должна испытывать в данной ситуации.
Всевышний! Какая же я глупая! Этот урод пытался изнасиловать меня, а я зачем-то беру на себя ответственность за его жизнь. Мне должно быть плевать!
Именно с этой мыслью я проигрываю своим эмоциям, ощущая, как жар подкрадывается к горлу, лишая возможности нормально дышать. Потому что я помню, как его грязные руки трогали меня, помню, как эти губы слюнявили мою кожу, а его детородный орган терся о мое тело… Я даже помню, с какой яростью сжала его яйца, за что потом и получила плетью по спине. Он обошелся со мной, как с ничтожеством, и теперь самое малое, на что я имею право, это чтобы Джафар вырвал его сердце голыми руками. Но я не уверена, что Аль Нук-Тум пойдёт на такое, если только этот ущербный лично не признается ему, как безжалостно он пытался избавиться от меня.
ДЖАФАР
Расправляю плечи и заставляю себя сложить напряженные руки перед собой. И на это у меня уходит практически вся сила воли, потому что этими руками я предпочел бы сейчас убивать.
Я никак не ожидал, что из прекрасных алых губ прозвучит имя моего визиря. С той самой секунды слишком много отравляющих эмоций омывают мою ревущую от очередного предательства душу. Однако в глубине этой души я все-таки желал, чтобы Джансу ошиблась.
Но разве может она забыть того, кто оставил столько ран на ее теле? Ведь я знаю, что шрамы — это ничто по сравнению с тем, какие кровавые борозды остаются в нашей памяти.
А судя по тому, как искажалось ее лицо, когда она начала растерянно шептать проклятое признание, они все еще кровоточат. Идиот, еще и усомнился в ней. А ведь Зураб всегда был настроен против этой девушки.
Замечаю, как он мечется взглядом в сторону Джансу, и сам перевожу на нее свое раскаленное внимание. Я мог бы сказать, что она растеряна и напугана, если бы не видел в тропических глазах дикарки ярость, которая провоцирует идеальную кожу на девичьих щеках раскраснеться. И моя агония разгорается еще больше от того, что ко мне приходит четкое осознание, что между этими двумя определенно произошло что-то. Жадное чувство собственничества ошпаривает мой мозг, после чего изо рта вырывается строгий рык:
— Прикрой лицо, Джансу!
Она вздрагивает, будто вырывается из лопнувшего мыльного пузыря, и, хлопая ресницами, торопливо выполняет мое требование, пятясь в угол комнаты.
— Мне повторить свой вопрос? — теперь обращаюсь к Зурабу, сжимая пальцы рук в кулаки, едва сдерживая желание разбить его лицо.
— Нет, мой господин, — прилетает мне сдавленный ответ, на что я стискиваю челюсти, уже представляя, как отгрызаю голову лживому ублюдку.
Делаю ленивый шаг в сторону Зураба, ощущая, как каждая мышца в моем теле вспыхивает от потребности броситься на шакала и разбить его череп прямо у ног Джансу. Пролить его кровь ради женщины, которой он причинил боль. Как неудачно для него, ведь она стала слишком важной для меня.
— Где ты был во время поисков?
В этот самый момент мой визирь делает одну огромную ошибку. Зураб снимает перстень со своего пальца, практически незаметно переодевая его на другую руку. Такое случается, когда он нервничает. На таких мелочах и попадаешься.
Втягиваю воздух одним уголком рта, позволяя раздражению исказить свое лицо, однако и это не становится для Зураба сигналом о том, что не стоит мне врать. Хотя я бы не пощадил его ни при каком раскладе.
— Ездил в сопровождении двух солдат на нефтяную скважину.
— Если мне не изменяет память, ты задержался.
— Так и есть. Мы едва не угодили в бурю и переждали ночь в одной из деревень.
— А наутро просто взяли и отправились обратно во дворец?
Он сглатывает, но отвечает слишком уверенно, что разнится с его выражением лица и глазами, которые предают его и уже молят меня о пощаде.
— И ты не видел девушку, которую я искал все те дни?
— Нет, мой господин.
— Заткнись! — рявкаю так, что Зураб отшатывается на два шага назад, но я тут же настигаю его, вынуждая шакала с глухим звуком врезаться затылком в стену. — Аллах видел, что я давал тебе шанс.
— Я говорю правду!
— Вот сейчас и проверим, — произношу угрожающе и, тяжело дыша, заставляю себя отступить, чтобы не облегчать этому лживому ублюдку судьбу. — Ахмед! Дай ему нож.
Командир поискового отряда, а теперь и единственный человек, кому я еще доверяю в этом дворце, незамедлительно выполняет мой приказ, протягивая ошеломленному Зурабу нож.
— Ты знаешь, что делать.
Зураб судорожно переводит взгляд с острого лезвия на меня и обратно.
— Господин, — хрипит он, — будьте благоразумны…
Я поднимаю руку, обрывая его жалкий лепет:
— Это последний раз, когда я предоставляю тебе возможность сделать это самому.
Зураб нервно облизывает тонкие губы, прежде чем протянуть дрожащую ладонь, в которую Ахмед вкладывает металлическую рукоятку. Вот теперь он действительно напуган.
Еще с минуту визирь смотрит на оружие, зажатое в своей потной ладони, а потом неуверенно прикладывает острый наконечник к мизинцу и вновь замирает, срываясь на частые вздохи. И чем дольше он медлит, тем сильнее крупная дрожь охватывает его конечности.
Не дождавшись от меня никакой реакции, он слегка нажимает на кожу и делает маленький надрез, проглатывая скулеж о пощаде. Его дыхание учащается, становится громким и прерывистым, а по виску скатывается маленькая капля пота. Но он пытается скрыть волнение, порывисто втягивая воздух носом.
Наконец Зураб все-таки делает еще один нажим, однако, не выдержав боли, тут же роняет нож, а вместе с ним и сам со сдавленным воплем падает к моим ногам.
— Пощади, господин! — стонет, не поднимая головы. — Я не желал зла, я хотел помочь… эта рыжая ведьма околдовала ваш разум, она грязная и не достойна вас, пощади…
— Хотите, чтобы я закончил с ним, господин?
Ахмед — редкий тип людей, верный своему хозяину и полностью отдающий себя службе. И он бы с радостью наказал Зураба ради меня. Но этот шакал мой.
— Я сам.
— Хорошо, — Ахмед кивает и отступает к стене, после чего я улавливаю невнятную мольбу Зураба, который едва ли не вылизывает мои ноги.
В этот момент я поворачиваю голову в сторону Джансу.
— Ты уверена? — спрашиваю ее как можно мягче, потому что сейчас она снова выглядит уязвимо. Но все же я должен убедиться,
