осознанно хитрое и довольное. Наташа села на диване, расстегнула заколку, и спутанные волосы рассыпались по ее плечам, часть прядей свесилась на глаза, придав выражению ее лица недобрую затаенность.
— Тебе разве сегодня не надо на работу? — спросила она Свету. Та мгновенно положила трубку и удивленно переспросила:
— На работу? Я не работаю — зачем это? У меня все есть.
— Чем же ты занимаешься?
— Да так, — Света неопределенно пожала плечами, — хожу… в разные места. Летом буду поступать в Институт международных отношений.
— А почему ты хочешь поступать именно туда, — с удивлением спросила Наташа — Матейко в ее сознании как-то не укладывалась не только в образ студентки Института международных отношений, но и студентки вообще. Света закинула ногу за ногу и потянулась — хорошенькая, беззаботная.
— Так хочет папа.
— А ты сама этого хочешь?
— Конечно, — она рассеянно улыбнулась Наташе. — Там много людей. Я люблю, когда вокруг много людей, я так долго жила в одиночестве, и теперь мне хочется общаться круглые сутки. Если бы не ты, я бы…
— Да, — хмуро сказала Наташа, — если бы не я… Хотя… ты ведь теперь счастлива?
— Еще бы!
— А что еще-то? — пробормотала Наташа в пространство и встала. — Мне нужны деньги.
Не задавая вопросов, Света вскочила, убежала куда-то и через несколько минут вернулась с красивым дорогим кошельком, и Наташа слегка улыбнулась — во власти действительно было очень много очарования. Света протянула ей кошелек, Наташа открыла его и не сдержала удивленный возглас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
